Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
Войска Первого Белорусского фронта подошли к Варшаве 30 июля 1944 года, измотанные более чем двухмесячным непрерывным наступлением, понеся огромные потери; авиация, тяжелая артиллерия, тылы с боеприпасами и горючим отстали. В намерение командования никак не входила попытка захвата Варшавы сходу, а, как уже сложилось в годы войны (Сталинградская операция, взятие Киева), охват ее с юга и севера, для чего планировалось создание двух плацдармов на Висле.
В довершение ко всему, немцы 30 июля начали мощное контрнаступление северо-восточнее Варшавы на правом берегу Вислы, нанеся тяжелое поражение советским войскам, срезав их клин и заставив отступить на десятки километров (из двухсот пятидесяти танков Третьего Гвардейского танкового корпуса осталось всего пятьдесят девять!).
И, самое главное, ни советское командование, ни правительство ничего не знали о готовящемся восстании. Оно началось 1 августа, а польский премьер-министр Миколайчик, находившийся в это время в Москве, сообщил о нем Сталину лишь третьего числа.
Наша 8-я Гвардейская армия, совместно с Первой Польской, сумела создать плацдарм именно 1 августа южнее Варшавы, в районе Магнушева. Но мы ничем не могли помочь Варшаве, отбивая непрерывные атаки немцев, обороняя и пытаясь расширить плацдарм.
Варшавское восстание, успешно начавшееся, уже было обречено на провал. Его руководители либо не знали, либо игнорировали известный (Ленинский) постулат, что «оборона суть смерть вооруженного восстания».
Немцы бросили на его подавление мощные сухопутные силы, авиацию, тяжелую артиллерию. Один за другим районы польской столицы превращались в руины. Десятки тысяч мирных жителей уничтожались или бросались в концлагеря. Восставшим не хватало снаряжения, боеприпасов, продовольствия. К тому же среди самих сражавшихся не было политического единства. Армия Крайова и Армия Людова (АЛ) имели собственные подразделения, зачастую они действовали несогласованно. Никакого контакта с командованием Красной Армии и Войска Польского руководители восстания устанавливать не желали.
В конце августа — начале сентября восставшие оказались в критической ситуации. Командующий! АК генерал Бур-Коморовский уже обдумывал планы капитуляции, а возможное сотрудничество с Войском Польским называл «предательством».
В этих условиях польские патриоты, невзирая на партийную принадлежность, пошли на прямое установление связи с советским и польским командованием. Для этой цели были выбраны женщины-разведчицы, зарекомендовавшие себя в ходе боев с немцами. К сожалению, не удалось разыскать материалов о подвигах этих девушек и женщин в ходе восстания.
Еще до этого, 15 августа, руководство АЛ пыталось установить связь с Главным командованием Польской Армии, направив двух связных. Однако при переходе линии фронта погибла при взрыве мины разведчица варшавского штаба АЛ Анна Сконецкая, несшая письмо, а оставшаяся в живых Владислава Пя-сковская из Пражского округа АЛ смогла лишь устно пересказать известные ей сведения, что не встретило должной реакции. И советское, и польское командование оставались в полном неведении о положении в Варшаве. Лишь видимое по ночам зарево над городом и доносившиеся иногда звуки канонады свидетельствовали о том, что там идет бой.
Затем, почти одновременно, на установление связи с советским и польским командованием было направлено несколько разведчиц. Алиция Духиньская из АЛ и Ева Плоская (Плавская) из АК переплыли Вислу в ночь с 13 на 14 сентября.
Секретарь Варшавского комитета Польской рабочей партии Изольда Ковальская и деятельницы Союза борьбы молодых Зофья Яворская и Ганна Моравская переправились на лодке через Вислу севернее Варшавы в ночь на 10 сентября. На правом берегу Вислы было тихо — здесь еще был немецкий тыл. Они направились в сторону фронта и вскоре к своей огромной радости увидели солдат в польской форме. Это был патруль Первой дивизии Войска Польского. Их сразу же направили в штаб Первой армии Войска Польского и в штаб фронта, где они доложили о положении в северной части Варшавы, а оттуда — в Люблин, где располагался Польский комитет национального освобождения (ПКНО). Здесь Ковальская и Моравская встретились с его руководителями — Эдвардом Осубка-Моравским и писательницей Вандой Василевской. Информация разведчиц была особенно важна в политическом плане: о расстановке сил, о целях, которые ставят перед собой различные политические группировки, о перспективах восстания.
Но наиболее ценную информацию доставили офицеры разведки АЛ Хелена Яворская («Янта») и Яг-нина Бальцежак («Ева»).
Из центра Варшавы, через захваченные немцами улицы Хелена и Янина пробрались в юго-восточный район Чернякув, находившийся в руках повстанцев. В ночь на 11 сентября на лодке они тронулись в путь. Над рекой то и дело вспыхивали осветительные ракеты, на противоположном берегу, в варшавском предместье Праги, кипел бой, иногда шальные снаряды падали в воду совсем близко, но девушкам повезло: удалось добраться до пражского района Саска Кемпа. Высадились буквально под носом у немцев, но те не заметили их, отвлеченные боем с наступавшими советскими войсками. Кое-как, где ползком, где перебежками, девушки пересекли линию немецкой обороны и в предрассветном тумане увидели первый советский танк. Пренебрегая опасностью, бросились к нему. Но он оказался мертвым. Тела танкистов лежали возле него. Девушкам уже пришлось повидать немало убитых, но это были первые русские, павшие в бою за их свободу.
Задерживаться было нельзя, побежали дальше, но вот послышалось:
— Стой, кто идет?
— Свои, свои! — радостно закричала Хелена, она хорошо знала русский. — Мы из Варшавы.
Из-за укрытия выглянул молоденький солдат.
— Вы чего бегаете? Здесь же стреляют.
— Нам срочно надо к командованию.
— Ишь какие, сразу к командованию, пробасил другой, постарше. — Ладно, Сеня, проводи-ка их к ротному.
Так «Янта» и «Ева» встретились с передовыми частями Сорок седьмой армии.
В каждом из вышестоящих штабов пришлось показывать документы и объяснять, кто они. откуда и куда идут, и, наконец, в штабе армии с ними разобрались окончательно и отправили в Люблин, где они встретились с самим главнокомандующим Войском Польским генералом Жимерским.
Выслушав девушек, генерал Жимерский посчитал их доклад заслуживающим внимания и вместе с Хеленой Яворской выехал в штаб маршала Рокоссовского, в К’онколевницы.
Там Хелена выступила с сообщением на заседании Военного Совета фронта. Сначала она смутилась, увидев такое количество генералов, собирающихся слушать ее. простую польскую женщину, но боль за горящую и погибающую в неравных боях Варшаву заставила ее говорить не только оперативно грамотно и толково, но и так страстно, что генералы если и не прослезились, то к концу доклада согласно кивали головами, когда она просила о помощи.
Вспоминая о докладах польских разведчиц, начальник Оперативного управления Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Сергей Штеменко писал: «От них советское и польское военное командование впервые узнало подробности о характере восстания, расположении и состоянии повстанческих сил».
Только после прибытия первых посланцев АЛ польское и советское руководство смогло сориентироваться не только в конфигурации позиций повстанцев (они были расчленены по всему городу), но и понять, что настроение восставших является антифашистским, понять масштабы варшавской трагедии. Сообщение агенства печати ПКНО о переходе линии фронта Хеленой Яворской и Яниной Бальцежак с просьбой о помощи борющейся Варшаве заканчивалось словами: «…Помощь будет оказана».
В этот же день заместитель начальника Генштаба Красной Армии генерал Алексей Антонов и генерал Сергей Штеменко передали информацию об обстановке в Варшаве Сталину, который распорядился сделать все возможное для оказания помощи варшавским повстанцам. включая доставку вооружения, боеприпасов и прочего по воздуху.
Вечером того же дня начался сброс необходимых грузов, который продолжался пятнадцать дней. В сброшенных на парашютах записках говорилось, что «Красная Армия шлет боевой привет героическим бойцам Варшавы. Подойдя к стенам Варшавы, мы получили возможность оказать вам братскую помощь». В них также указывалось, что посланцы сумели добраться до расположения освободителей.
