– Что с ней? – невнятно пробормотала я.

– Твоя сестра никогда хорошим здоровьем не отличалась, – ответила шаманка. – А с тех пор как вы оставили ее у меня, она перестала нормально есть. Здесь, на Чеджу, люди часто умирают от голода, но я всегда боялась, что Мэволь умрет от разбитого сердца.

– Нужны, – язык окончательно перестал мне подчиняться, – ягоды сироми.

Мама лечила нас так в детстве.

– В деревне их не найти.

Шаманка, как всегда, была права. Чтобы собрать их, нужно было подняться на вершину горы Халла.

– Я м-м-могла бы сходить за ними. – Я вытерла лоб рукавом. Пот струился по лицу. Мне было так жарко, будто я несколько часов ехала под палящим солнцем.

– Ты заблудишься… – Шаманка Ногён внимательно разглядывала меня. – Ты тоже больна?

Я больше была не в состоянии выдавить из себя ни слова, все лицо онемело, но мысли при этом сменяли одна другую со страшной скоростью. Сильно ли Мэволь заболела? Как мне ей помочь?

Мне вдруг послышались приглушенные голоса, кто-то разговаривал во дворе перед домом. Может быть, мне показалось? Может, фиолетовый порошок вызывает еще и галлюцинации? Я отчетливо слышала громкий мужской голос, но не могла разобрать слов. Я уже собралась встать и пойти выяснить, что там происходит, но почувствовала вдруг на своем запястье горячие пальчики сестры.

Мэволь смотрела на меня и пыталась что-то сказать.

– Сумрак и туман, – прошептала она наконец.

И тут я ясно вспомнила девять кругов и то, что сказала Поксун. Сохён произнесла всего два слова: «сумрак» и «туман». Я крепко сжала руку Мэволь и попыталась спросить у нее, знает ли она, что это означает, но губы меня не слушались.

Мэволь прочла вопрос в моих глазах. Она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться к самому ее рту.

– Ты знаешь, что это значит, – выдохнула она мне в щеку.

Я нежно сжала ее руку. «Что?» – возник вопрос в моих глазах.

– После того случая в лесу ты то теряла сознание, то снова приходила в себя и все время повторяла: «Сумрак, туман, сумрак, туман».

Мысли смешались, пот струился по лбу. Почему я так говорила? Я снова попыталась вернуться назад, заглянуть в свою память, но там была лишь сверкающая пустота, такая яркая, что у меня заболели глаза.

Кто-то ясно выкрикнул снаружи:

– Эй, есть кто дома?

Пошатываясь, я поднялась на ноги, чтобы уйти от выжидающего взгляда Мэволь; она явно надеялась, что я что-то вспомню. Где-то глубоко в своем сознании хранились ответы на все вопросы, но как их извлечь оттуда? Горечь разочарования мучила меня. Я подошла к двери, которую мы оставили открытой, и выглянула наружу. Во дворе двое слуг осторожно опускали паланкин на грязную землю. Один из них открыл деревянную дверцу. Внутри было темно, но мне удалось разглядеть кроваво-красные губы дамы, восседавшей на подушках.

– Тащите ее сюда, – раздался пугающе знакомый голос.

Я нахмурилась и отступила назад. Но я не успела захлопнуть дверь: слуги опередили меня. Они вбежали на веранду, и я почувствовала, что мне не вырваться из их крепких рук. Кричать я не могла, лишь сумела издать какое-то хриплое сипение, когда они затолкнули меня в паланкин.

Дождь барабанил по крыше, а я сидела, скрестив ноги, и смотрела на тетушку. В ее глазах читалось сильное раздражение: ей пришлось проплыть по морю тысячу ли, чтобы разыскать наконец свою глупую племянницу. Тетя Мин молчала, а я не могла произнести ни слова и не понимала: пот льет с меня ручьями из-за фиолетового порошка, который я проглотила, или из-за того, что я испугалась неожиданной встречи. Потом я с ужасом осознала, что паланкин подняли в воздух и куда-то понесли.

«Имо ![25] Мне нельзя сейчас уезжать!» – я хотела выкрикнуть эти слова тете в лицо, но у меня ничего не получилось. Тогда я попыталась открыть дверь, пихнула ее локтем, но дверца оказалась заперта.

– Ты доставила мне столько неприятностей! – проговорила тетя Мин ледяным голосом. – Завтра мы отправимся домой, и я уж прослежу, чтобы ты больше не сбежала.

Я замотала головой и уставилась на тетку, выпучив глаза. «Нет, нет, нет! Имо, пожалуйста!» Сестра умирает. Отца отравили. Я тоже отравилась и вот-вот узнаю правду. Мне нужно остаться на Чеджу, она не может увезти меня на материк.

– Твой отец должен был давно с этим разобраться. – Тетя Мин помассировала себе виски пальцами в нефритовых кольцах. – Как только выберут принцессу и можно будет снова играть свадьбы, я позабочусь о том, чтобы найти тебе мужа.

Я в панике оглядывала паланкин, думая, как же мне выбраться из ловушки. Стены будто смыкались вокруг меня, и тут мне показалось, что по мне ползет какое-то насекомое. Муравьи. Я не могла ни одного разглядеть, но чувствовала, как их крошечные лапки бегают по ногам и рукам.

– Молодой человек, который претендовал на твою руку, отказался от своего предложения, когда узнал, что ты сбежала. Все в Мокпхо будут считать тебя распутной женщиной. Но тебе повезло. Остался все же один человек, который хочет жениться на тебе. Старый развратник, но кто еще согласится взять тебя в жены после того, что ты натворила. – Тетя приподняла одну бровь и снисходительно взглянула на меня. – Ты выйдешь за него, Мин Хвани. Я обещала твоему отцу, что, если с ним что-нибудь случится, я выдам тебя замуж.

Я хлопнула рукой по шее и взглянула на ладонь. Никакого муравья. Ничего.

Тетя Мин нахмурила острые тонкие брови, глаза ее холодно блеснули.

– Что… – прошипела она тихо и зловеще, – да что с тобой такое?

Паланкин трясся и раскачивался, слуги шли по неровной дороге, то поднимаясь в гору, то спускаясь вниз. Меня укачивало все сильнее и сильнее, я готова была содрать с себя кожу, только бы эта качка прекратилась.

– Муравьи, – наконец выдавила я из себя, забившись в темный угол носилок. – Здесь м-м-муравьи. Т-т-тысячи.

Тетя Мин покачала головой и прищелкнула языком.

– Только этого не хватало. Ты помешалась, Мин Хвани.

Яркий солнечный свет бил в глаза. На секунду мне показалось, что я снова дома, в Мокпхо, и что нужно пожелать доброго утра отцу, как я всегда делала перед тем, как он уходил на работу в полицейское ведомство.

Но солнечный свет вдруг погас и превратился в огоньки мерцающих в темноте свечей. Я не сразу поняла, где я, но потом нахлынули воспоминания. Покачивающийся паланкин, полный насекомых… тетя Мин в блестящих украшениях… свежий воздух, ударивший мне в нос, когда меня выволокли наружу… мое удивление, когда я увидела вокруг не холмы и не долины, а серые дворы и величественные здания… здания с черепичными крышами и красными деревянными балками.

Потом все поплыло. Какие-то голоса и кромешная тьма.

Неужели я потеряла сознание?

Оглядевшись, я увидела просторную незнакомую комнату. За решетчатыми окнами, проложенными бумагой ханджи, шел дождь. Снаружи прогрохотал гром. Я лежала на циновке, и стоило мне шевельнуться, как я тут же почувствовала что-то странное. Я провела ладонью по руке и наткнулась на что-то длинное, тонкое и холодное.

Я подскочила – все мое тело было истыкано иглами.

– Это иглоукалывание. – Молодая женщина примерно моего возраста сидела рядом с медной чашей в руках. – Вы сквозь сон жаловались на онемение в теле, я подумала, что это может помочь.

Мной овладела паника, я начала выдергивать иглы одну за другой.

– Кто вы такая?

Девушка собрала разбросанные иглы и поджала губы, явно стараясь подавить раздражение.

– Я уинё [26].

Женщины-врачи встречались довольно редко: они работали либо при аптеках, где лечили жен и дочерей знатных клиентов, либо во дворцах, где их пациентками были королевы, принцессы и наложницы, к которым врачам-мужчинам было запрещено прикасаться.

– Что со мной случилось? – спросила я.