Конечно, пока это была только ее фантазия. «Ненаучное допущение», – так обзывала Ева прорывы Ешкиной интуиции. В половине случаев, как тогда, на Хироне, они оправдывались. В половине – нет.

Нужно войти в изолятор, чтобы удостовериться в ощущениях. Ей нужно вплотную «посмотреть» органами чувств феромоны, тогда Ешка сможет сказать, что…

– Еще же анализ мочи! – вспомнила она.

– Чьей мочи? – гаркнуло у нее над ухом так неожиданное, что Ешка подпрыгнула и взвизгнула.

– Ешкин кот! – раненый зверем прогремел Ким Полянский, схватившись рукой за подбородок. – Чуть челюсть не выбила.

– У тебя очень прочная и твердая челюсть, – успокоила Ешка, потирая гудевший затылок, которым она в прыжке приложилась о скулу правого.

Половину лица Кима покрывала антисептическая маска, над ней ярко горели чернотой большие глаза. От этого Полянский был похож на раздобревшего ниндзя.

– А… – протянула Ешка, – тебя тоже не взяли в разведку?

Ким пожал плечами:

– Ева посадила меня на бессрочный карантин. Хотя насморк почти прошел, и лейкоциты в норме. Но в связи со сложившейся ситуацией мне предписано сидеть в каюте, выходить только в маске и в чрезвычайных случаях.

– А сейчас чего выперся?

– Чрезвычайная ситуация, – спокойно пояснил Ким.

– Какая? – Ешка знакомо округлила глаза и быстро посмотрела по сторонам. Обстановка в «Иллюзионе» с тех пор, как за Евой и Ю Джином загерметизировались створки шлюза, нисколечко не изменилась.

– Ты осталась наедине с монстрами, – спокойно ответил Полянский и кивнул на экран обзора. – В заблокированном звездолете на чужой планете. Ты их закоммуникатируешь до смерти. Мой долг – обезопасить от тебя этих несчастных разведчиков.

Ешка зашипела как рассерженный, не очень крупный зверь. Это теперь с ней непроизвольно случалось от неожиданности. Постоянное общение с кошками наложило отпечаток. Любое общение – двусторонняя дорога. Синхронист понимала это, как никто другой. Если ее питомцы перенимали человеческие привычки, то и она нахваталась от них всякого разного.

– Твои шутки – всегда плоские и абсолютно несмешные, – отшипевшись, с облегчением выдохнула Ешка. – Марш обратно в карантин, а то…

– Наябедничаешь Еве? – усмехнулся Полянский. – Ешка, брось! Мы соприкасались без скафандров и с ними, и друг с другом несколько часов подряд. Очень плотно, кстати. Непосредственно.

Он явно имел в виду ссадины и растяжения, полученные при транспортировке обезумевших разведчиков. И… Полянский был прав. Ешка понимала, что Ева отправила его в карантин только, чтобы соблюсти инструкцию. Формально, для отчета.

– О! – сказала она, принимая реальность. Полянский сейчас оказался очень кстати. – Так ты мне поможешь? Быстро говори: да или нет?

– Нет! – быстро сказал Ким. – А что ты хотела?

– Зайти в изолятор. Нужно проверить… А ты бы в это время мог взять у них анализ мочи.

– Как?

– Ну… Как-нибудь…

Ешка легонько потарабанила пальцами о стену изолятора. Машинально, в задумчивости. Это было совсем безопасно, и она твердо знала, что слабый звук не услышат за мощной звукоизоляцией, и никого пациенты сквозь односторонне прозрачную стену не видят, но оба разведчика разом повернули головы. Они странно осклабились – улыбаясь и хищно скалясь одновременно, и вдруг двинулись прямо на Ешку и Кима, остолбенело застывших по ту сторону «экрана». Встать Кравец и Смит не могли, они сделали несколько неуверенных движений на четвереньках, а потом сразу оба рухнули как подкошенные на мягкий пол изолятора и поползли на локтях, волоча за собой бесполезные тряпичные ноги.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросила Ешка. – Если бы у них был шпинат, они бы кидались им в нас сейчас?

Широкие плато на скалах шли размазанной лестницей, каждая ступенька уходила так высоко, что не хватало взгляда определить, где заканчивается очередная «платформа». Они поднимались, нависая друг над другом в хаотичном, со стороны не очень понятном порядке. На одной из этих гигантских ступеней сейчас стояли Ева и Ю Джин.

– Это здесь? – Ева спросила, чтобы разрядить тишину.

Нависшие друг над другом плато давили и прессовали своей невозмутимой мрачностью.

Флаер добрался до края ущелья, а потом им пришлось еще идти пешком, и каждый шаг давался Еве с трудом. Воздух здесь был густой, давил даже сквозь шлемы, казалось, прямо на мозг, минуя черепную коробку. Ева тяжело дышала, хватаясь за монолитные куски плотных пород. Она с завистью заметила, что правый Ю даже не запыхался.

– Я задержался там, – разведчик показал рукой в глубь плато, над которым нависала верхняя платформа. – Кравец и его левый собирались выгрузить оборудование и подождать, пока я запрограммирую робота-летчика на верхнюю съемку. Вернулся, а они уже – все. Ничего не говорят, только смеются совершенно безумно.

– И ничего? – понимая всю безнадежность вопроса, все-таки откликнулась Ева.

– Никаких подозрительных звуков, теней или преломлений света. Ничего странного. Вообще, – вздохнул Ю Джин. – Я занимался роботом минут восемь. Не больше. И был совсем рядом. Можно сказать, что вот на мгновение отвернулся…

– У меня тоже по нолям, – пожаловалась Ева. – Никаких соображений по этому поводу.

Она уже физически чувствовала, как мысли в ее голове монотонно ходят одна за другой по кругу. Девушка снова и снова запускала эту изъезженную на десять тысяч раз карусель в поисках какой-нибудь подсказки.

– Мы обязаны найти решение, – нисколько не сомневаясь в том, что так оно и будет, произнес Ю Джин.

– Ага, – кивнула Ева. – Наверняка есть какой-то выход. Не бывает, чтобы вот так ни с того ни с сего… Тут скрываются возбудители, влияющие на значения катехоламинов.

Ю Джин промолчал, и они вместе, не сговариваясь, обернулись к бездне, в которую обрывалось очередное плато. Та же картина – рыхлые кульки высохших мочалок на острых, гладких пиках. Скорее всего, они «питаются» постоянным движением ветра сквозь бахрому «листвы». Накануне в отчетах по составу атмосферы Ева обнаружила наличие переносимых воздухом клеток, похожих на гаметы или пыльцу.

Куполообразный выцветший серый горизонт. Что там, внизу, они и представить себе не могли. Глубже юркому флаеру спуститься не удалось. Чем ниже, тем больше густел воздух, и наступал момент такого прессинга, что сразу становилось ясно – это опасно для жизни. А еще чуть погодя – просто невозможно. Словно спускаешься на дно океана. Только тонны воды заменяли массивы уплотняющейся атмосферы.

– Тихо, – Ю Джин вдруг придвинулся к Еве и шепнул негромко, но внятно. – Не делай лишних движений.

Ева медленно обернулась. В глубине плато, там, где нависала «крыша» верхнего яруса, ощутимой горкой высилась бурая фигура, похожая на большого медведя гризли. Еще пару минут назад ее там не было. Совершенно точно не было. Девушка даже сморгнула, настолько нереальным казалось происходящее. Но фигура не исчезала, и Ева непроизвольно схватила Ю Джина за рукав мягкой форменной куртки.

– И-и-и, – почти неслышно заскулила Ева Гомес, сама не ожидая от себя такой реакции.

Первобытный страх просочился через все наработанные часы психологической подготовки. Разведчик осторожно и успокаивающе погладил ее по пальцам, впившимся в его куртку.

– Он не двигается, – шепнул. – Может, это что-то вроде миража. Не паникуй.

Ева, замерев на краю обрыва, изо всех сил вглядывалась в застывшую бурой массой фигуру. Первая волна паники спала, и теперь сознание автоматически фиксировало все, что можно разглядеть на расстоянии. Четыре неуклюжих отростка, напоминающие лапы. Неестественно заваленная поза (очевидно, существо или галлюцинация пыталось сидеть, опрокинувшись на гладкие плоские камни). Еве показалось, что она видит даже любопытно настороженные в их сторону уши на крутолобой бурой голове. Похоже, фигура сидела к ним спиной, потому что на верхней части этой странной инсталляции не наблюдалось ни глаз, ни рта, ни носа. Ничего такого, к чему можно было обратиться, как, например, к собеседнику. Только невнятный, бугристый шар, переходящий в подобие еле намеченной необъятной шеи, стекающей во второй шар, на котором существо «сидело».