— Откуда ты? — совладав с дыханием, холодно произношу я.

— С Запада, — Иаро собирает остатки бинтов. Он сосредоточен только на своем деле, а мне кажется, что сами Боги свели нас. Из всех дорог и городов какова вероятность, что Туман найдет меня, Мудрая как Сова заставит идти к тихим землям, и именно в Крифе будет искать Ардар, а вед с Запада будет латать мою дыру в боку. И все это чтобы я могла спросить:

— Говорят… — с придыханием произношу и тут же замолкаю.

— Лгут, Вещая, — равнодушно отвечает Иаро на несказанный вопрос. — Для тебя там опасно. Для тебя нет безопасного места в этом мире. Много лет Вещие считались мифом, не встреченные никем, исчезнувшие. А потом в одном из городов пустили слух, что Вещим не причинят вреда, что здесь им не придется прятаться и скрываться. Сотни женщин пришли туда и сотни исчезли. А потом все города на Западе стали такими. Обещали защиту, общность, равенство и лгали.

Я глубоко, медленно дышу, сердце бьется часто. Где мне тогда искать спасение?

— Зачем они сделали это с твоим ребенком?

— Она мешала, — мне трудно вспоминать об этом, а тем более говорить. Голос дрожит.

— Должно быть, ты была очень важна, если они не дали родиться еще одной Вещей. На Западе все точно так же: там ждут не тебя, а то, что ты носишь с собой. Твои дети — ценный ресурс.

Прекрасный день становится одним из худших. Иаро оставляет меня наедине с опустошающим фактом. Душат подступившие к горлу слезы. Я хочу забиться в угол и плакать, долго, самозабвенно, задыхаясь. Хочу сломать что-нибудь, выплеснуть разрывающую меня злость. Хочу кричать от отчаяния. Но я просто ложусь на кровать и смотрю в потолок.

Значит, Запад не спасение, и девочек туда привести нельзя.

Думай, думай, а не ной.

Я бы потратила еще год, чтобы добраться туда и погибнуть. Хорошо узнать тщетность и опасность попыток немного раньше.

В потолок неинтересно смотреть, я закрываю глаза, запретив себе отчаиваться, отпускаю мысли. Ответ найдется, нужно подождать. Я умею терпеть. Не замечаю, как засыпаю. Будит меня Сапсан, неловко мнущийся в дверях.

— Туман просил узнать, можешь ли ты это прочитать? — Он протягивает ко мне руку с листками.

— Почему сам не спросит? — Я беру бумагу и кладу рядом с подушкой. Сапсан пожимает плечами и уходит, а мне снова хочется закрыть глаза, но теперь это просто бегство от себя, а значит, нельзя.

С Севера на Юг, на всем Западе — нет места для нас. Есть и Восток, но там невозможно выжить, земля еще горит и содрогается, поднимая новые горы. Может, за океаном, на слишком далеких островах, где почти не осталось людей. Да, туда можно попробовать. Это единственное, что нам остается.

Сев в постели и подоткнув под спину подушку, беру первый лист в руки и пытаюсь понять написанное. Солнечного света еще хватает, чтобы разглядеть буквы. Это старый язык, прародитель того, на котором говорят на Севере, много похожих слов, много неизвестных.

Решительно поднимаюсь с постели и, придерживая рукой бок, спускаюсь вниз, чтобы сообщить Сапсану, что мы сможем разобраться с починкой. Они, все четверо, сидят за столом, собираясь ужинать: вед и хаасы. Опасаясь, что промедление повредит, и я передумаю искать способ добраться до островов, все так же уверенно подхожу к ним, не стесняясь прервать возможную беседу.

— Я могу перевести. — Кидаю листки бумаги рядом с Туманом, получив в ответ удивленный взгляд, и, опираясь ладонями о стол, смотрю на Иаро. — Они закончат, и мы сразу же уйдем. Такой ведь уговор?

— Не смею удерживать, — покладисто соглашается тот. — Предупрежу об осложнениях и только.

— Расскажи мне о кораблях на Западе, — требую я, не обратив ровным счетом никакого внимания на его слова. — Все, что тебе известно. Как они плывут, куда?

— Ты не пройдешь так далеко, — уверенно заявляет Иаро и отставляет тарелку в сторону.

— Пройду, вернусь и пройду еще раз. Мне нужно только знать, куда идти.

— Ну хоть вы ей объясните, что нельзя отправляться на верную смерть. — Он обводит хаасов взглядом, ища поддержки, и я вспыхиваю, словно сухое сено под искрой:

— Думаешь, им есть дело? Они ведут меня к ниадам. Двое из них так или иначе решили, что мне стоит умереть ради их цели.

— Они привезли тебя сюда.

— Только потому, что вместе со мной потеряют свой шанс. Им безразлично, чего мне будет это стоить. А получив нужное, они выкинут меня, как мусор, так же, как и все остальные.

— Ты тревожишь рану, — упреждает Иаро, но меня словно прорвало, и реку не удержать.

— Впрочем, я бы тоже так сделала. А кто выберет иначе? Сами Боги так поступают.

— Жрица, — как будто издалека зовет чей-то голос.

— Тоже не стану считаться ни с кем. Не стану добровольно рисковать собой, помогать никому не стану. Не стану никого вымаливать у Смерти.

— Ты спасла детей, — спокойно говорит Туман, и от его голоса меня словно окатывает холодной водой.

— Никого я не спасла, — шиплю как змея, яд у меня на языке.

— Ты спасаешь Сапсана. — Он поднимает взгляд от бумаг и смотрит черными глазами.

— Может, потому что Сапсан не пытал меня две декады. — вырывается из нутра ненависть, которая, я надеялась, не родилась в моей душе.

— Никто из нас не собирается рисковать твоей жизнью.

— Ну да, — я хмыкаю так красноречиво, что даже Тумана пронимает мой яд.

— Я охотник, а не палач, — зло отвечает он, поднимаясь на ноги.

— Так объясни мне разницу, Волк. Разве не ты убил меня там, в реке?

— Ты живая. — Его кулак сжимает воздух.

— Разве? Разве не ты привел меня в свое племя и оставил на растерзание Пауку? Разве не твой нож проткнул мне руку? Разве не ты ведешь меня в тихие земли, где ни один Бог не услышит? Разве не ты решил жертвовать мной? Так объясни, Волк, отчего ты мне не палач? — я буквально выплевываю последние слова и, выдохнувшись, умолкаю. Вложив все силы в бессмысленный разговор, ни к чему не приведший, я отталкиваюсь от стола и ухожу. Лестницу мне не одолеть, потому выбираюсь на улицу, прохожу немного и у ближайшего дерева опускаюсь на колени, упираюсь ладонями в землю.

Душно мне. Тошно.

Ни к чему рыдания — делу не поможет, сил не придаст, Богов не умилостивит. Дверь в дом открывается, и я слышу шаги.

— Не сейчас, Сапсан, — не оборачиваясь, говорю громко, сильно. — Мне твои клятвы не нужны, я с тебя их не потребую. — Он уходит, ничего так и не сказав, и я благодарна ему за это.

Ладно. Хорошо.

Я поднимаюсь, подхожу ближе к насосу и гляжу на механизм. Если Древние не посчитают перевод бумаги пренебрежением к ним, все обойдется. Если нет, я засуну пальцы в рану и принесу им кровавую жертву. Цена мне не важна, нужно торопиться, некогда разлеживаться на подушках.

Иаро загоняет меня в дом, когда становится совсем темно. Никто не хочет возиться с истеричной девицей, он дает мне успокоительный настой вместе с обезболивающим и меняет бинты. Хаасы не показываются, что понятно, я говорила довольно резко. К утру меня начинает мучать невнятное жжение в боку, оставив попытки еще подремать, откидываю одеяло и поднимаюсь.

Чем быстрее двинемся в путь, тем лучше.

Туман молча протягивает мне бумагу для перевода и лепешку на завтрак, когда я подхожу к насосу. Рутил продолжает разбирать внутренности механизма, а Сапсан украдкой улыбается и кивает в знак приветствия. Мне прощают мою вспыльчивость без лишних оправданий. Сажусь рядом и читаю им то, что могу понять. Разобравшись в механизме, они принимаются его чинить, а я лежу на траве. Через пару часов снова берусь за перевод, а хаасы приступают к другой части. К концу дня пробуют запустить насос, но не выходит, вода из скважины не качается. Ужинаем также лепешками, а потом Иаро вновь забирает меня, чтобы напоить успокоительным и проверить рану. Он уже не пытается вразумить, только сокрушенно вздыхает, глядя на простреленный бок.

— Пока я там жил, корабли часто уходили на поиски другой земли. Большие и маленькие, тяжелые и легкие. Немногие из них прибывали обратно без результатов, остальные не возвращались.