Все мои доводы разлетелись в пух и прах после этих слов. Честно признаться, я и сама думала, что отец бы во всем разобрался, но все вокруг были так уверены в виновности Пэка.

– Самый очевидный подозреваемый, – сказал старейшина Мун, – не всегда оказывается преступником.

– Но кто же тогда прячется под маской? Человека в маске видели и пять лет назад, во время гибели Сохён в лесу, и недавно, после исчезновений других девушек.

Я прижала пальцы к губам, попыталась вспомнить имена пропавших, записанные у меня в дневнике.

Старейшина Мун откашлялся.

– Я хотел обсудить еще кое-что по поводу вчерашнего, – проговорил он. – Похоже, вы с сестрой собирались не просто поговорить со Ссыльным Пэком: он уверяет, что вы тайком пробрались в его дом. Это правда?

Я опустила руки на колени, и шелковый чангот соскользнул с моей головы.

– Он толкнул меня, я ударилась головой о стол.

– Да, я вижу.

– Это неподобающее поведение, вы ведь понимаете?

– Ссыльный Пэк не будет заявлять в полицию о незаконном проникновении в его дом. Он сказал мне, что вчера я неправильно его понял, что на самом деле ничего не случилось. Но ты можешь обвинить его в нападении, и тогда, если он заявит, что вы с сестрой пробрались к нему в дом, скорее всего, тебе удастся выйти сухой из воды. Ты принадлежишь к правящему классу, Мин Хвани, и, к сожалению, а может, и к счастью – для тебя уж точно к счастью, – судья обычно решает дела в пользу тех, кто у власти. И вот еще что, – добавил он, многозначительно взглянув на меня, – я напишу твоей тете и расскажу ей обо всем, что здесь случилось.

– Но вы же мне обещали! Вы сказали, что не будете ей писать!

– Игра зашла слишком далеко, я не могу взять на себя такую ответственность…

– Но я почти раскрыла дело, старейшина Мун, – солгала я. Отчасти я говорила правду: я чувствовала, что нащупала нечто важное, но поможет ли новая информация найти убийцу или, наоборот, все запутается окончательно, было пока неясно. – Я нащупала верный путь, я чувствую это. Я не могу сейчас уехать.

Старейшина отложил кисть и внимательно взглянул на меня.

– Какой путь?

– Дочь Ссыльного Пэка сказала мне вчера, что убийца… – я понизила голос и огляделась, чтобы убедиться, что меня не слышит никто, кроме старейшины, – шаманка Ногён. Не хочется думать, что она… но вы правы, Ссыльный Пэк слишком очевидный подозреваемый, и его бы давно арестовали, если бы он был убийцей.

– Разве шаманка не заботится о твоей сестре, как о родной внучке?

Я почувствовала легкий укол совести.

– Да, это правда.

– И ты все равно ее подозреваешь? – удивился старейшина. В его голосе не было осуждения, только любопытство.

– Я руководствуюсь фактами, а не чувствами.

Старейшина задумчиво посмотрел на меня, потом сказал:

– Поговорим лучше на улице.

Я взглянула на дверь, ведущую в комнату сестры. Дважды она спасла мне жизнь, а я все равно решила обвинить шаманку Ногён, чтобы старейшина деревни позволил мне остаться на Чеджу. Она бы никогда не простила меня, если бы узнала об этом.

Как только мы вышли из дома, он спросил:

– Почему ты подозреваешь шаманку?

– Кахи сказала, что кто-то видел, как шаманка Ногён разговаривала с Сохён перед ее смертью. Это правда?

– Да, я помню эти показания. Я храню в своей библиотеке все отчеты, можешь прийти к мне и прочитать самостоятельно. – Он замолчал, его взгляд, устремленный вдаль, явно был обращен куда-то в прошлое. – Если я ничего не путаю, на двадцать третий день двенадцатого лунного месяца Сохён видели вместе с шаманкой Ногён.

Значит, Кахи не соврала.

– А что еще рассказал свидетель?

Старейшина Мун заложил руки за спину и принялся расхаживать по двору. Наконец он произнес:

– Свидетельница – это была женщина – утверждала, что Сохён о чем-то сильно спорила с шаманкой. Она пришла сюда, в хижину, но поняла, что спор их затянется надолго, поэтому не стала слушать до конца.

Я молчала и ждала, сердце барабанило у меня в груди.

– Я спросил, о чем они спорили, – продолжил старейшина, – но свидетельница сказала, что она слышала совсем немного. Сохён сказала: «Я больше не Ынсук. Ынсук умерла в королевстве за морем, где ее лишили чести».

Ынсук!

Кусочки пазла сошлись воедино, я поняла, почему отец записал в дневнике имя Ынсук. Ынсук – это Сохён. Сохён на самом деле Ынсук. Но кем она приходилась шаманке?

И тут я вспомнила. Шаманка Ногён говорила как-то об исчезнувшей дочери.

– Значит, Ынсук – это Сохён, – прошептала я. – Мне кажется, она была дочерью шаманки.

– И мне так кажется.

– Правда?

– Я часто размышлял об этом незнакомце в белой маске, обо всех преступлениях, что он совершил. – Старейшина помолчал, потом продолжил: – Моя дочь лишилась сна. Мы много чего перепробовали. Жена возила ее ко всем шаманам, какие только есть на Чеджу, но, конечно же, безрезультатно. Я не верю в колдовство, подобные суеверия – удел невежд. Я надеялся, что ей поможет иглоукалывание, это известное средство от ночных кошмаров. И все же ее по-прежнему часто мучает бессонница.

Я затаила дыхание в ожидании, что он объяснит, как эта история связана с человеком в белой маске.

– Дочь не всегда была такой, – продолжил старейшина Мун. – Раньше ее не мучил необъяснимый страх. Она не боялась, что ее похитят. Хотя я думаю, что не так уж необъясним этот страх.

– Что вы имеете в виду?

– Мою дочь тоже однажды чуть не похитили. Мы не говорим на эту тему.

Я подняла на него удивленный взгляд, но заставила себя потупиться. Как я ни была сбита с толку, я помнила о приличиях. Нельзя смотреть старшим прямо в глаза.

– Я построил для нее отдельный дом, поместье Ёнхадан. Надеялся, что вдали от тревог, в тишине и спокойствии ей станет лучше. Если она не поправится, то не сможет стать наследной принцессой, а этого она хочет больше всего на свете. Так что прошу тебя сохранить в тайне то, что ты сейчас услышала.

– Конечно, – пообещала я.

– Как видишь, я много думал о том, что за незнакомец прячется под маской и зачем он похищает девушек. И хотя связь шаманки с Сохён выглядит подозрительной, ей незачем похищать девушек. Для чего ей это? Да и сил у нее не хватило бы.

На этот вопрос ответить я не могла, но мне вдруг вспомнилось, что Сохён-Ынсук не была уроженкой деревни Новон. Она приехала сюда несколько лет назад. Если шаманка Ногён была ее матерью, значит, и она не местная.

– А давно шаманка Ногён живет в Новоне?

– Она появилась в деревне семь… восемь лет назад. Сказала, что боги призвали ее сюда.

Всего семь или восемь лет назад… Значит, она могла оказаться кем угодно, никто же не знал, кто она на самом деле. Преступница, убийца… Может быть, тот, кто прятался за белой маской, был человеком из ее прошлой жизни? Может, она знала его до того, как поселилась в Новоне?

Старейшина Мун обернулся ко мне.

– Чего бы тебе хотелось больше всего на свете?

Я удивленно заморгала.

– Что?

– У каждого человека есть сокровенное желание. Какое твое?

– Отец, – прошептала я. – Увидеть его снова.

Старейшина помолчал, потом осторожно спросил:

– А если он умер?

Я ответила без запинки:

– Тогда я бы устроила ему достойные похороны.

– Что ж, – вздохнул мой собеседник, – мало найдется в нашем королевстве таких преданных дочерей, как ты.

Я смутилась, мне было неловко и одновременно очень радостно. Даже уши горели.

– А у вас есть сокровенное желание?

Старейшина нахмурился, а потом ответил:

– В тот день, когда чуть не похитили мою дочь, я понял, что моя власть лишь иллюзия. Тяжело чувствовать свою беспомощность. Думаю, ты меня понимаешь. – Он посмотрел на меня внимательно, а потом добавил: – Ладно, подожду еще неделю, не стану писать твоей тете. Но не больше недели, ты поняла меня? Постарайся уж успеть за это время. Через неделю, даже если ты не найдешь своего отца, тебе придется вернуться на материк.