Повышенная сила тяжести добавляла веса скафандрам, они давили на все точки тела, ставшим чувствительным даже при полной неподвижности. А необходимость тащить за собой спеленатых разведчиков превращала каждое движение в сущий ад. Пот заливал глаза и обжигающим липким слоем застывал под нательными комбинезонами. Все время хотелось лечь прямо на сухую растрескавшуюся корку земли и не двигаться. По крайней мере, просто содрать с себя все эти комбинезоны и всласть почесаться.

Но они тащились и тащились, волоча за собой счастливый, хоть уже изрядно потрепанный живой груз. Еве казалось, что им вслед долго-долго тянется жалобная мелодия, которую выскрипывали на ветру сухие «мочалки», добавляя к прочим неприятным ощущениям чувство нелогичной тревоги.

Самыми сложными оказались последние несколько метров до новенького космолета разведчиков, они потребовали таких усилий, что спасатели даже не запомнили, как на негнущихся ногах поднялись по трапу. Отразили окружающий мир только в шлюзе.

Когда безмятежных коллег Джина заперли в мягких безопасных каютах, четверка транспортировщиков вздохнула с облегчением. Они расположились в кают-компании, где Ю Джин наконец-то смог угостить их кофе. Кофемашина сияла новизной, напиток выдавала густой и ароматный. И, нужно сказать без лишней скромности, они его заслужили. После нескольких дней на сухом пайке и концентратах, чистый, хотя и не здоровый продукт казался манной небесной. Вкусовые рецепторы выдавали целую ораторию.

– Все – тлен, кроме кофе, – глубокомысленно сообщил Ким.

Он вальяжно расположился в кресле. Скафандр, который гигантолог скинул сразу же, как только вошел в кают-компанию, валялся у входа пустой шкурой, сброшенной змеей. Ким остался в нательном комбинезоне, который с удовольствием подчеркивал внушительные выпуклости. Остальные последовали его примеру.

Ешка, морщась от боли, потирала запястье, растянутое в процессе транспортировки капитана разведчиков. Кравец в какой-то момент попытался заключить синхрониста в объятия и даже не отразил, что чуть не сломал хрупкой девушке руку. Оказалось, человек в состоянии абсолютного счастья не способен понимать, что делает больно другому.

– Зачем я здесь? – риторически вздохнула пострадавшая. – Какая такая нужда выгнала меня из дома?

Она попыталась взять чашку с кофе, но не смогла поднять ее левой, не больной рукой, и, охнув, поставила на место.

– Ешка, не начинай свои страдания, – буркнул Ким. Он нехотя поднялся, подошел к девушке и, осторожно подув в чашку, поднес к ее губам. – Опять затянешь «ой», да «ай» …

Она отмахнулась от подношения. Наверное, все еще слишком горячо.

– Тебе хорошо говорить, – продолжила заунывно страдать синхронист, потирая растянутое о бравого капитана запястье. – Кто вот тебя ждет? Ну, вот кто? А у меня – Маиса. И она уже старенькая, плохо видит. Сидит у окошка, все глаза просмотрела: «Как там моя Ешка?»…

Разведчик с сочувствием уставился на Ешку. Джек Смит, левый капитана, тоже был парень не промах, и правый глаз Ю Джина набухал свежим фингалом. И все равно этот Ю оставался красавцем. Темно-пепельный цвет мягких волос. Серые, пронзительные до кинжального блеска глаза. Четкий, но не острый овал подбородка. Пусть и с подбитым глазом, и с грязными дорожками пота на тронутом инопланетным загаром лице. Без скафандра он неожиданно и парадоксально казался даже выше ростом. Красавец, и знает это. Тот самый типаж… Ева инстинктивно сторонилась таких субъектов.

– Ваша бабушка, наверное, очень волнуется о вас, – проникновенно предположил красавец, непроизвольно щурясь подбитым глазом. От этого казалось, что он все время подмигивает.

– Маиса – это кошка, – поспешила сообщить ему Ева, заметив, как глаза Ешки становятся возмущенно-круглыми. – Но, да, по кошачьему возрасту она бабушка. Потому что живет у Ешки с начала времен. Именно она была в числе первых подопытных животных, с которыми синхронисты установили безусловный контакт. Не слышали?

Джин смущенно кивнул, непонятно – то ли слышал, то ли нет.

Ева подумала, что нужно немедленно обработать синяки и ссадины, а затем отправить всех пострадавших участников на аппарат Тишинского, но решила, что сделает это через минуту. Или через две… А пока совсем чуть-чуть отхлебнет горячего кофе.

Так как капитан разведчиков находился в совершенно неадекватном состоянии, ей придется принять на себя управление двумя командами. Центровая КЭПа сглотнула горькую, горячую слюну. Капитаном экипажа разведчиков – это и в самом страшном сне не могло ей привидеться. Но оно, непредвиденное, случилось: теперь Ева Гомес являлась старшей на всей планете, Пятой от Лебедя, а вернее – от Кеплера. Планета с первого взгляда выглядела вполне миролюбиво, но таила в себе непонятную опасность. И в чем был подвох – это Еве и предстояло выяснить.

К ночи ветер успокоился, за бортом «Иллюзиона» воцарилась безжизненная тишина. Чудилось, скрип распластанных камней просачивается через дыхание Ешки, посапывающей в соседней капсуле. Несколько часов назад Ева думала, что стоит ей добрести до спального места, как тут же провалится в глубокий, мертвый сон, но все получилось иначе. Она ворочалась, перекатывалась с боку на бок по приятно прохладному пластику, вслушивалась, как камни по ту сторону стены космолета трутся друг о друга. Вне Земли чувства всегда обострялись. Запахи, звуки, цвета – все становилось резким, царапающим. В таком состоянии сложно сказать, где заканчивается реальность, и начинаются галлюцинации.

Наконец она не выдержала, встала, спустилась в кают-компанию и в темноте нашарила брошенные на полу комбинезоны. Натянула первый попавшийся – он повис на плечах, тщетно пытаясь приспособиться под размер Евы. Экипировка оказалась с Кима, шансов быстро подогнать ее не было абсолютно никаких, но шариться в пустой темноте кают-компании в поисках более подходящей одежды не хотелось.

Ева прошла через очищающую камеру, все еще в облаке из дезинфицирующего пара спустилась на трап, упирающийся в грунт коварной Пятой. Она устроилась прямо на пандусе, подбирая складки комбинезона, торчащие на бедрах. Буро-кровавый закат уступил место глухой ночи. Звезды скрывались за слоем низких туч, планета словно забралась под плотное одеяло, спасаясь от выдуманных чудовищ.

Ева вслушалась в пахнущую миндалем темноту. Сухой каменный скрип не исчез, но и не стал яснее. Так что сложно сказать: казалось ей, или и в самом деле потрескавшийся панцирь планеты двигался. Темнота не смущала, она была даже привычной, домашней.

Исчезло все, что пугало внешней неизведанностью в надёжном космолете, напряжение рассеялось в кромешной бурой тьме, пришло ощущение блаженной безопасности. Словно что-то из бездонного зева густой черноты протянуло мягкую лапку и гладило успокаивающе по голове, плечам, спускалось бархатным касанием по спине: «Все хорошо, Ева, все прекрасно, а будет еще лучше…»

Внезапное пятно фонарика вдруг пробило темноту.

– Странная тишина, – сказал красивый Джин, заботливо подсвечивая нелепые складки комбинезона, сваливающегося с Евы.

– Угу, – буркнула она, пытаясь преодолеть свою иррациональную неприязнь к правому Ю.

Он совсем вышел из шлюза, опустился рядом. Слишком близко, если учесть, что трап был достаточно широким, позволяя не тесниться на маленьком пятачке. Ева чувствовала себя неловко рядом с Ю Джином. И раздосадовалась: он нарушил ощущение безмятежности. Словно та самая бархатная лапка, робко гладившая ее, стыдливо бросилась прочь от присутствия постороннего.

Фонарик Ю Джина теперь высвечивал небольшие темные холмики, раскинутые возле корабля.

– Это мы выгрузили заготовки для стационарной станции, – правый проследил за ее взглядом. – Экспедиция рассчитана на полгода минимум, собирались первоначально разбить лагерь здесь. Не успели…

Ева ничего не ответила, только отвела взгляд от холмиков строительных материалов и полевой аппаратуры. Ей на секунду стало жалко, что таинство исчезло, и она теперь знает причину загадочных доселе холмов посреди каменной пустыни.