Пискнула РЛС. Ещё. И ещё.

— Внимание, летающий объект сзади-снизу. Разворот!

Я даю тягу на правый мотор, одновременно реверсируя левый пропеллер, и мы уходим в циркуляцию с присущим дирижаблю изяществом надувного бегемота. Земля внизу неторопливо вращается вокруг нас.

— Вижу его! — сообщил Иван.

Я тоже увидел — пытаясь подстроиться под нашу траекторию, под нами по спирали набирает высоту биплан. Этакий трогательный пионер авиации — из жёрдочек и тряпочек, тарахтящий бензиновым моторчиком и цепляющийся за воздух деревянным пропеллером.

— Ой, какой забавный! — умилилась Василиса.

— Ну, не знаю, — засомневался капитан, — в Первую Мировую с таких ещё как окопы бомбили.

Самолётик не без труда вскарабкался на нашу высоту, видно, что это близко к его потолку. Мы, кстати, можем куда выше подняться, если что — оторваться проблем не будет.

— Вроде не вооружён, — отметил я вслух.

В ту же Первую Мировую пулемёты у хвостового стрелка тоже были в обычае, но тут его не видно, хотя биплан двухместный.

— Это что они удумали? — удивился капитан.

Самолётик меж тем уравнял не только высоту, но и скорость и теперь прижимался все ближе к гондоле, пока почти не уперся нижним крылом в обзорную палубу. Впрочем, судя по его виду, даже прямым тараном он нам максимум поручни погнёт.

— Смотрите, смотрите, он вылезает! — восторженно завопила Василиса.

С заднего места биплана на крыло выкарабкался человек в кожаном шлеме, пилотских очках и лётной куртке. Держась за растяжки, он осторожно преступал высокими сапогами, аккуратно ставя их на рёбра нервюр.

— Вот циркач какой, грохнется же! — расстроился Иван, наблюдая за этими рискованными эволюциями в зеркало обзора задней полусферы.

— Пойду, встречу его, — сказал я. — Не зря же так рискует, поди, дело есть.

— И я, и я! — запрыгала Василиса.

— Только вперёд не лезь, отсюда смотри! — предупредил я её, отдраивая дверь гондолы. — Мало ли, с чем они прилетели.

Я на всякий случай повесил на пояс кобуру с вернувшимся ко мне «кольтом». Если что, хотя бы напугаю, грозно им размахивая.

В открытую дверь ворвался тугой ветер, пульсирующий потоком с пропеллеров дирижабля. Пилот биплана — гений, раз ухитряется вести свою этажерку так точно. Меня чуть не сдуло, а он так и держит крыло в полуметре от палубы. И это с грузом на его конце! Человек уже дошёл до последней растяжки и теперь смотрел на меня. Лицо замотано белым шарфом до больших очков, его концы трепещут на ветру. Лихой парень. Я решился — и протянул ему руку, второй взявшись за ограждение, и дёрнул, помогая перепрыгнуть. Самолёт качнул крыльями, выравниваясь, и отвалил, уходя по пологой дуге вниз.

Вблизи лётчик оказался маленьким и лёгким, ростом ниже меня на полголовы и заметно уже в плечах. Впрочем, подо мной, небось, крыло бы отломилось нафиг. Придерживая его за локоть, чтобы не сдуло, провёл внутрь гондолы и закрыл дверь. Стало достаточно тихо, чтобы разговаривать, и я сказал протокольное:

— Приветствую на борту волантера «Доброволец».

Просто ничего более умного в голову не пришло.

Гость размотал шарф, стащил шлем и очки и оказался совершеннейшим пацаном, курносым и лохматым, с серыми глазами, веснушками на носу и длинными, как у девчонки, ресницами. Я даже подумал — девица, но нет, паренёк.

— Здраво! — заявил он, ухмыляясь до ушей. — Драго ми што ти вратили!

Тут он даже прижал к куртке руку со скомканным шарфом и слегка поклонился, тряхнув встрёпанными лохмами разноцветных волос. Шевелюра окрашена прядями в палитру от зелёного до лилового. Модный парень. Васька смотрела на него, открыв рот и даже, кажется, немного забыв дышать, но когда пацан ещё раз поклонился — персонально ей и пониже, то, запунцовев, резко кивнула и отвернулась. Хм, может его, пока не поздно, обратно выкинуть? Иван скажет «спасибо»…

— Отац ми кажем — Лори, реци им — да те чекамо. Доли чекамо, зело доли. Али су веровАли, — убеждённо сказал пацан. Прям огонь в глазах. Понять бы ещё, что именно.

— Не очень тебя понимаю, парень, — сказал я. — Меня зовут Сергей. А тебя?

— Мойе имья е Лори. Отац ме послато.

— Это он управлял самолётом?

— Мой отац е пайлот!

— Отличный пилот.

— Найбольдши! — гордо заявил пацан.

Мда, вот так закинуть сыночка с крыла хрен знает кому на борт — интересная воспитательная практика. Может, его папаша и лучший пилот в округе, но приз моих родительских симпатий он сегодня точно не получает.

— Итак, тебя зовут Лори, твой папа прислал тебя сказать, что вы нас долго ждали и верили, и вот, наконец, дождались. Так?

— Та́ко е. Верова́ли и че́кали. Доли.

— Долго ждали, я понял. Ну, пойдём в рубку, поговорим. Раз уж дождались.

Обилие славянских корней в речи гостя позволяет его в общих чертах понимать, но детали ускользают. Пока мы, вернувшись на курс, продолжили снижение к башне, удалось выяснить, что его семья (возможно род или иная родственная группа) считает себя смотрителями маяка. На каких основаниях — я не понял. «Заувек то било». Маяк давно уже не работает, но служба техподдержки, в которую они регулярно слали сообщения (без понятия, каким образом) никак не реагировала. И вот наконец мы явились, поэтому от нас ждут срочного ремонта и объяснений, какого, собственно, чёрта так долго и где нас вообще носило.

Прелесть какая. Сразу захотелось спросить: «А вы пробовали выключить и включить?». Но они, наверное, пробовали. Потому что работающим маяк видел ещё «пра-пра-дьед» Лори. И я не уверен, что «пра» там было два, а не больше.

Лори передал просьбу отца не торопиться, потому что нам готовят встречу. Мы пожали плечами, но обороты снизили. Башня из чёрточки на горизонте постепенно превращалась в привычный фаллический объект, и вокруг неё царила какая-то суета, а мы снижались и приближались с подобающей солидностью.

Лори пытался донести до нас значимость события, но мы понимали его с пятого на десятое, и он переключился на Василису, которой, кажется, вообще всё равно, что он говорит. Она слушала его, напряженно глядя чуть в сторону, и можно было бы подумать, что ей наплевать, если бы не нервная бледность с периодическими приливами краски к лицу. Иван поглядывал с понятной родительской тревогой, а когда юноша сообщил Ваське, что она «веома лепа» и «таки краше никад виде» решительно пресёк курлыканье этого летучего голубя.

— Иди-ка сюда, Лори. Покажи, где нам лучше зависнуть, чтобы не мешать вашим полётам. Роза ветров, глиссады, всё такое.

Возле башни расположился небольшой грунтовый аэродром — несколько разноцветных бипланов, накатанная взлётка, шест с полосатым конусом.

— Ми влетимо према мору, — объяснил он. — И седни такоже.

— Я само краший пайлот! — добавил он гордо, покосившись на Ваську.

— Логично, — согласился капитан, — на море взлетать и с моря садиться. Тогда мы тут, в сторонке расположимся.

Мы снизились и зависли, остановив моторы. Я проводил пацана к выходу, выпустил трап и отправил восвояси, сказав, что мы ждём их визита, но чуть позже. Посадочные процедуры, мол. Он понятливо покивал и умчался в сторону облепивших башню деревянных строений, только попугайская расцветка головы и мелькнула.

— Ну и ну, — сказал задумчиво Иван, — удивительные дела. Вась, а Вась… Алё, юнга, к тебе обращаюсь!

— А? Что, пап? — не сразу отреагировала девочка. Взгляд её, направленный в обзорное стекло рубки, провожал удаляющуюся цветную шевелюру.