Первого человека, которого он станет домогаться, как только представится шанс.

Найл плещет слюной, ярость так и валит из него, он наступает словно долбаный грузовик. Его большое тело прижимается к моему, но я ждала этого. Я привыкла к этому. Собираю остатки сил, убедившись, что ноги стоят твердо на кухонном полу. Встаю в стойку, делаю вдох и готовлюсь к следующему раунду, когда входная дверь с размаху открывается, и на пороге появляются Хаэль и Оскар.

Движения первого так быстры, что я еле успеваю следить за происходящим. Моего отчима схватили за горло и прижали к стене. Кажется, моя мать кричит.

— Бернадетт, — приветствует Оскар, поднимая мой рюкзак с пола. На спальный мешок он даже и не смотрит. — Прошу прощения, мэм, — он смотрит на мою мать наполовину вежливо, наполовину так, что способен заморозить все вокруг, и поправляет свои черные очки средним пальцем.

— Нравится избивать девушек, не так ли? — взывает Хаэль, находясь слишком уж близко к лицу Найала. Тинг, должно быть, перестал дышать. Его лицо стало фиолетовым, только в глазах отражался блеск желтой лампы. — Что ж, тогда мы сработаемся. Мне нравится избивать парней, которые любят избивать девушек.

Хаэль отпускает это ничтожество, позволяя ему осесть кучкой на полу, и тут же оборачивается ко мне. Его карие глаза сканируют мое тело, ища любые повреждения.

— Ты в порядке, Берни? — я киваю вместо ответа на его вопрос, не справляясь с дыханием от бушующего адреналина. Часть меня рада видеть здесь Хавок, но другая часть задается вопросом, почему Кайлер Энсбрук подвергся избиению за то, что просто посмотрел на мои сиськи, когда мой отчим все пытается изнасиловать меня вот уже четыре года, и его просто прижали к стене. Это все?

Он ведь коп, Берни, дай им время. Хавок более точны в своих действиях, и ты знаешь это. Они могут надрать задницу Кайлеру Энсбруку и спокойно уйти, но не могут играться с Тингом, пока у них не будет четкого плана.

Встряхиваю руки и прохожу мимо него, прямо к выходу.

— Мы предъявим вам обвинения! — кричит моя мать, но я не слушаю ее. Ей было наплевать, когда я сбежала. Наступила моя очередь плевать на все подряд.

Забираюсь в «Камаро» Хаэля, все еще дрожа, и начинаю теребить складки на этом убогом платье.

— Если ты не хотела ехать домой, то тебе следовало сказать нам что-нибудь, — бросает Оскар, глядя, как Хаэль откидывает для него сиденье.

— У Хавок нет секретов, — Хаэль кивает, соглашаясь, когда мы выворачиваем на улицу и едем вперед.

Из всевозможных мест парни выбирают отвезти меня домой к Аарону.

Единственное место на земле, которое звучит еще хуже, чем «дом».

Сердце в груди все никак не может успокоиться, особенно когда Хаэль подходит, чтобы открыть мне дверь. В последний момент он замирает, делает шаг назад и складывает руки на груди в ожидании. Ухмылка на его лице выводит из себя, но я пытаюсь отмахнуться от этого. Это довольно сложно — продолжать дуться на парня, за то, что он делает именно то, о чем ты его попросила.

Маленький дом в пригороде, почти умиротворенный. Я слышу звуки, присущие сверчкам. Очевидно, почему ребята решили, что здесь будет безопаснее всего. Сомневаюсь, что кто-то из них живет в лучших условиях, чем я.

Аарон… это…

Исключение.

Открываю дверь, подтягивая рюкзак за лямку. Я бы предпочла остановиться у Вика, в его постели. Меня вновь охватывает дрожь, и мне приходится закусывать губу, чтобы удержать руки от нервного тика.

Аарон уже стоит в дверях, пока мы идем по тропинке, прислонившись к раме и стоя без футболки, а его проклятые пальцы постукивают по дереву.

Он ничего не говорит, когда Хаэль протягивает ему мой рюкзак, просто разворачивается и исчезает в темноте дома.

— Спи спокойно, — говорит Хаэль, подталкивая меня к дому, а потом исчезает за углом гаража и уезжает на своей «Камаро».

Блять.

Один глубокий вдох спустя, и я двигаюсь к двери, чтобы убедиться, что она закрыта. Аарон уже успел пройти половину лестницы, так что я нагоняю его на втором этаже.

— Девочки спят, — произносит он, кидая мой рюкзак на свою кровать, — постарайся не разбудить их, я буду спать на диване, — он уже хотел покинуть комнату, но мои пальцы обвились вокруг его бицепса. Аарон потрясающе пахнет, его волосы кажутся еще темнее, видимо, он был в душе. Прислоняюсь лбом к его руке, ненадолго забывая о том, почему ненавижу его.

— Спасибо, что позволил мне остаться здесь, — говорю я, стараясь не сильно думать о нашем совместном прошлом. И все же воспоминания загораются яркими картинками, врезаясь в память. Как только я усну, мне будет это сниться. Знаю, что будет.

— Хавок держатся вместе, — отвечает он, вырываясь из моей хватки, и спускается вниз по лестнице. Смотрю, как он уходит, и только потом поворачиваюсь в сторону его спальни, в которой не была уже долгое-долгое время.

Я словно перенеслась во времени.

Дыхание сбивается, когда я сажусь на его кровати и прячу лицо в ладонях.

Я не собираюсь плакать, но я помню.

Ох, я все прекрасно помню.

***

Тремя годами ранее…

Я стою под дождем, прижавшись к Аарону, глядя на шкатулку, такую же черную, как и катафалк, только что подъехавший сюда. Моя рука тянется к его, ища то единственное, за что я могу держаться, стоя на кладбище. Родители Аарона не были хорошими людьми. Его мать была от него просто в ужасе.

— Прошлой ночью она не вернулась домой, — произнес он, глядя на меня так, словно умолял дать ему то множество вещей, которые я была не в силах для него сделать. Стабильность. Тепло. Безопасность. — Не думаю, что она вообще вернется.

— Не говори так, — говорю ему я, задумавшись, куда могла пропасть вся одежда из шкафа его матери, остались только разбросанные по полу носки и нижнее белье. А то, как она посмотрела на меня, когда я только ступила на крыльцо и увидела, что она поспешила сесть в такси.

Она не вернется.

— А как насчет моей сестры? — задает он следующий вопрос, сжимая мою руку. — А моя кузина?

Мы оба знали мою маленькую историю о пребывании в центрах для опеки. Милые девочки Аарона не смогут протянуть и недели. Их души сломаются вместе с их телом. Я закрываю глаза, и блондинистая прядь лезет мне на лицо, прилипая к щекам. Дождливая погода скрывает слезы, я не знала, как ему помочь. Так бывает, когда один сломленный человек надеется на помощь другого. Мы оба пережили слишком много, чтобы держать на плаву кого-то кроме себя самого. Все, что потребуется, чтобы нас разлучить — дуновение сильного ветра…

— Мне страшно, Берни, — наконец говорит он, задирая подбородок, и смотрит на яму в земле. Похороны его отца не останутся незамеченными банком. У него было любимое пристрастие к кокаину и водке. Это было решением его проблем, а это дерьмо не стоило дешево. Рано или поздно, они начнут искать его мать, и если найдут… С другой же стороны, если социальные работники обнаружат пятнадцатилетку, живущего без родителей вместе со своей пятилетней сестрой и двухлетней кузиной, то все они будут в опасности.

— Ты найдешь выход, — говорю ему я, глядя, как дождевые капли стекали по его нижней губе. — Всегда находил.

Мы оба — бойцы. Я и Аарон. Это нас связывает. Я почти уверена, что влюблена в него, возможно, уже на протяжении нескольких лет. Детская любовь может быть приятной и мимолетной, но, по крайней мере, та невинность, что-то, что не испортится под тяжестью всего остального, что есть в моей жизни

— Хотел бы я позаботиться о нас всех, — промолвил Аарон, стиснув мое запястье, а его зелено-золотые глаза уставились на меня. — Хотел бы я быть сильнее этого.