– Если ты пришла поговорить с отцом, – сказала Кахи, – тебе это не удастся, он ушел. Я не знаю куда, но пока он не вернется, мне запрещено беседовать с кем бы то ни было, особенно с тобой.

Некоторое время я молча шла рядом с ней. У ручья Кахи поставила корзину на землю и начала полоскать одежду в бурлящей прохладной воде.

– Твой отец искал Поксун. – Я сняла чангот и перекинула его через руку, меч-трость я по-прежнему держала наготове. – Я нашла ее. Она рассказала нам, что и ее похищали, просто ей удалось сбежать. Снова мужчина в белой маске.

Кахи схватила лопатку и, бросив одежду на гладкий камень, начала по ней колотить.

– Не хочу ничего знать.

– А еще в Новоне теперь новый судья. Он будет председательствовать на повторном рассмотрении дела. – На самом деле он был тайным королевским инспектором, но мне не хотелось вдаваться в пространные объяснения. – Я со многими в деревне разговаривала, все подозревают Ссыльного Пэка. Судья, конечно, тоже обратит на него внимание, особенно теперь, когда… – Легкий холодок пробежал у меня по спине. Я откашлялась. – Особенно теперь, когда нашли труп моего отца.

Лопатка замерла в воздухе. Кахи уставилась на меня, и какое-то странное чувство отразилось в ее темных глазах. Страх? Раскаяние?

– Твоего отца нашли?

– Его отравили, – прошептала я. – А потом закололи.

Кахи все глядела на меня, будто не могла понять, о чем это я говорю. Потом моргнула и отвела взгляд.

– Твой отец был добрым человеком, – тихо сказала она. – Он знал, чья я дочь, и все равно… Я почти не встречала добрых людей. Твой отец был одним из них.

– Ты разговаривала с ним?

– Да, я сказала ему… рассказала…

Кахи покачала головой и вернулась к работе.

Доброта. Вот как он заставил Кахи заговорить. Не пугал, не угрожал ей. Отец понимал, что добротой он добьется большего. У него было два подхода. Он бывал осторожным и ласковым, вел себя с подозреваемым, как с несчастной птичкой, у которой сломано крыло. А мог проявить жесткость, стать несгибаемым, как наточенный топор, и добиваться поставленной цели.

– Что ты рассказала моему отцу? – спросила я. – Он мертв и не может мне ответить, а мне важно понять, что он узнал перед смертью.

Кахи сильно скрутила одежду, выжала из нее воду.

– Говоришь, в Новоне теперь новый судья?

– Да. – Наверняка скоро так и будет. – И чувствую, скоро мы доберемся до истины. Отец часто говорил, что какой бы убедительной ни казалась ложь, правда всегда выплывает наружу. Потому что ее не остановить, она будет стремиться к свету год за годом.

Кахи молчала, безучастно таращась в бурлящий ручей. Ее пальцы покраснели от ледяной воды.

– Я выросла с мыслью, что никому не остановить моего отца, – сказала она в конце концов. – Никто не помешал ему замучить мою мать до смерти, разбить ей сердце. Никто не помешал ему… порезать мне лицо. – Она прижала к себе мокрую одежду, явно пытаясь заглушить воспоминания. Потом она аккуратно расстелила белье на траве, чтобы высушить. – Он схватил меня за горло средь бела дня. Я кричала, звала на помощь. Люди останавливались у ворот… они просто смотрели, как отец исполосовал мне лицо, приговаривая, что я не должна выделяться, иначе меня увезут отсюда навсегда, как дань императору.

Я с ужасом разглядывала шрамы на лице Кахи, мои подозрения подтвердились. Три темные уродливые борозды пересекали ее щеки, а от уголков рта в разные стороны разбегались кривые морщинки. Отец изуродовал ее. То же самое проделывали с собой и некоторые девушки на материке. Я читала в дневнике отца, что девушки расцарапывали себе лицо или поджигали его палочками мокса [29], лишь бы не попасть в гарем императора династии Мин. Они сильно рисковали, потому что наказание за такое поведение было весьма суровым: семью лишали имущества, а отца семейства – должности.

Кахи присела на корточки перед разложенной на траве одеждой.

– Отец сказал, что, если я вырасту красавицей, меня постигнет участь госпожи Мун.

Язык у меня окаменел, я смогла лишь что-то промычать в ответ.

– Он говорил, что красота – это проклятье, – продолжала Кахи. – Потому что он только что видел, как деревенский старейшина безуспешно пытался подкупить императорского посланника. – Вместе со словами изо рта у нее вылетал пар, и Кахи поднялась. – В тот же вечер я вышла на задний двор и увидела, как старейшина разговаривал с отцом. Не знаю, о чем они говорили…

Неужели старейшина Мун как-то связан с этими преступлениями? Мне трудно было в это поверить, и все же я представила, как он шепчет Пэку: «У меня есть для тебя работка. По рукам?» Он мог щедро заплатить Пэку, чтобы тот нашел для эмиссара кого-нибудь взамен его дочери.

– Потом отец вернулся в дом, – рассказывала Кахи, – и сказал, что теперь мы станем богатыми, что еды всегда будет вдоволь. А на следующий день он куда-то ушел, и его не было несколько недель. Ходили слухи, что он ездил по всему Чеджу, искал красивую девушку. Думаю, это он нашел Сохён, потому что, когда она потом вернулась в Новон – удивительно красивая была женщина, – отец очень испугался, ходил весь бледный, будто увидел привидение. Я слышала, как он пробормотал как-то, что зря он согласился помочь деревенскому старейшине.

Я оцепенела от ужаса, не могла пошевелиться, вцепилась в отцовский меч так, что на ладони у меня отпечатались все неровности бамбуковой ручки.

– Когда начнется суд, пообещай мне кое-что. – Кахи наконец подняла голову и посмотрела на меня через плечо спокойным беззастенчивым взглядом. – Обещай, что отец не вернется домой. Если он узнает, что я все это тебе рассказала, мне не жить. И моя кровь будет на твоих руках.

Мы молча смотрели друг на друга. Я внезапно ощутила всю тяжесть ее просьбы.

– Если он виновен, он не вернется. – Меня трясло, как в лихорадке. Я сжала покрепче меч. – Это я могу тебе обещать.

Из рассказа Кахи я узнала две важные вещи. Скорее всего, именно ее отец похитил Сохён, а деревенский старейшина Мун подкупил его, чтобы он это сделал.

Продрогшая и испуганная, я стояла в одиночестве у ручья – Кахи давно ушла. Что мне теперь делать? Кому рассказать то, что я только что узнала? Бежать к инспектору Ю? Еще сегодня днем я обвинила во всем шаманку. Что подумает инспектор, если я заявлюсь к нему и скажу, что у меня новый подозреваемый?

«Сначала пойми, – подсказал голос отца, будто мы вместе работали над делом, – как все это связано с «лесным делом» и с моим убийством».

Я тыкала в землю чукчандо, пытаясь сообразить, что к чему. Кахи рассказала, что ее отец похитил Сохён, но, скорее всего, он причастен не только к этому преступлению. Инстинкт подсказывал мне, что Ссыльный Пэк сотворил еще множество злодеяний.

«Думай, – подбадривал меня отец, – учти все мелочи, найди закономерность».

Я присела на корточки, запустила руку в мокрую от росы, сочную травку и начала выдергивать ее горстями, будто с каждым рывком мне открывалось что-то новое, чего я раньше не понимала.

Если Ссыльный Пэк похитил Сохён, возможно, он же и виноват в ее смерти. Он боялся, что Сохён расскажет, кто ее похититель. Он не хотел, чтобы деревенский старейшина узнал, что Сохён та самая девушка, которую он похитил взамен его дочери, и что она вернулась отомстить. Потому он и убил ее.

Вот и возможная разгадка «лесного дела».

В тот день в лесу Мэволь видела человека в белой маске с мечом. Если Ссыльный Пэк – убийца Сохён, то, возможно, это он прятался за белой маской. Маской, которую из раза в раз видели, когда исчезали тринадцать других девушек. Неясно, зачем Ссыльному Пэку понадобилось похитить еще и их, однако если он носил маску, то и с делом о пропавших он точно связан.

Я высыпала вырванную траву на землю. Главный вопрос теперь был вот каким: «Что мне делать?»

Я поднялась с земли и стряхнула с ладоней и юбки остатки травы. Потом взяла накидку и чукчандо. Отца рядом не было, но я знала, что бы он сказал, если бы был здесь.