– Если ты сейчас уйдешь, – сказала она, – сестру не догонишь, погибнешь по дороге.

Я покачала головой, пряди распущенных волос упали мне на лицо.

– Мэволь не понимает, во что ввязывается. Этот человек перехитрил даже отца. Ей нужна моя помощь.

Отчаянный взгляд Кахи жег мне спину. Я медленно оглянулась на нее через плечо. Мне хотелось отблагодарить ее за все.

– Кахи, ты очень помогла нам, спасибо. Но… твой отец наверняка тоже замешан в этом преступлении.

Губы у Кахи были бледные и потрескавшиеся.

– Я знаю, – прохрипела она. – Я поняла это, когда Мэволь рассказала мне о поместье Ёнхадан. Я как-то раз проследила за отцом, когда он туда приезжал.

Я вытащила из кармана листок бумаги ханджи, который отдала мне Поксун. Сохранила его на всякий случай. Теперь я поняла, что это карта, указывающая путь.

– Ты не знаешь, что тут нарисовано?

Кахи взглянула на листок.

– Девять кругов – это девять потухших вулканов. Линии изображают реки, а точки – это, должно быть, деревни. Вот деревня, откуда родом Сохён. – Она указала на ближайшую к кругам точку. – Туда и поехала Мэволь, там она узнает, как добраться до Ёнхадана.

– Как она это узнает?

– Крестьяне из деревни Сохён расскажут ей. Я как-то расспрашивала их о поместье, они все о нем знают.

Я кивнула.

– Они не замечали раньше ничего подозрительного?

– Нет. Обычный особняк, кивачип [31], хоть и построен на отшибе. – Кахи сложила карту и вернула ее мне. – Но одной карты мало, ты заблудишься. Я провожу тебя, но дальше леса, окружающего поместье, не поеду. Если… если там мой отец, я не хочу, чтобы он меня увидел.

– Да, да, конечно, – согласилась я. – Но почему ты помогаешь мне?

– Из-за твоего отца. – Она чуть дернула ртом, а потом зашептала встревоженно и грустно: – Он сказал мне кое-что, и с тех пор, как он исчез, я думаю об этом каждый день.

– Что же он сказал?

– Только детектив Мин по-настоящему разглядел меня, разглядел во мне желание помочь, разглядел мой страх. Я так ничего и не смогла сделать, но он все равно назвал меня храброй. Он говорил, что я храбрая, раз у меня такой отец. А сказал он вот что: «Можешь промолчать, но подумай, к каким последствиям приведет твое молчание через много лет».

На мгновение я увидела Кахи такой, какой ее, должно быть, видел отец. Не просто очередным свидетелем, а несчастной девочкой, которая могла бы ему помочь, но слишком боялась своего отца. Детектив Мин переживал о Кахи, о Сохён, о пропавших тринадцати девушках.

Возможно, они напоминали ему дочерей.

– Я поняла кое-что важное, когда решила, что помогу тебе. – Она посмотрела мне прямо в глаза, и мне показалось, будто в темном ночном лесу вдруг зажегся далекий огонек. – Когда делаешь что-то, становится страшно. И вместе с тем чувствуешь свободу.

Три часа подряд мы ехали сквозь маленькие деревушки, широкие поля, колышимую ветром траву, мимо разбросанных повсюду лавовых камней и наконец въехали в лес, окутанный голубым туманом. Здесь было холодно и сыро. Тропинка, по которой мы ехали, бежала вверх по крутому склону, и я все спрашивала себя, когда же подъем закончится, когда же мы спустимся в долину.

– Почти приехали, – тихо сказала Кахи.

Жуткая тишина царила в этом лесу. Не было слышно ни птиц, ни зверей, мы будто оказались под огромной прозрачной чашей, блокировавшей все звуки.

– Где мы сейчас? – прошептала я, громко разговаривать в такой тишине казалось мне неестественным.

– В кратере. Если взберемся наверх, увидим, что края смыкаются кругом над котловиной.

Схватившись за поводья, чтобы не упасть, я запрокинула голову. Надо мной на вершине холма шумели сосны. Казалось, будто огромная зеленая волна вот-вот обрушится на меня и потащит в морскую бездну.

– Скорей, – сказала Кахи. – Сюда.

Я поехала за ней, и чем дальше мы ехали, тем холоднее становилось.

– Ты тайком проследила за своим отцом? – спросила я Кахи, и пар вылетел у меня изо рта.

– Да.

– Почему?

– Мне стало интересно, куда он все время уходит. Он брал с собой хлопковый мешок.

– А что он в нем прятал?

«Может быть, белую маску?» – подумала я.

– Я пыталась посмотреть один раз, но он поймал меня и сказал… – Кахи замолчала, и я знала, что, если бы я заглянула ей в лицо, я бы увидела безрадостный взгляд, пустой, как небо в морозную погоду. – Сказал, что, если я еще раз попробую это сделать, он переломает мне пальцы.

Я прикусила губу. Что можно сказать на это?

– Странно, – продолжала она. – Отец, видимо, считает, что старается ради нас, но мне это совсем не по душе. – Она помолчала. – Я не просила его продавать душу ради моего будущего. Но он это сделал. Продал ее «ради» меня.

Я понимающе кивнула. Отец много чего сделал ради меня и Мэволь, о чем я его не просила. Например, рисковал жизнью, чтобы поймать похитителя девушек. Иногда я жалела, что он не был эгоистичным трусом.

– Ты любишь своего отца? – спросила я и вдруг поняла, что задала вопрос не Кахи, а самой себе. Я быстро добавила: – Прости, можешь не отвечать.

Неважно, любит ли Кахи отца или нет, на расследование это никак не повлияет. Просто я буду чувствовать себя виноватой, когда его посадят в тюрьму.

Кахи не проронила ни слова, и я подумала, что она уж и не ответит.

– В детстве я верила, что люблю его, – тихо произнесла она, – а потом выросла. – Она отвела ветку от лица и продолжила: – Отец делал все что мог, чтобы обеспечить меня. Всякий раз, как я вспоминаю об этом, я чувствую благодарность и одновременно укор совести, потому что знаю, что он не всегда поступал честно. Я знаю, что он преступник… но не могу забыть, как он отрывал от себя последний кусок, лишь бы я не голодала.

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Отец написал в дневнике, что не существует полностью хороших людей, как и полностью плохих. Раньше я не понимала, что это значит, пока Кахи не рассказала мне о своем отце, Ссыльном Пэке.

Наконец, впереди, между густыми зарослями, замаячил просвет. Перед нами раскинулась равнина, и в самом ее центре возвышался особняк кивачип, похожий на те, которые я видела на материке, только черепичная крыша казалась куда чернее. Покрытые каменной плиткой стены тянулись вокруг особняка на сотни шагов, а за стеною я разглядела еще множество построек с такими же черепичными широкими крышами.

«Мэволь-а, ты здесь?» – мысленно вопрошала я. Мне так хотелось, чтобы сестра услышала мои мысли.

Мы с Кахи стояли на краю леса, тишина давила на меня, будто я несла на плечах тяжеленный мешок. Меня снова тошнило, но на этот раз виноват был не яд. Я посильней натянула чангот себе на голову, чтобы лучше спрятаться. Капли росы закапали с пурпурной накидки мне на лицо.

– Агасси. – Кахи повернулась ко мне, в глазах у нее блестели слезы, а кончик носа покраснел. – Дальше я идти не могу. Пожалуйста… пожалуйста, будь осторожна, чтобы я не пожалела о своем решении.

Пальцы окоченели от холода и не слушались, мне с трудом удалось привязать к дереву пони. Я спрятала его далеко в лесу, где его никто не заметит. Потом стянула с головы шелковую накидку и повесила ее на ветку. Вновь оказавшись у кромки леса, я любовалась видом на Ёнхадан, отодвинув мешавшие ветки отцовским чукчандо.

Особняк хранил какую-то тайну, из-за которой погиб мой отец. Сестре погибнуть я не позволю.

Я думала, стоит ли броситься бегом через кратер, но до особняка было так далеко, и меня легко бы разглядели на открытом пространстве. Я ждала и ждала, не зная, что придумать. Неожиданно я поняла, что неосознанно ищу предлога остаться в безопасности, в лесу, среди деревьев. «Сейчас, – услышала я внутренний голос, – иди сейчас же».

Я бросилась бежать, хотя от страха у меня гудело все тело. Ноги стали ватными, и несколько раз я плюхнулась в траву, испачкав юбку. Я старалась изо всех сил, но будто ни на шаг не приблизилась к особняку. Он маячил на горизонте все таким же крошечным пятнышком размером не больше моего большого пальца. Быстрее, нужно бежать быстрее.