Октябрь 2023 г.

Октябрь – серый, стылый, слякотный месяц. Время, когда осень передаёт права зиме, однако последняя еще сомневается, нужна ли ей дополнительная нагрузка или обойтись положенным по календарю сроком. Гадко, холодно, тоскливо, сыро. Промозглый дождь неумолимо превращается в мокрый снег. Ветер швыряет ледяные капли за воротник. Ноги, в какой бы обуви ни были – уже давно вымокли. Скоро Самайн. Грань мира постепенно истоньшается, но до Дикой охоты еще несколько дней. Пока не звучит над жнивьями призывно рог, не набрала силу осенняя буря. Призрачный всадник только седлает своего коня. Дикие гончие дремлют в псарнях. Мир лишь готовится к особой ночи, но в таких местах, как это, уже слышен гул безвременья.

На городском кладбище пусто. Но в самой дальней части, примыкающей вплотную к лесу, около могилы сидят люди. Судя по всему, родственники, пришедшие помянуть умершего в особую дату. Рождения или смерти. Ясно, что мертвым календарь безразличен – он нужен живым.

Люди редко переговариваются. В вязкую тишину иногда проникают обрывки фраз:

– Сколько лет прошло, а я все не могу понять, зачем я его в этот самолет посадила, сдалась мне эта путевка, – со слезами на глазах произносит старшая из женщин.

– Мам, ну не начинай, – гулко произносит невысокий, светловолосый мужчина. Ему тоже тяжело, но эта тяжесть за долгие годы стала привычной, почти родной. Словно ноющая старая рана, которую хоть и вылечили, но на погоду тянет. Сам он часто думал: как так вышло, что брат полетел в том самолёте, а остальная семья должна была лететь на день позже. Ошибка, роковая невнимательность, халатность? Никто не думал, что так оно будет. Конечно, не думал. И не виноват никто, кроме фанатичной террористки-смертницы. Даже тот несчастный капитан милиции не виноват, из которого прилюдно сделали козла отпущения за то, что недостаточно качественно осмотрел шахидку. Хотя как ее качественно досмотреть надо было, если следствие установило, что взрывчатки у нее не было, не понятно. Однако брата это не вернёт. И мать не вернет, которая уже скоро как двадцать лет не здесь, не с ними, а в аэропорту, в зале ожидания.

Снова стало тихо. Вторая женщина безмолвно, смотрит куда-то вдаль, туда, где на краю леса мерцают маленькие, жёлтые огоньки. Она всегда молчит, когда приезжает сюда. Слова в таких ситуациях лишние, ненужные, пустые, ведь ими невозможно унять боль, утешить горе. Люди вообще придают много значения словам и все меньше и меньше делам. А тут и делом то не поможешь, тогда что воздух сотрясать. Это не её боль, она досталась ей вместе с мужем. Войдя в его семью, как и водится, разделила с ним все радости и горести. И того, и другого было вдоволь. Что уж…

Вот и ежегодное молчание на кладбище в день рождения неизвестного ей человека стало сравни ритуалу, когда сидишь и спрашиваешь, а можно ли было что-то изменить, перекроить реальность? Если бы отследили смертницу, если бы не продали за взятку билет? Или на худой конец просто бы не полетели раздельно? Глупые и бесполезные мысли. Зачем из года в год лезут в голову? Но не денешься от них, как не спрячешься в эти дни от мерцающих огоньков, что пляшут вдали кладбища, перемигиваются, приближаясь. Но вопросы, заданные много лет назад, повторяются и в эту ночь, и не меняются из года в год. «А можно ли было что-то изменить? Знать, предугадать, исправить?» Да, уж, извечные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?» Только с истеричными женскими нотками. Вопросы о родных, близких, дорогих людях. О шурине, которого никогда не видела, о Дениске, мечтавшем служить и до полусмерти замёрзшем по дороге в часть, о глубоко обиженных родителях, о сестре, сбежавшей ото всех на другой край мира. Но что толку-то? Вопросы заданы. Но ответов на них нет. А те, что есть, глупы, и поэтому неприятны. От этого горько, и гложет ненужное чувство вины. Одна надежда: за рутиной последующих дней разойдутся кругами по серой воде и глупые вопросы, и бесполезные мысли, и ничего не меняющие ответы…

Уже совсем стемнело, люди ушли. На могиле остались традиционные хлеб и стопка. Высокая, сотканная из тьмы фигура прошлась вдоль надгробий, скользнула длинными пальцами по краю плиты. Вчиталась в табличку с датами жизни, покачала в раздумье головой. Присела на сохранившую человеческое тепло скамью. Взяла подношение и шелестом опавшей листвы произнесла:

«Я ГОТОВ ДАТЬ ДАЖЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ОТВЕТЫ НА ТВОИ ВОПРОСЫ, АЛИСА. НО ЧТО ТЫ БУДЕШЬ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?»

Черный автомобиль неспешно ехал по мокрой дороге. Дворники методично сбрасывали капли дождя с лобового стекла. В салоне было сухо и тепло. После сырости кладбища контраст ощущался крайне остро. Женщина, сидевшая рядом с водителем, блаженно вытянула ноги. Её слегка знобило, но скорее всего, от не отпустившего холода и переутомления. Сейчас приедут домой, она примет горячую ванну, поспит, и завтра пойдет на работу. Дел очень много: и иск по разделу имущества надо написать, и апелляцию по наследству, да и выписку на землю надо не забыть заказать.

– Ты текст для прения сторон по «строителю» смотрел? – спросила она.

– Смотрел, – покривился муж.

– И что?

– Хорошо, коротко, ёмко и по сути. Я почти не корректировал. Жаль – все равно посадят. Прокуратура десять лет требует. Совсем озверели. – Мужчина поджал губы.

– Не много ли? За недостроенный дом то?

– Санкция статьи позволяет. Вот он и лютует. Ладно, скоро узнаем, чем дело кончится.

Помолчали. Хорошая, уютная тишина, выработанная за годы совместной жизни, обволакивала, давала чувство покоя. С мужем было комфортно и надёжно. Везде. В любой ситуации. С первого дня знакомства. Поэтому она ни минуты не сомневалась, соглашаясь на брак, хотя отговаривали её от этого поступка абсолютно все. Только сестра поддержала. За годы совместной жизни их отношения стали только крепче, словно римский цемент. Каждый умел слушать и, главное, слышать. Не обижаться по надуманным поводам, но договариваться. Они оба пережили горечь неудачного первого брака и сделали для себя практически одинаковые выводы. Семья – это совместный труд, взаимное уважение и поддержка, а не только любовь. Алиса, правда, первые годы брака нет – нет, да задумывалась, была ли в их союзе вообще эта мифическая любовь? Лет через десять пришла к выводу, что да. А если и не была, то со временем выросла, распустилась, словно долгожданный цветок, усердно взлелеянный двумя старательными садоводами…

– А будет ли заседание? Слышала, прокуратуру на карантин закрыли, может, и перенесут все. У них вспышка, заболевших больше десяти, – «обрадовала» она супруга.

– Плохо. Так вся работа может опять колом встать. Ты – то прививку сделала?

Женщина скривилась, как от зубной боли, недовольно повела плечами. Вся эта ситуация с пандемией, начавшаяся четыре года назад, надоела до белой ярости. Постоянные карантины и противовирусные меры блокировали работу всех предприятий. Раз в три месяца закрывались и открывались суды, школы, общепиты. Экономику лихорадило, фирмы разорялись. Улицы напоминали декорации для съемки пост апокалиптической картины. Образование и медицина катились под откос. Мир тихо сваливался в депрессию, повторяя сценарий начала прошлого века. Война – «испанка» – кризис. В этом веке, правда, одну мировую заменили десяток локальных. «Что-то у них там заклинало, в небесной канцелярии», – подумалось Алисе.

И да, она сделала эту чёртову прививку! Без справки о вакцинации её попросту не пустили бы в суд. А для юриста возможность участвовать в процессе – хлеб родной. Тем более, сейчас. Хотя, а когда было иначе? Когда супруг остался без работы? Потому что директор компании решил все продать и уехать к белому песку и лазурному морю, и они с мужем и новорожденным сыном месяц вынуждены были жить на декретные выплаты?