Белинда закусила нижнюю губу, закрыла глаза и крепко зажмурилась, стараясь прогнать колдовское наваждение. Говорить она не могла, боялась, что едва слова вырвутся наружу, как Рошеру сразу станет ясно, чего же ей так хочется.

Рошер сместился с ладони на запястье и теперь гладил нежную кожу, постепенно поднимаясь выше. На Белинде была блузка с широкими рукавами, шедевр из салона госпожи Пиер, поэтому ничто не мешало Рошеру изучать попавшую к нему в плен руку. Хорошо хоть плотные брюки надежно защищали все остальное.

Стоило ему коснуться локтевого сгиба, как Белинда чуть не вскрикнула от нахлынувших ощущений. Она и не подозревало, что это место у нее настолько чувствительное. Рошер понял, что попал в точку и принялся выписывать восьмерки. Белинда взмокла и рывком распахнула плащ, не заботясь о том, как к этому отнесется ее попутчик, и что подумает.

Белинда тяжело дышала, сердце грохотало в груди, а проклятый Рошер, как ни в чем не бывало, продолжал свою сладкую пытку. Внизу живота все скрутило узлом и требовало… В чем именно она так сильно нуждалась, Белинда не знала, но смутно догадывалась, что ректор должен в этом принять самое деятельное участие. А он, как назло, никуда не спешил и даже не пытался как-то помочь изнывающей рядом девушке.

Белинда распахнула глаза и уставилась на Рошера. В темноте она видела лишь смутные очертания его массивной фигуры, но могла поклясться, что заметила мольбу в его взгляде. Как именно, она бы и сама не смогла объяснить, но Белинда поняла, что он ждет только ее приглашения, просьбы или хотя бы намека.

Но заговорить она никак не могла. Слова могли стать признанием безоговорочной победы Рошера. Белинда что есть силы стиснула зубы, тщетно борясь с болезненным желанием на все плюнуть.

— Клааарк, — не выдержал Рошер первым и прохрипел ее родовое имя так низко и волнующе, что внутри все оборвалось.

Они кинулись в объятия друг друга, как по команде, и принялись жадно целоваться. Белинда бесстыдно скользила ладонями по широкой груди ректора, проклиная узкое пространство кареты и невозможность сию же минуту ощутить его обнаженную кожу. Рошер стянул с нее плащ и сквозь тонкую ткань блузки и невесомое белье ласкал длинными пальцами грудь.

Плохо соображая, Белинда выгнулась в его руках. Рошер приник губами к бешено пульсирующее жилке на ее шее и втянул бархатистую кожу в рот. Белинда ахнула и сжала его плечи.

— Кларк, какая же ты чувствительная, — бормотал Рошер, задирая ее блузку и покрывая поцелуями выглядывающие из мягкого корсажа полушария. — Ты слаще вина в зимний день.

Рошер ослабил шнуровку, оголил ее грудь и принялся ласкать языком. Бель застонала и закрыла лицо руками, не желая даже думать о том, как сейчас выглядит со стороны. Рошер продолжал поглаживать ее по животу и груди. Белинду пронзила острая вспышка удовольствия, и она вскрикнула, чувствуя, как внизу все пульсирует, даря наслаждение.

— Упырь меня пожри, Кларк! Ты чудо! Способна получить удовольствие от самых невинных ласк.

Наваждение улетучилось, как ни бывало. Белинда вдруг осознала, кто только что к ней прикасался. Жгучий стыд сковал душу. Она отодвинулась от Рошера, насколько позволяла скамья, и принялась приводить себя в порядок.

— Кларк, — в изумлении проговорил Рошер, — ты чего? Тебе же понравилось. Почему ты одеваешься? Садись на меня, и давай продолжим. Обещаю, дальше будет еще лучше.

Он потянул к ней руки, но Белинда процедила в ответ:

— Со своей любовницей продолжай, а меня оставь в покое!

Она схватила упавший на пол плащ и завернулась в него, как в одеяло.

— Кларрррк! — прорычал Рошер. — Ты не можешь так со мной поступить. Я хочу тебя. У меня все болит между ног. Я сдохну, если не получу тебя немедленно. Ну же, не упрямься.

Рошер схватил ее за плечо, но тут же зашипел, как будто обжегся, и затряс ладонью. Белинда, заливаясь слезами, бросила:

— Не прикасайся. Плевать я хотела, где там у тебя болит.

Она отвернулась к окну и уставилась в темноту, а Рошер бубнил за ее спиной какую-то околесицу:

— Так, значит? Только добровольно? Ладно. Ничего. Ты меня не остановишь, полоумный старик.

Рошер замолчал и, повозившись, застыл у своего окна.

Вскоре мимо пронеслись пылающие в ночи фонари, и карета встала.

— Постоялый двор, господин, — объявил извозчик в специальную трубку с воронкой.

Белинда принялась спешно поправлять плащ, натягивая капюшон, но Рошер не торопился выходить буркнув:

— Странно. Мне казалось, до него еще час езды.

Максимир вышел из кареты и осмотрелся. Извозчик уже выпрягал лошадей и договаривался с подбежавшим местным парнишкой о цене за корм и постой. Возле ворот суетились работники, провожая отъезжающую повозку. Над входом в трактир горел всего один засаленный фонарь и то совсем тускло.

Максимир почувствовал неладное, подозвал мальчонку в рваном тулупе, крутящегося поблизости, и спросил:

— Что это за постоялый двор?

На перемазанном сажей детском лице отразилось удивление, но потом хитрые глаза лукаво блеснули.

— Знамо дело, господин. «Немая горгулья» здеся.

Мальчишка шмыгнул носом и плотнее запахнул местами рванный тулуп.

— А где «Три пескаря»? — поинтересовался Максимир, уже догадываясь, что ответ ему не понравится.

— Дык, это по другой дороге. На развилке — налево. Оттуда час езды, и вы на месте.

— Упырь пожри этого наемного извозчика, — пробормотал Максимир и сунул в протянутую ладошку мальчишки медную монетку.

Тот быстро спрятал полученное под шапку и рванул с постоялого двора, сверкая пятками.

Кларк выбралась из экипажа и с тревогой спросила:

— Что-то не так? Почему нас никто не встречает? Ты же говорил, что нас ждут.

Максимир развернулся, подхватил ее под локоток и склонился к ошарашенной Кларк.

— Мы приехали на другой постоялый двор, — зашептал он. — Нас тут никто не ждет, и я понятия не имею, что это за место. Но интуиция вопит, что тут творится что-то неладное.

— С чего вдруг? — удивилась Кларк, озираясь по сторонам. — Вроде ничего особенного тут нет. Ну, перепутал извозчик, и что? Давай здесь остановимся. Смотри, какой снег повалил. Скоро дорогу совсем заметет, и до утра будет не проехать.

К ним подошел нанятый в столице извозчик и сказал:

— Господин, я договорился насчет ужина и комнат для вас и леди. Проходите внутрь, лакей вам все покажет.

Кларк ослепительно улыбнулась и ответила:

— Большое вам спасибо. Мы уже идем.

Извозчик кивнул и направился к конюшне, а у Максимира внутри все взвыло от чувства опасности.

— Никуда мы не пойдем, — отрезал он.

— Да что с тобой?! — разозлилась Кларк, вырывая руку. — Мечтаешь ночевать в придорожном сугробе? На здоровье. А я хочу есть и спать в теплой постели.

Она поправила капюшон плаща и решительно двинулась к крыльцу, где Максимир только теперь разглядел покосившуюся вывеску над входом. Грубо намалеванная уродливая горгулья кривила пасть в зверином оскале и клыками прокусывала первую букву названия постоялого двора.

— Упырь меня пожри! — процедил он и пошел вслед за Кларк, ощущая, как его тянет за ней на магической привязи.

В сенях их действительно встретил слуга в замызганной рубахе и портках с заплатками. Он поднял фонарь повыше и, нещадно шепелявя из-за потерянных неизвестно при каких обстоятельствах передних зубов, сказал:

— Профу за мной. Сразу подниметесь в комнаты, или поузинаете в обфем зале?

— В комнаты, — ответил Максимир.

— В зале, — одновременно с ним заговорила Кларк.

Лакей в недоумении остановился и посмотрел с немым вопросом в косых глазах.

— Проводите нас, пожалуйста, в зал, — прощебетала Кларк, опередив Максимира и бросив в его сторону предупреждающий взгляд, точно говоря «только потащи меня в комнату, буду возмущаться на весь трактир».

Максимир в который раз помянул свихнувшегося магистра крепким словцом и пожалел, что не может заткнуть Кларк заклинанием. Он направился следом за ней в общий зал и замер возле стойки, где хозяин заведения разливал воняющую кислятиной брагу.