Лицо она узнала сразу – его фото печатали во многих газетах и не было, совершенно точно не было ни одного паксийского помещика, не знакомого с ним. Можно даже предположить, что абсолютное большинство крестьян, кроме только, наверное, крепостных из самых далеких от столицы губерний, легко узнают это лицо, ведь Рогов, ни много ни мало, – главный противник самого царя Николая IV. И все же, как это всегда оказывается, ни одна фотография не могла передать целиком натуру человека. Черно-белый снимок показал бы обычного мужчину тридцати трех лет с угрюмым, как будто острым взглядом, горизонтальной складкой на лбу, красноречиво говорящей о частой и напряженной работе ума, темными волосами и короткой бородой. Важная личность, угроза короне, но просто человек. Впечатление же от встречи с Роговым вживую нельзя описать словами «это просто человек». Видеть его – видеть опасность; стоять с ощущением, что тебя вот-вот проткнут насквозь этим острым взглядом, придавят к полу какой-то угрюмой мыслью, которая, кажется, навечно застыла в чертах этого человека и которую ни за что не захочется узнать. Безотчетный, инстинктивный страх сковывает тело и сознание просто от нахождения рядом с ним. Это – магия бесов. Людей с такой магией боятся, потому что в этом ее суть.

Рогов сидел за столом, целиком заваленным бумагами. Он никак не отреагировал ни на то, что открылась дверь, ни даже на то, что перед ним прямо на ковер не самым любезным образом бросили дворянку.

– Борис Олегович – Вероника Юрьевна Гордеева, – произнес Денис таким свободным тоном, будто начинал случайную беседу со знакомым в парке. Он был одним из крайне немногочисленных людей, способных спокойно разговаривать в присутствии Рогова. Впрочем, это можно списать на особенности его весьма специфического восприятия мира, о чем обязательно вспомним, но позже.

– А, Гордеева… оставьте нас. И принесите печать в гостиную. Я позову, – холодно и неторопливо произнес Рогов, поднимая свой тяжелый взгляд.

Денис тут же осторожно отпустил волосы Вероники и скрылся за дверью.

– Вероника Юрьевна, прежде всего, приятно с вами познакомиться. Уверен, вы меня уже узнали, я – Борис Олегович Рогов, – уважительно, но все в той же леденящей кровь манере представился этот человек.

– Приятно познакомиться? Что за фарс? Меня привели сюда и бросили к вашим ногам. Так начинается ваше «приятное знакомство»? – Вероника решила, что даже если ее кровь и вправду заледенеет, она хотя бы попытается отстоять осколки своего только что треснувшего достоинства.

В ответ на эти слова, а может, и просто по внезапной прихоти, Рогов встал из-за стола. Он не шел быстро, не двигался медленно, но, даже просто обходя стол, сумел внушить еще большее желание как можно скорее покинуть этот кабинет. Спустя несколько мучительно долгих секунд этот человек оказался пред Вероникой. Она так и не сумела встать с колен, как ни умоляла себя.

– Вы, Вероника Юрьевна, сильно ошибаетесь, считая, что находитесь в подходящем положении, чтобы задавать такие пустые вопросы. В данный момент я – ваш благодетель. По моей воле ваша голова может упасть влево или покатиться вправо. И моя же прихоть может сохранить вам жизнь. Граф Юрий Макарович был вашим отцом – одно это уже достаточно веская причина закончить все здесь и сейчас. Дворяне любят говорить о положении, так что не забывайте и вы о своем.

Что бы ни думала Вероника, теперь она при всем желании не могла выдавить из себя ни единого слова.

– Хорошо. Вы, кажется, поняли. Не будем терять времени, – голос Рогова глухим басом раздавался по кабинету. – Наш век – век принятия самых отвратительных реформ в истории империи. Ваш отец был приближенным нынешнего императора, одним из его немногочисленных тайных советников. Его причастность к этому беспределу очевидна. И все же вы – не ваш отец, не правда ли? Так мне сказал Денис Матвеевич, и я решил ему поверить. В такой ситуации у меня нашелся лишь один выход – Вероника Юрьевна Гордеева должна погибнуть, сгореть в усадьбе вместе с отцом, – за все время его ровный, подавляющий тон ни разу не изменил своего ритма, но на этой фразе он, этот гад, намеренно сделал длинную паузу. – А вы станете девушкой без рода и имени – новым человеком у меня на службе.

– Где он? – хрипло выдавила из себя Вероника.

Какое-то едва уловимое хищное выражение мелькнуло на лице Рогова. В этот момент она могла явственно почувствовать, как холодный и липкий пот проступает у нее на шее.

– Денис, прошу, проводите ее в гостиную.

Это было сказано достаточно громко, чтобы молодой человек услышал из соседней комнаты и вскоре появился перед Вероникой. Его невозмутимый взгляд был таким же, как прежде. Протянув руку, Денис помог ей подняться.

Откровенно говоря, девушка не желала идти в гостиную. Было очевидно, что ничего хорошего она там не увидит. Страх накатывал волнами, и когда он хоть немного отступал, она понимала – следующая волна будет только сильнее. Прямо сейчас Вероника боялась быть оглушенной новой волной.

Она увидела все сразу. В тот самый момент, когда переступила порог той самой комнаты, дверь в которую не так давно Денис закрыл перед ней. На красивом бежевом ковре с узором из цветов и листьев красовалось большое темное бордово-коричневое пятно засохшей крови. Где-то ближе к краю, словно небрежно брошенное, лежало чье-то тело. Оно было лишено головы, и кто угодно мог увидеть обрубленный кусок плоти – срез на шее, из которого уже не стекала кровь, но который все же мог вызвать тошноту одним лишь своим видом. Голова лежала на боку в некотором отдалении от тела, почти что ровно посередине темного пятна. Мерзкий до отвращения запах завершал жуткую картину смерти.

Девушка уже второй раз за день оказалась на коленях. Только сейчас она нисколько не обратила на это внимания. Очень медленно, не в силах сдержать дрожь в теле, она подползла к отвернутой голове. Неужели это та самая особа, что так носилась со своим дворянским достоинством, сейчас ползла по ковру, словно последняя нищенка перед вратами какой-нибудь убогой церквушки. Ее дрожащая рука повернула измазанную в крови голову. Сомнений больше не оставалось – перед ней было тело ее отца. На его лице застыло какое-то кривое выражение ужаса, которого она никогда не встречала у того прежде, а сухие глаза смотрели расфокусированным взглядом куда-то в пустоту, но Вероника без сомнений узнала в этих искаженных чертах Юрия Гордеева.

Она не могла вынести этого мертвого взгляда, и поэтому тут же, словно ошпарившись кипятком, отвернула лицо от себя. Девушка не кричала и не плакала. Только частое поверхностное дыхание и широко раскрытые невидящие глаза говорили о ее состоянии. То был парализовавший все тело шок.

***

Вероника любила своего отца. Это не было настолько же нежным и трепетным чувством, что она испытывала к давно погибшей матери, но она все равно считала это любовью. Отец был строг, он много ожидал от дочери и во многом ее ограничивал. Им на Веронику было возложено тяжелое бремя, которое она была вынуждена нести на своих плечах с достоинством. Ей даже пришлось скрывать страсть всей своей жизни в угоду отцовским желаниям. Да, временами он был невыносим, и Вероника редко всей душой соглашалась с ним. Его фанатичная дворянская гордость, честолюбие и… Несмотря на все это, кто кроме него мог считаться ее семьей? Она не могла ненавидеть его, это противоречило бы тем принципам, которые с таким старанием и любовью были заложены еще при жизни матушки. «Люби семью, чти знания, не страшись перемен», – девушка помнила ее слова. Что-то настолько важное нельзя было отбросить из-за банальных расхождений во взглядах.

Поэтому Вероника стояла на его стороне, верила его словам и старалась с высоко поднятой головой нести это замысловатое «Гордеевское достоинство». Так долго, сколько могла.

«И что прикажете делать сейчас? Продолжать отстаивать честь семьи, отказать Рогову и встретить такой же конец? Лишиться головы на этом же ковре, с такой же отвратительной гримасой?».