Вызванный на допрос Самохин держался внешне спокойно. Лишь изредка он бросал мимолетные взгляды то на Туйчиева, то на Соснина.

«Ничего, ничего, — думал про себя Арслан, — спокойствие-то твое напускное, и стоит оно тебе немало, но только о Григорьеве мы поведем речь в самом конце. Посмотрим, чьи нервы сильнее».

Расположившись на стуле напротив Туйчиева, Самохин попросил разрешения закурить. Несколько раз глубоко затянувшись, пристально посмотрел Туйчиеву прямо в глаза. Не отводя взгляда, Арслан спокойно спросил:

— Расскажите, Самохин, когда и сколько раз вы возили «левый» гравий с карьера?

На какой-то миг в глазах Самохина промелькнуло недоумение. «Ага! — с удовлетворением отметил про себя заметивший это Арслан. — Не ожидал такого начала!» Вслух же он, не меняя интонации, продолжая свой вопрос, уточнил:

— Постарайтесь припомнить даты.

— Эх, была не была, — махнул рукой Самохин, — один раз всего, но не в декабре, а в январе.

— Вы опять, Самохин, говорите неправду. Восемнадцатого января вы сделали два рейса, причем оба «левые». Это обстоятельство нам доподлинно известно. Вот, можете познакомиться с показаниями Лоскутова по этому вопросу. Надеюсь, знакомство с Лоскутовым отрицать не будете?

Самохин даже не сделал попытки заглянуть в протянутый ему Туйчиевым протокол допроса. После небольшой паузы он медленно произнес:

— Зачем же спрашивать, если знаете…

— Хотим узнать, в каком объеме сохранилась у вас честность.

— Какая уж там честность. Я же не маленький, знаю, что за три машины другая статья положена. Повторность, так, кажется, у вас это называется? — Самохин усмехнулся и с раздражением продолжил: — За три машины срок побольше небось, а мне не все равно, сколько отбывать. Не все равно, понимаете! — вдруг с яростью выкрикнул он. — Ну, да ладно, ваша взяла. — уже вяло, как-то сразу сникнув, закончил Самохин.

— Вот и хорошо, что признались, — Арслан не скрывал удовлетворения. — И самому легче стало. Правда ведь? Я по себе знаю, если что скрываешь, то очень тяжело на душе. А расскажешь — и полегчает. Так. Давайте теперь запишем в протокол ваше признание.

Взяв ручку, Арслан склонился над протоколом, но вдруг поднял голову и, будто что-то вспомнив, обратился к Самохину:

— Между прочим, чуть не забыл. Вы оказались правы, Самохин. Григорьев действительно подтвердил, что встретил вас восемнадцатого. Значит, в Янгикургане в это время вы не были, наезд совершил кто-то другой. Ну, ничего, найдем и его. — Туйчиев выдержал небольшую паузу, глядя на повеселевшее лицо Самохина. — Кстати, почему ваши покрышки оказались на машине Бражникова?

Самохин, провел ладонью по лицу, на миг прикрыв глаза. Затем, глядя куда-то мимо Арслана, устало ответил:

— Эх, семь бед — один ответ. Продал я их, гражданин следователь. Продал Бражникову. У меня еще мои старые были не так уж плохи, и я решил немного подзаработать, вот и продал их Бражникову.

— Когда это было?

— Или в конце сентября или в самых первых числах октября, но скорей всего в сентябре.

— А точнее?

— Точнее не могу сказать. Да вы, гражданин следователь, сами, наверное, точнее знаете. Вы ведь все знаете, — с явной издевкой ответил Самохин.

— Вы правы. Мы знаем это. Только не продавали вы их Бражникову. Просто подкинули ему, зная что ему нужны покрышки. Сделали же вы это девятнадцатого января, Самохин. А теперь расскажите, почему вы так поступили? — спокойно и твердо спросил Туйчиев.

Самохин ничего не ответил.

— Может быть, вы объясните, почему сделали это именно девятнадцатого января, а не раньше или позже?

— Не знаю.

Самохин избрал, своеобразную тактику: там, где он считал, что может сказать что-либо в свою защиту, — он говорил. Если же вопрос ему не нравился, то он молчал или, в лучшем случае, отвечал односложно: «Не знаю».

— Придется вам помочь. Вы прибегли к этому трюку, чтобы отвести от себя подозрение и бросить тень на Бражникова. Вот они — следы протектора вашей автомашины, — Арслан протянул Самохину фотоснимки. — Ну как, припоминаете?

Взглянув на фотоснимки, Самохин изменился в лице и спросил:

— Откуда видно, что это следы протектора именно моей автомашины?

— Из заключений экспертов, Самохин. Можете ознакомиться. Согласно заключению экспертизы следы протектора шин на месте преступления оставлены колесами вашей машины. Вот заключение химической экспертизы: обнаруженная на растущем неподалеку дереве краска идентична краске вашего автомобиля: дерево вы задели бортом, когда уезжали оттуда. Так кто был с вами в машине?

Самохин помолчал, а затем раздраженно ответил:

— Никуда я не ездил. Кто там на моей машине был, не знаю.

— Тогда вы, наверное, помните пассажирку, которую восемнадцатого января привезли в это место?

Арслан показал фотографию места, где обнаружили Калетдинову.

— Никаких пассажиров я не возил.

— А вот Григорьев даже сумел ее опознать. Вот она, посмотрите. — Арслан вынул из ящика стола и придвинул к Самохину фотокарточку Калетдиновой. — Узнаете свою пассажирку?

Самохин долго рассматривал фото, затем ознакомился с показаниями Григорьева, только после этого он произнес:

— А-а, вспомнил, в самом деле, около автовокзала подобрал одну девушку, просила очень. На каникулы, сказала, едет.

— У нее были с собой вещи?

— Чемоданчик был. В общем, довез я ее до райцентра, там она и вышла.

— Опять, Самохин, лжете. Не довезли вы ее до райцентра. Я напомню вам, как это было.

Туйчиев, не торопясь, будто присутствовал при этом, стал рассказывать о том, как Самохин завез Калетдинову в сторону от дороги с целью ограбления, как она сопротивлялась, и он ударил ее монтировкой по голове.

— Вот протокол. Потерпевшая опознала вас по фотографии. Дальше будете рассказывать сами и не забудьте про бриллиантовое кольцо.

Самохин молчал.

— Что же вы молчите, Самохин? Или нечего сказать?

Наконец. Самохин прерывающимся голосом выдавил из себя:

— Хватит. Да, я все сделал…

Во время допроса Левшин вел себя странно: он то становился рассеянным, то, точно собираясь с силами, чрезвычайно внимательным. Он беспрестанно путался в показаниях, особенно в подробностях, связанных с передачей подарка, но в одном оставался постоянен.

— Это недоразумение, — твердил он. — Калетдинова мне ничего плохого не сделала, зачем же мне было так поступать? Я только передал магнитофон, выполняя просьбу неизвестного мне мужчины.

С необычайной легкостью он мог свидетельствовать и «за» и «против» себя, и это заставляло насторожиться, потому что было непонятно, зачем ему это, если он не признается в главном.

— Значит, Левшин, свое знакомство с Калетдиновой вы не отрицаете? — еще раз уточнил Туйчиев.

— Разумеется.

— Расскажите о ваших отношениях, — попросил Арслан.

Левшин надолго замолчал.

— Это были хорошие отношения, — наконец произнес он и грустно улыбнулся. — Мы встречались около двух лет, — он снова умолк.

— Я слушаю вас, Левшин, продолжайте.

— Все не так просто… Где-то с полгода назад нашей дружбе пришел конец.

— По чьей инициативе?

— Не по моей.

— Она стала встречаться с другим?

— Не знаю.

Когда же Левшин, улыбнувшись, признался, что, конечно, при необходимости он мог бы раздобыть у себя на работе немного взрывчатки, это совершенно обескуражило Туйчиева.

«Что за странный тип? — думал Арслан. — Неужели он не понимает всей серьезности своего положения. Надо же! С Калетдиновой он встречался, потом разрыв; заряженный магнитофон в качестве подарка для Калетдиновой вручает Гуриной именно он; взрывчатку нужно достать — пожалуйста, и это он может… А главное, у него есть далеко не абстрактное основание мстить Калетдиновой: ведь его отвергли. Неужто он так хитер и дальновиден, что правдиво рассказывает нам отдельные детали, не сознаваясь в главном, понимая, что мы больше ничем против него не располагаем? В кошки-мышки играет с нами! Тоже мне любитель острых ощущений! Может быть, у него такая авантюрная натура! Не похоже. Очень уж он простодушен. Тонкая игра? Вряд ли. В чем-нибудь он бы себя разоблачил, мы же его буквально со всех сторон прощупали… Что же тогда? Тогда остается одно: он говорит правду. Был, выходит, некий незнакомец, попросивший его выполнить небольшую просьбу, тем более, что Левшин сказал ему о своем знакомстве с Калетдиновой. В самом деле, почему не мог Левшин быть таким промежуточным звеном в преступном замысле гражданина ИКС, если только он вообще существует? Оказал любезность, ничего не зная, ни о чем не ведая. Хорошо, пусть так. А если все же месть? Но мало ли расстаются юношей и девушек? Что ж, убивать за это? Чепуха. Тогда какой же мотив, каковы побудительные причины? Пусто… Выходит, должно было совершиться безмотивное убийство, но зато столь тщательно подготовленное… Да это же, как говорится, сапоги всмятку… Ладно, продолжим по порядку. Во-вторых, зачем Левшину было показываться у себя в институте, где он учится и где его все знают.