Она достала большую фотографию и подтолкнула через стол ко мне. Изображение оказалось зернистым, но достаточно крупным, чтобы различить решительную молодую женщину, садящуюся в такси в аэропорту О’Хара. Судя по отпечатанному на фотографии времени, сделана она была сегодня утром.

– Да, – негромко произнес я. – Я ее знаю. Я считал ее мертвой.

– Лара сказала, что эта женщина захватила ребенка, – продолжила Жюстина. – Хотя не объяснила, откуда ей это известно. А еще сказала, что целью является поиск того, кто принесет ее делу большую пользу.

Когда Жюстина достала вторую фотографию, мой желудок болезненно заныл.

Эта фотография была простой: коридор, дверь с окном из матового стекла, на двери – неброская черная табличка:

ГАРРИ ДРЕЗДЕН, ЧАРОДЕЙ

Дверь была закрыта, однако я мог различить высокий женский силуэт, стоявший лицом к еще более высокой худощавой мужской фигуре.

Судя по дате, фотографию сделали меньше двух часов назад.

Итак.

Лара все-таки пыталась сделать мне одолжение. Она защитила Жюстину общими словами. А я медлил, подстригая волосы и потворствуя своему Голоду и подозрениям, в то время как Стигийские Сестры втянули моего брата в замысел вернуть одну из своих кошмарных дам.

Жюстина никогда не была глупой. Даже находясь под моим влиянием, она полностью отдавала себе отчет в том, что делает.

– У него проблемы, да?

– И он об этом даже не подозревает, – тихо сказал я.

Она задумчиво поджала губы:

– А ты не можешь ему рассказать? Как и мне.

Я беспомощно посмотрел на нее.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

Я поднялся и снова спрятал под курткой нож и пистолет.

– Он мой брат, – сказал я. – И я собираюсь прикрыть ему спину.

– Как ты собираешься ему это объяснить?

Я натянул кожаные перчатки и, подойдя к ней, нежно сжал ее руки. Затем повернулся к двери.

– Если он думает, что помогает ей, а ты вмешаешься, он не поймет, – сказала Жюстина. – Как ты объяснишь ему это, Томас?

Ненавижу быть венатором.

– Я не буду объяснять, – тихо ответил я.

Затем мы с демоном вышли из квартиры, чтобы продолжить многовековую тайную войну и помочь моему брату.

Оставалось только надеяться, что два этих занятия не окажутся взаимоисключающими.

Жюстину ждал водитель, ездивший вокруг квартала. Она вызвала его. Я проводил ее до лифта, держа за руку. Мы молчали. Но когда приехал лифт, она улыбнулась мне и поцеловала мои пальцы сквозь перчатку.

Затем она исчезла.

Технически выражаясь, внутри меня всегда существует огромная дыра – там живет Голод.

Поэтому я сказал себе, что разницы никакой нет, и вернулся в квартиру, чтобы поработать.

Исключительно для очистки совести я попробовал позвонить Гарри домой и в офис, однако дома никто не взял трубку, а в офисе включился автоответчик. Я оставил сообщение, что должен поговорить с ним, но сомневался, что Гарри получит его вовремя, чтобы от этого получился какой-либо прок. Поморщившись, я достал из кармана мобильный телефон и положил на кухонный стол. Не было смысла таскать его с собой. Технологии плохо сочетаются с магией. Двадцать – тридцать минут в компании недовольного жизнью Гарри прикончат мобильник – а если мой братишка начнет швыряться заклинаниями, времени уйдет и того меньше.

Мои собственные способности не представляли для мобильника особой угрозы, но, когда я сплету поисковое заклятие, чтобы обнаружить братца, прием все равно пойдет к чертям.

Гарри весьма поэтично относится к магии. Вечно твердит о том, как она рождается из твоих чувств и что это глубинное воплощение природы твоей души, а после выдвигает полубожественную-полубезумную философию значимости ответственного отношения к магии, слепленную из высказываний святых и супергероев комиксов. Если дать ему волю, он может трепаться об этом круглосуточно.

Возможно, в случае Гарри это не лишено смысла. Однако в том, что касается всех прочих, о магии нужно знать только одно: это умение, навык. Любой может освоить его в той или иной степени. Немногие способны достичь действительно высокого уровня. Это требует постоянной практики и терпения, от этого устаешь, у тебя болит голова и начинаются мышечные спазмы, а все окружающие, включая домашних питомцев, жаждут поделиться с тобой своим мнением по поводу того, где именно ты ошибаешься.

Гарри – мастер своего дела, как если бы, скажем, получил докторскую степень в Массачусетсе, Гарварде и Йеле, а также магистерскую в Оксфорде. Я же по сравнению с ним шесть месяцев отходил в техникум – а значит, пропустил напыщенный треп и сосредоточился на полезных, работающих вещах.

Я потратил на пару минут больше, чем потратил бы Гарри, но использовал серебряный амулет-подвеску, который мама подарила мне в пять лет на день рождения, чтобы создать связь с амулетом Гарри, потрепанной копией моего.

Ранняя весна в Чикаго – время психически неуравновешенной погоды. Эта весна выдалась мягкой, и к тому времени, когда я сотворил поисковое заклятие, чтобы найти своего маленького братишку, наступил приятный свежий вечер.

Я держал серебряный амулет в правой руке, обернув цепочку вокруг костяшек пальцев и оставив несколько дюймов над подвеской свободными. Амулет мерно раскачивался вперед-назад в одном и том же направлении, словно под действием крошечного гироскопа, вне зависимости от того, куда я поворачивался. Я заплатил целое состояние за парковку «хаммера» – и не зря потратил деньги. Сейчас я шел за амулетом и направляющим его заклятием через Миллениум-парк.

Миллениум-парк – это редкость, действительно красивый парк в центре большого города. Расположенные вокруг него здания напоминают рисунки Эшера[10], а также плоды свободного экспериментирования студентов младших курсов архитектурного института, однако в них есть свой безумный шарм. Несмотря на поздний час, в парке бурлила жизнь. Каток работал до десяти вечера, и через несколько дней его собирались закрыть на лето. Родители и дети кружили по льду. Парочки катались, держась за руки. Полицейские в форме дежурили неподалеку, чтобы с добрыми жителями Чикаго не случилось беды.

Я заметил Гарри, пробиравшегося по краю катка. Он удалялся от меня. Его голова и плечи, как у профессионального баскетболиста, возвышались над толпой, а широкий черный плащ выглядел весьма зловеще. Опустив голову, Гарри сосредоточился на чем-то в своих руках – возможно, собственном поисковом заклятии. Я поспешил к катку, чтобы приступить к слежке.

И двадцать секунд спустя осознал, что меня самого преследуют.

Кем бы они ни были, Стигийки не сообщили им, что придется иметь дело с вампиром. Они не держались по ветру, и легкий бриз принес мне запахи пары дюжин людей, находившихся поблизости, зловоние нескольких мусорных баков, ароматы с тележек торговцев различными вкусностями – и отчетливую вонь тухлого мяса и старого пота (едва приглушенную щедрыми порциями дезодоранта), принадлежавшую двум упырям.

Плохо. Как и я, упыри вполне могут сойти за людей. Это дешевая наемная мускульная сила в сверхъестественном мире. Без сомнения, Стигийки вызвали их на случай вмешательства со стороны венаторов.

С одним упырем я бы справился без проблем. Хотя их трудно убить и они сильны, быстры и на редкость злобны, ничего нового здесь нет. Однако два – совсем другое дело. Если у них есть хоть зачатки мозгов, мне будет очень трудно, а то и невозможно разобраться с ними без ущерба для себя.

Да, головорезы-наемники редко славятся своими мыслительными способностями, но сейчас не время строить предположения. Я ускорил шаг, пытаясь догнать Гарри и делая вид, что не заметил упырей.

Гарри свернул в сторону и направился к павильону. Это огромное сооружение всегда напоминало мне средневековый монгольский шлем. Гигантская шляпа Аттилы, превращенная в здание, где устраивали регулярные концерты для добрых жителей Чикаго. Однако сегодня павильон был темен и пуст. И наверняка заперт, но замки никогда не представляли проблемы для моего брата. Он подошел к двери в боковой стене, открыл ее и исчез внутри.