Мое дыхание сбилось, и Вик это заметил.

Он, блять, все замечает.

— Тот коп, — произносит он ровным голосом.

Я киваю.

Какое-то время мы сидим в тишине, и я смотрю над его плечом в сторону дома, ища любые признаки нахождения здесь его отца. Этот мужик пугает меня до чертиков. Почему Вик остаётся здесь, находится за гранью моего понимания.

Решаю спросить.

Ведь между Хавок нет секретов, так ведь?

Это все херня, безусловно, но, если они играют только по своим правилам, мне это подходит.

— Почему ты все еще живешь здесь? — спрашиваю я, когда взгляд Вика смыкается на мне. Как если наблюдать за тем, как луна затмевает солнце, отключая полностью свет, но каким-то образом сделав весь этот процесс еще прекраснее.

— Ты мог бы купить собственный дом. Черт, да ты мог бы жить с Аароном, если бы захотел. Серьёзно, любое место, где нет твоего отца, подошло бы.

— Это тоже часть сделки, — поясняет он и тянется к моей руке, впервые играясь с кольцом на моем пальце. Какое-то время он тупо пялится, действительно смотрит на кольцо, пока мне это не надоедает, и я не отдергиваю руку. — Чтобы я мог получить наследство, мне придется жить с отцом вплоть до того момента, когда я выпущусь.

Его лицо темнеет, словно грозовая туча нависла над его головой, делая его еще более угрюмым и загадочным.

— Жениться. И быть в браке на протяжении года.

Вот и вылилось то, что больше всего поразило меня.

Я должна сопротивляться желанию сейчас же надавать ему по голове.

Я скалюсь от разочарования.

— Ты никогда не упоминал, что нам придется прожить в браке около года.

Глаза Виктора сужаются, и взгляд скользит по мне. Обычная попытка удержать взгляд этого мужчины утомляет меня. В нем словно бьется буря эмоций и в то же время пустота, она бесцветна, абсолютно лишена цветов. Трудно прочитать и невозможно предсказать.

— Мы останемся женаты до конца жизни, если понадобится, — вот так просто говорит он, на секунду растеряв ту выдержку, над которой работал. Один глубокий вдох и освобождающий выдох спустя, я чувствую, как его напряженные мышцы расслабляются подо мной, весь гнев испаряется. Представить себе не могу, какого это — уметь контролировать себя на таком уровне. Мое сердце трепещет, пальцы сами собой сжимаются. Я может и сижу на его коленях, но Виктор Чаннинг и я похожи, но живем в чертовски разных мирах.

Скрытные.

Лицемерные.

Это и есть мы.

— Ты думала, что у этой сделки есть срок годности? — наконец спрашивает он, и я хмурюсь.

— Я не привыкла думать перед тем, как что-то делаю, — признаюсь я. Это правда. Моя жизнь никогда не работала по принципу: я увидела розочку и остановилась вдохнуть ее прекрасный аромат, помечтала о завтрашнем дне, а затем и о будущем. Я всегда пеклась только о настоящем, как выжить в конкретную секунду, и только где-то в глубине сердца надеялась, что у меня еще есть время. Конечно, ничего из этого я не произношу вслух.

Вик пялится на меня с мгновение и проводит своей огромной рукой по лицу.

— Ну что еще? — спрашиваю я, потому что что-то мне подсказывает, что он не очень доволен мной. То, как его рука сжимает мою талию, а его пальцы впились в подлокотник. — Вы попросили меня стать девушкой… Хавок, — я начинаю задыхаться на этом слове, ощущая, как знакомо начинает биться тело от ярости. — Ты думал, что я буду счастлива при таком раскладе? Это тоже было частью сделки? Ведь если так, то я пропустила это.

Его лицо напрягается, но ему удается сохранить свой железный контроль.

— Ты злишься в любой непонятной ситуации, я понял. Я видел, сам был таким же. Научись контролировать свой гнев, выпускать только когда сама решишь это сделать. Поверь мне, это куда более занимательно, чем позволять ярости завладеть тобой.

— Ты кто, блять, мозгоправ? — фыркаю я, вытаскивая пачку сигарет, и достаю одну трясущимися пальцами. Зажимаю сигарету между губ, и Вик помогает ее зажечь.

— Мы не просили тебя становиться девушкой Хавок, мы предложили тебе стать одной из нас. Большая разница, Бернадетт, — Вик толкает меня со своих колен без предупреждения, и хотя он особо не применяет силы, я шлепаюсь на траву, а сигарета вылетает изо рта. Он наклоняется и смотрит на меня, как будто он король, восседающий на троне, а я жалкая прислуга. — Кровь за кровь.

— Перестань повторять это! — кричу я, рывком поднимаюсь на ноги и прикидываю, смогу ли я отделать его, как ранее Оскара. Сжать его горло руками. Готова поспорить, что почувствую себя в этот момент просто фантастически. Отомстить ему так же, как и тем, чьи имена я перечислила парням. — Мне стоило добавить твое имя в долбанный список. Натравить на самого себя

Он смеется надо мной, и я осознаю, что нахожусь полностью во власти своей ярости. Когда Вик выпрямляется, я не думаю и кидаюсь на него, врезаясь в твёрдое тело. Он не дрогнул. По ощущениям похоже на то, как если бы я попыталась снести плечом кирпичную стену.

Горячую, накаченную, стремную до усрачки кирпичную стену.

Виктор хватает меня за руки и толкает спиной в ствол дерева так же, как он сделал со своим отцом неделю назад. Он не причиняет мне боль, хотя я знаю, что он может, но силы хватает, чтобы вышибить воздух из моих легких.

Так что теперь вот она я — задыхаюсь, трясусь, стою здесь, глядя в его чёрные глаза, так похожие на бездонный бассейн, в котором хочется утонуть.

— Придержи свою злость, чтобы избавиться от нее в другом месте. Мы найдем, как тебе выпустить пар, — Виктор не отпускает меня, пальцы его сильно впиваются в кожу, уголок его губ опустился в ухмылке. — Когда мы предложили тебе стать девушкой Хавок, Бернадетт, я имел в виду, что ты становишься одной из нас. У сделки не было никаких сроков.

— Что если я однажды захочу уйти? — я не осознаю, как этот вопрос слетает с моих губ, хоть я и не уверена, что это «однажды» когда-то настанет. Вик может говорить, что хочет, но я-то знаю, что у моей жизни есть отведенный срок. Это может мне не нравиться, но именно так работает этот суровый, безобразный мир.

— Бернадетт, не испытывай меня, — произносит Виктор, а затем отпускает меня, смотря куда-то в другую сторону, и поднимает сигарету с земли. Он тушит сигарету мыском ботинка и спрашивает:

— Как долго вы там стоите?

Я поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на оставшихся Хавок. Они стоят рядом с подъездной дорожкой.

— Достаточно, — отвечает Оскар, скользнув по мне взглядом своих серых глаз. Его улыбка будет преследовать меня в кошмарах. Опускаю свое красное лицо вниз и разглядываю кольцо на пальце. Дома я снимаю его, потому что моя мать увидит кольцо, то случится конец света. Ей никогда не нравилась даже мысль о том, чтобы у меня был парень. Не говоря уже о бижутерии, сверкающей ярче, чем у нее.

Я щурюсь, тупо пялясь на кольцо, когда рядом раздаётся дерзкий и немного бесячий смех Хаэля.

— Если ты действительно думаешь, что швыряние девушки — это один из видов прелюдий, тогда я не удивлен, что Бернадетт не заинтересована в тебе, — говорит он, когда мимо меня проносится тень, и я задираю голову только чтобы снова увидеть, как Вик глазеет на меня.

— Это реально, — он тянется к моей руке, изучая ее с мгновение. — Все это, — пальцы его загораются, когда он прикасается ко мне, прожигая себе путь прямо к моей душе. Наши взгляды встречаются, пусть я и нахожу это смехотворным, но я действительно не могу дышать. — Оно стоило где-то… около тридцати штук, если я не ошибаюсь.

Мои глаза расширяются, но я ничего не говорю, когда он отстраняется и поворачивается к другим.

— У нас проблема, — объявляет он, а Аарон буквально светится, Каллум плюхается в кресло, и, подтянувшись к ящику с закусками, вываливает себе под ноги все содержимое. Среди этой горы он выбирает чипсы. Он подмигивает и улыбается мне. Последнее я игнорирую.

Мой мозг работает на автопилоте. У Вика было кольцо, которое стоило, тридцать, мать его, штук и он никогда не задумывался о его продаже? Я опускаю взгляд на кольцо и поверить не могу, что к такой вещи может быта какая-то эмоциональная привязанность. Я имею ввиду, что он как-то сказал, что кольцо принадлежало его бабушке, но едва ли я поверю в то, что кто-то такой же, как Виктор Чаннинг треплется о каком-то дерьме про покойную бабку.