— Нет, я должна тебе помочь, папа! — говорю я тихо.

— Приходи! — кричит Хелле еще раз.

— Нет, не могу! — кричу я в ответ и отворачиваюсь от них.

Пока мы с папой плотничаем и прикручиваем стенные доски к курятнику, я слышу голоса Хелле, Альфи, Нинни и Стиана на Платформе. Они болтают и очень много смеются. Я стараюсь все время оставаться к ним спиной, чтобы не смотреть на них.

Мы с папой занимаемся строительством до самого обеда.

— Теперь иди к остальным, Щепка, — говорит папа, когда мы складываем все инструменты в ящик.

— Я помогу тебе с обедом, — говорю я.

И мы с папой идем готовить обед. Пока я чищу картошку и морковку, а папа обваливает рыбное филе в смеси муки, соли и перца, Эрленд открывает дверь на кухню.

— Папа, можно Петер Снизу у нас пообедает? — спрашивает она.

— Конечно, если его родители не против, — отвечает папа.

— ЙЕС-С-С! — говорит Эрленд и выбегает обратно на улицу.

Тут домой возвращается мама, как раз к обеду.

На обед у нас «специальное папино блюдо»: рыба, жаренная в кляре, с луком и сметаной и отварные овощи. (Точнее, это одно из специальных папиных блюд, у него на самом деле их целая куча.)

Я думаю, что Нинни на самом деле ужасно красивая.

У нее очень короткая мальчишеская стрижка, она не красится, хотя и ходит уже в среднюю, а не в начальную школу. И еще она носит очень мальчишескую одежду, но все равно выглядит девочкой. И вообще, она очень прикольная. Такая уверенная в себе как бы! При этом она совсем не бесит и не смотрит свысока. Я, кстати, прекрасно понимаю, что Стиан в нее влюбился. И Нинни, кстати, отличное имя…

— Мы ловили рыбу на причале, папа! — говорит Эрленд.

— Вы были на причале и рыбачили? — спрашивает мама.

— Да, с мамой и Филиппом, — отвечает Петер.

— Бильяна ее убила, — говорит Эрленд.

— А потом мы вырезали у рыбы глаз, — говорит Петер.

— А внутри глаза было сплошное желе! — добавляет Эрленд.

— Фу-у-у-у-у-у, — говорит Петер, и они оба смеются.

— Как ты уже далеко продвинулся с курятником, Одд Арильд! — говорит мама.

— Да, Ода мне очень помогла, — отвечает папа и подмигивает мне.

— Но нам еще очень много осталось, — говорю я.

— Нам с Петером Снизу нравится читать и придумывать всякие странности, — говорит Эрленд.

— Потому что, когда мы читаем, мы умнеем, а мы хотим быть умными, — говорит Петер.

— Подснежник ядовитый, а лепестки одуванчика можно есть, — говорит Эрленд.

Я сижу жую свою еду и думаю, что Эрленд с Петером очень противные. Говорят что вздумается, просто так.

Я внизу, на Берегу, с нашей тачкой. Папа послал меня подобрать плавучую древесину. Она нам нужна для курятника. Пока я сегодня была в школе, папа почти совсем достроил курятник! С одной стороны он сделал окошко, большое окно сзади и дверь спереди. У дверцы есть шнурок, за который можно потянуть, и дверь открывается или закрывается, как в гараже! Просто гениально! Папа сам придумал. И еще он обработал весь курятник коричневой морилкой. Мне бы, конечно, хотелось цвет поярче, но у нас была только такая морилка, оставшаяся с прошлого года от террасы. А теперь нам нужна плавучая древесина для всякого разного. Например, для ручек на окошках и для ступенек от дверцы к загончику на улице. Эрленд и Петер пошли со мной на Берег. Они бегают кругом, но больше дурачатся, чем собирают. По-моему, они совсем несерьезные.

— Что тебе здесь больше всего нравится? — слышу я, как Эрленд спрашивает Петера.

— Э-э, что я живу так рядом с тобой! — отвечает Петер.

— Согласна! — говорит Эрленд, и они вдвоем бегут к Станции.

Так что я теперь хожу тут одна и собираю деревяшки.

Кажется, я немного скучаю по Хелле.

Еще двое ВСЕ время вместе — это Эрленд и Петер. Когда я сегодня вернулась из школы, они строили город из лего в нашей гостиной. И по всему полу было раскидано лего. А еще у них эти идиотские разговоры. Я была на кухне, делала бутерброд и услышала из гостиной:

— У тебя что хорошо получается?

— Играть в футбол… гандбол… лазать по деревьям… и пианино.

— У меня тоже, только без пианино, но я могу научиться. А еще я хорошо катаюсь на велосипеде и шпионю.

— И я тоже! А еще я хорошо прыгаю.

— А я — подпрыгиваю.

— А я — хожу.

— А я — сплю.

— А я — моргаю.

— А я — зеваю.

— А я — рыгаю.

(И оба смеются.)

— У меня все хорошо получается.

— И у меня тоже. А чему ты ХОЧЕШЬ научиться?

— Быть сердцеедом.

— Ха-ха! Это что значит?

— Ну, чтобы нравиться женщинам, точнее, девочкам.

— Я тоже.

— Но ты же сама девочка!

— Да, но я тоже хочу нравиться девочкам и женщинам!

— Правда?

— Что?

— Ты это серьезно?

— Да, я же не хочу им НЕ нравиться!

— Эй, я имею в виду нравиться-нравиться. Ну, когда в тебя влюблены.

— А-а! Нравиться-нравиться! А я про просто нравиться.

— А-а.

— Пойдем погоняем на великах?

— Да!

Вот такие вот у них разговоры типа.

Пока я сидела на кухне и ела свой бутерброд с паштетом, из магазина вернулся папа. И, распаковывая еду, достал пакет с булочками.

— Ой, а можно мне булочку? — спросила я.

— Когда доешь бутерброд, — ответил папа.

— Ну да, — сказала я.