– Ах ты погань! – в сердцах воскликнул он и швырнул в «жабу» камень величиной с кулак. Камень угодил в лоснящееся пузо, покрытое разноцветным тряпьем.

Чудище насмешливо скосило свои многочисленные зенки на камень и захохотало.

– Ты… ты… ты… зачем… ты… рассмешил… ты… может… рассмешил… рассмешил… не … уйдешь…

Башка страшилища тряслась, как желе, а колокольчики визжали, словно кучка юных винчийских блудниц, застигнутых во время греха.

Грогар, схватив в охапку Лилию, таращившуюся на это гротескное чучело во все глаза, побежал прочь. Лунга, несмотря на усталость, о чем он не забывал время от времени упоминать, как будто упрекая в этом господина, и на этот раз проявил завидную прыть.

Грогар подумал, что надо изменить направление, и кинулся в обратную сторону, – туда, откуда они пришли.

Следом летел жуткий громыхающий, булькающий смех, смешивающийся с истеричными воплями странных колокольчиков. Чудовище будто хотело сказать «зря стараетесь, ребята».

Что-то подсказывало Грогару, что так оно и есть.

Самые худшие его опасения подтвердились – они снова и снова возвращались в злосчастную деревню, где их неизменно поджидало ревущее в какой-то дикой, сумасшедшей эйфории чудовище.

Мелькали деревья, ветви били по лицу, в кронах мельтешило не по-осеннему яркое солнце, пот заливал глаза, жаба тряслась, и ее жабо насквозь промокло от потоков стекающей по мерзкому телу слизи…

Грогар потерял счет времени. Он устал, в ушах стучало, голова кружилась, ноги подкашивались.

Он готов был сдаться.

– Черт подери! – закричал он и с ненавистью посмотрел на колдуна. – Черт подери! Зачем мы тебе? Сожрать нас хочешь? Ну так сожри! Сожри же!

– Не надо так, – откуда-то издалека послышался голос слуги. На плечо легла его рука. – Не надо…

В этот миг – точно кто-то опустил занавес – чудовище исчезло, испарилось.

Шумел ветер, раскачивая верхушки деревьев.

Грогар обессилено сел на землю.

– Что… что это было? – робко спросил Лунга, прижимая замершую девочку к себе.

– Не знаю. Сдается мне, это еще не все. Сдается мне, что мы обречены.

Лунга промолчал. Он стоял теребя в руках шляпу с самым мрачным видом из всех возможных.

– Боги с нами… Боги с кем угодно, но только не с нами. Ладно, заходим в дом. – Грогар кивнул на бывшее в незапамятную старину шультейковской резиденцией строение. – Отдыхаем. Нам нужно отдохнуть.

– Вы считаете, что в данной ситуации мы сможем… уснуть?

Грогар взглянул на Лунгу.

– Сможем. Видел бы ты себя.

23

Грогар никак не мог уснуть. Ему не давала покоя одна мысль: что дальше? Почему так тихо? Не может же быть, что на этом все. Что-то должно произойти, и в самом ближайшем будущем. Может, сегодня, сейчас… Отчего-то он сильно волновался за Лилию и все время с беспокойством, причину которого сам не понимал, поглядывал на нее. К вечеру, убаюканный тишиной, нарушаемой лишь мерным дыханием слуги и девочки да шумом леса, Грогар наконец-то погрузился в тревожный сон, граничащий с мучительной явью. В нем ярлу постоянно мерещились тутеха, протягивающая к нему свои костлявые руки, колдун, чье жабье рыло отчетливо напоминало печальный облик Дьярва Лёлинга, крадущиеся в сумерках гармы…

Он просыпался, вскакивал, пытался успокоиться, снова засыпал и видел беспорядочную прыгающую вереницу монстров, пока, наконец, сон окончательно не покинул его.

Грогар долго и неподвижно лежал, вперившись немигающими глазами в потолок.

Сколько историй с самого раннего детства он слышал о рыцарях, искателях приключений, бродягах, святых, которые неизменно доблестно и со всепобеждающей улыбкой на устах одолевали драконов, мантикор, оборотней, чернокнижников, тиранов, самодуров, орды гаратов и так далее.

В награду им доставались принцессы, и победители жили долго и счастливо.

Но в реальности все было не так просто, и теперь Грогар отлично понимал, почему постепенно превращавшийся в объект насмешек герой битвы при Эгыре Густав из Сольда, потерявший в том сражении глаз и приобретший немеркнущую (боги с ними, со злыми языками, не будем брать их в расчет) славу, так одинок. Ибо Густав тяжел характером, несдержан на язык, драчун, пьяница и мучается страшными головными болями вкупе с кровавыми кошмарами и вообще, по мнению одного столичного философа, склонен к самоуничтожению, а проще – к самоубийству.

А знаменитый Джотто из Кильтоно, прославившийся своим «Хождением за три моря»? Он первым отважился выйти за пределы Центрального моря в Великие Воды и доплыть до сказочных экзотических островов, названных им Оронегро. Он встретил там диких и кровожадных туземцев, у которых в обычае было поедание человеческой плоти. Сколько почестей по праву досталось отважному мореплавателю, претерпевшему в ходе того сумасбродного предприятия множество лишений и страданий! Поэты посвящали ему свои творения, самые красивые и желанные женщины мечтали выйти за него замуж, владыки всех стран Центроземья приглашали служить им.

И он сошел с ума, и вот уже десять лет обитает в родовом имении, опекаемый родными и близкими. Один знакомый Грогару лекарь, часто бывавший в доме Джотто по долгу службы, рассказывал много интересного о своем подопечном. Оказывается, бедняга, будучи по характеру весьма впечатлительным человеком, с детства мучился самыми разнообразными страхами. Например, он просто панически боялся деспотичную мать. Когда ему было года четыре (это по словам старых служанок, любивших почесать языком), он увидел, как одна парочка, укрывшись на сеновале, занимается любовью, и эта сцена так поразила его (должно быть, они громко стонали), что он запомнил это на всю жизнь и навсегда затаил в себе страх перед соитием.

Каким будет он сам, если останется жив? Утешься, говорил Грогар себе, через пару недель ты будешь в норме. Все-таки сколько таких, как Густав, старых вояк, выброшенных за ненадобностью, спились и сошли с ума? А Джотто – и с ним все ясно. Фобии, преследовавшие беднягу на всем его жизненном пути, переплетясь с ужасами, виденными в далеких краях, свели несчастного с ума. Не последнюю роль сыграли в этом и почести, ибо почести, по словам какого-то мудреца, способны погубить человека. Так оно и случилось.

Но Грогар не таков. Происхождение оградило его, по выражению одного пустого политикана, от обжигающего дыхания многочисленных войн, которые вело, ведет и будет вести наше славное королевство. Детство было счастливым и беззаботным. Он беспечен и богат, и он весельчак. Ему не привыкать к поклонению и любострастию, ведь он носит редчайший и древнейший титул ярла. Во всем Форнолде есть еще всего три рода, удостоенных такой чести. И он сумеет выгодно преподнести свои необычайные приключения высшему свету, он знает, под каким соусом подать сие блюдо.

Он – и тут Грогар наконец-то улыбнулся – завладеет королевской дочкой. Непременно завладеет.

Надо только…

Выкарабкаться.

24

Грогар, заметно воспряв духом, решил выйти подышать ночной прохладой и трезво поразмыслить, как быть дальше.

Раз вспомнив об Агнесс, он уже не мог остановиться. Он грезил о ней. Он вспоминал ее теплую, шелковистую белую кожу, ее запах – едва уловимый аромат духов и чего-то невесомого, обволакивающего, напоминавшего парное молоко, а может, и свежесть летнего утра, и шепот благословенных солнцем цветов, и жаркое, обжигающее дыхание юного тела.

Грогар унесся в мечты. Он уже ничего не видел перед собой. Ничего не слышал.

Жизнь прекрасна.

Как хочется растянуть мгновения счастья, поймать мечту и ощутить биение ее сердца. С другой стороны, если б такие моменты длились часами, жизнь потеряла бы смысл.

Грогар очнулся от грез, и сразу же его внимание привлекла чья-то тень, неясно, призрачно промелькнувшая слева. Он машинально двинулся туда, вглядываясь в тускло подсвеченную луной тьму, но не заметил ничего.

Пройдя несколько шагов, ярл остановился с мыслью: «Что я делаю?». И опять страх за девочку больно кольнул его. Подумав, Грогар решил возвратиться назад, но тут шевеление повторилось.