Я попытался приподняться, чтобы отпереть дверь, но левое плечо отказалось держать вес тела, и я снова чуть не стукнулся головой о бетон.

Мне удалось встать на колено. Я вставил ключ в скважину.

Он идет. Он идет.

Посыпались голубые искры, рука заныла от боли.

Моя защита. Я забыл про защиту.

Я попробовал сосредоточиться, но ничего не вышло. Пробовал снова и снова – и в конце концов смог сплести простенькое, рутинное заклятие, отключавшее охрану.

Я вставил ключ в замок и повернул. Затем навалился на дверь.

Она не открылась.

Моя дверь сделана из толстой стали. Я собственноручно ее устанавливал, а работник из меня никудышный. Дверь не до конца входит в раму, и, чтобы открыть или закрыть ее, требуется приложить немало усилий. Я привык толкать дверь плечом и бедром – но, как и заклятие, отключавшее защиту, сейчас это было мне не под силу.

Шаги заскрипели по гравию.

Он идет.

Я не мог открыть дверь, хотя буквально повис на ней.

Вдруг дверь застонала и со скрежетом сдвинулась с места – ее потянули с другой стороны. Мыш, мой огромный лохматый серый пес, опустил передние лапы на землю, протиснулся сквозь щель и схватил меня за бицепс правой руки. Его челюсти напоминали тиски, хотя зубы не могли прокусить кожу плаща. Мыш затащил меня в квартиру, словно огромную вялую жевательную игрушку, и, минуя порог, я увидел Стриженого, который появился на верхней ступеньке, – черная тень на фоне голубого утреннего неба.

Он поднял армейский пистолет.

Я изо всей силы пнул дверь обеими ногами.

Раздался выстрел. Настоящие выстрелы совсем не похожи на выстрелы в кино. Звук не такой сочный, более механический. Дверь закрыла от меня вспышку. Пули загрохотали по стали, как град по жестяной крыше.

Упершись плечом в дверь, Мыш закрыл ее.

Я в панике залепетал заклятие и восстановил защиту. Как раз вовремя: снаружи донесся громкий треск, за которым последовали вопль и ругань. Я поднял руку и на всякий случай задвинул щеколду.

После чего откинулся на пол и некоторое время наблюдал, как кружится потолок.

Через пару минут я почувствовал себя чуть лучше. Голова и плечо пылали, но я снова мог дышать. Я проверил чувствительность рук и ног: три конечности работали. Мне даже удалось сесть, хотя левое плечо завопило как резаное, и от целого спектра всевозможных болей зрение затуманилось.

Я знаю несколько способов, чтобы облегчить или игнорировать боль, некоторые из которых даже чересчур эффективны, однако сейчас мне не удавалось воспользоваться ни одним. Голова раскалывалась.

Мне требовалась помощь.

Я подполз к телефону и набрал номер. Прошептал в трубку несколько слов, после чего вновь лег на пол, чувствуя себя ужасно. Должно быть, Стриженый уже скрылся, ведь звук выстрелов мог привлечь внимание. Теперь, когда меч оказался под защитой моих оберегов, не было причин болтаться возле моей квартиры, – по крайней мере, я на это надеялся.

Следующее, что я помню, – как Мыш скребет лапами в дверь, издавая озабоченное кряхтенье. Я добрался до нее, отключил защиту и отпер замок.

– Это гильзы? И кровь? – забормотал маленький человечек в бледно-голубом хирургическом костюме и черной джинсовой куртке. На его голове топорщились взъерошенные черные волосы, на носу угнездились очки в черной проволочной оправе. – Святая Ханна, Гарри, что на этот раз с тобой произошло?

Я закрыл за ним дверь и включил защитные обереги.

– Привет, Баттерс. Я упал.

– Нужно отвезти вас в больницу, – сказал он, поворачиваясь к телефону.

Я положил слабую руку на трубку, не давая ему снять ее:

– Не могу. Никаких больниц.

– Гарри, вы ведь знаете, что я не врач.

– Нет, врач. Я видел вашу визитку. – Говорить было больно.

– Я судебно-медицинский эксперт. Вскрываю мертвых людей, чтобы узнать о них всякое. Я не работаю с живыми пациентами.

– Задержитесь ненадолго, – предложил я. – Это поправимо. – Слишком много слов.

– Вот дерьмо! – пробормотал он. Затем потряс головой и сказал: – Мне нужно больше света.

– Спички, – прошептал я. – Камин. – Уже лучше.

Баттерс отыскал спички и начал зажигать свечи.

– В следующий раз захвачу с собой большую банку пиявок.

Он нашел под кухонной раковиной аптечку, вскипятил воду и приступил к осмотру. Я на несколько минут отключился. Когда пришел в себя, он тыкал ножницами в мой плащ.

– Эй! – запротестовал я. – Оставьте плащ в покое!

– У вас вывихнуто плечо, – нахмурившись, проинформировал меня Баттерс, не выпуская из рук ножниц. – Вам не понравится дергать им, когда будете раздеваться.

– Я не это…

Стоило Баттерсу приложить чуть больше усилий, как болт, скреплявший ножницы, вылетел. Баттерс удивленно уставился на оставшиеся в руках половинки.

– Говорил же, – пробормотал я.

– Ладно, – сказал он. – Значит, пойдем трудным путем.

Не стану утомлять вас деталями. Десять минут спустя плащ был снят, плечо вправлено, а Баттерс делал вид, будто мои вопли, вызванные двумя неудачными попытками, не имеют к нему ни малейшего отношения. Я снова отключился, а когда очнулся, он совал мне в руку холодную колу.

– Вот, – сказал он. – Выпейте. Оставайтесь в сознании.

Я выпил. Буквально одним глотком. Баттерс выдал мне несколько таблеток ибупрофена и велел принять. Я подчинился.

Когда он поднял мой плащ, я затуманенно заморгал. Баттерс повернул его, чтобы показать мне внешнюю сторону плаща.

Верхний слой был пробит. Я осмотрел дыру. Несколько унций металла расплющились о второй слой укрепленной заклятиями кожи – примерно на три дюйма ниже воротника и на волосок правее позвоночника.

Это пугало. Вот как близко я был от смерти, несмотря на всю мою защиту.

Выстрели Стриженый на шесть дюймов ниже, и между мной и пулей оказался бы лишь один слой кожи. На несколько дюймов выше – и попал бы в ничем не защищенную шею. А выжди он на четверть секунды дольше, чтобы моя нога успела встать на первую ступеньку лестницы, – и мои мозги разлетелись бы по всему фасаду.

– Вы снова сломали нос, – сообщил мне Баттерс. – Большая часть крови оттуда. Еще некоторое количество – из рваной раны на голове. Я ее зашил. У вас что-то с шеей – возможно, хлыстовая травма от выстрела. Незначительные ожоги на левом запястье и почти наверняка сотрясение мозга.

– Но в остальном я чувствую себя отменно, – пробормотал я.

– Не шутите со здоровьем, Гарри, – сказал Баттерс. – Вы должны находиться под профессиональным наблюдением.

– Уже, – ответил я. – Перед вами последствия.

Он поморщился:

– Врачи должны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию.

– Повезло, что у меня их нет, да? Я просто свалился с лестницы.

Баттерс снова покачал головой и повернулся к телефону.

– Объясните, почему мне не следует немедленно позвонить Мёрфи.

Я крякнул. Потом сказал:

– Я защищаю нечто важное. Кто-то хочет этим завладеть. Если вмешается полиция, вероятно, эту вещь конфискуют как улику. Такой исход крайне нежелателен, и может пострадать множество людей.

– Нечто важное, – хмыкнул Баттерс. – Например, магический меч?

Я нахмурился:

– Откуда вы знаете?

Он кивнул на мою руку:

– Вы в него вцепились.

Опустив глаза, я увидел, что обожженные, поцарапанные пальцы моей левой руки изо всех сил сжимают рукоять Амораккиуса.

– Гм. Ну да. Неплохая подсказка.

– Теперь вы можете его отпустить? – тихо спросил Баттерс.

– Пытаюсь, – ответил я. – Руку заело.

– Ясно. Давайте попробуем по одному пальцу зараз.

Баттерс отдирал мои пальцы от меча – по одному, – пока не извлек оружие. Рука снова сжалась, сухожилия скрипнули, и я поморщился. Было больно, но в данный момент это не имело значения.

Баттерс отложил меч и тут же принялся энергично массировать мою левую руку.

– Мёрфи взбесится, если вы ей не позвоните.

– Мы и раньше ссорились, – ответил я.

Баттерс скорчил рожу: