Вик использует свое тело в качестве оружия, его бедра трутся о мой пах, заставляя меня стонать. Чертовски приятно, даже несмотря на живую аудиторию, которая все прибавляется. Что еще за завтрак такой? Я начинаю размышлять, но мои губы уже формируют ответ без одобрения мозга.

— Я поняла тебя, — отвечаю, глядя как тот скалится, развернувшись всем телом, и скидывает поднос Хаэля со стола. Мусор разлетелся повсюду, и девочка в коротком белом платье тут же останавливается и начинает собирать его. Глаза ее ни разу не поднялись выше туфлей Хаэля.

Как странно.

— Нам нужно скрыть ее татуировки, — Виктор мыслит вслух, наблюдая за тем, как Оскар все записывает, татуированные пальцы летают над клавиатурой, скользя кончиком стилуса по экрану. — Мама ненавидит татуировки. Придумай, что можно сделать с розовым цветом в ее волосах. Не хочу, чтобы она их красила.

— Будет сделано, — мурлычет Оскар, а его губы сдвигаются в ухмылку. Он поправляет очки, и его взгляд останавливается на мне. Притворюсь, что не заметила.

— Что насчет кольца?

— Возьму бабушкино, оно подойдет, — глаза Вика сканируют толпу перед тем, как снова обратить взгляд на меня. — Убедитесь, что все в курсе — она наша. Будет жалко того парня, который решит попытать шанс, — он резко поднимается на ноги, практически взлетая с места, прямо перед звонком.

— Увидимся вечером, — шепчет Кэл, растворяясь, словно тень. Оскар следует за ним, все еще делая какие-то заметки, за ним по пятам идет Хаэль. За столом остается только Аарон.

— Надеюсь, ты знаешь, во что себя втянула, — говорит он, дожидаясь, когда я встану. Он провожает меня до класса, следуя на три шага позади, а потом исчезает. Не знаю, куда уж он собрался, но точно не на урок.

***

Дома пустует, когда я возвращаюсь после школы, войдя через заднюю дверь, чтобы собрать свой спальный мешок, подушку и немного одежды. Мамы нет, значит Тинга тоже. Я рада, его отсутствию и мне не терпится, чтобы он познал то зло, поводья которого я отпустил. К счастью, Хизер сегодня остается на ночь у хороших людей, так что, я могу уйти и не беспокоиться о ней.

Надо отметить, что теперь, будучи одной из Хавок, мне куда спокойнее колесить шестнадцать кварталов до дома Виктора, когда весь город знает об этом. А с ними ты не шутишь до тех пор, пока не внесешь оплату.

Я собираюсь заплатить красиво, пусть и своим телом, но мне все равно. Нет ничего, что мне хотелось бы больше мести, а ничто, как опасность, не способно возбудить меня.

Когда я добираюсь, парни тусуются на лужайке перед домом с алкоголем и сигаретами. Хаэль предлагает мне пиво прямо с биты, и я беру его, обнаружив, что мои пальцы покалывает, когда мы соприкасаемся. Он лишь ухмыляется, как будто точно знает, что я переживаю в данный момент, а потом указывает на мой спальный мешок.

— Мило, — говорит Вик, стряхивая пепел, — но это тебе не понадобится. Сегодня ты спишь в моей постели, — он откидывается на спинку, не сводя с меня глаз. Я почти жду, что он прикажет мне вновь забраться к нему на колени, но в то же время, мне почему-то кажется, что ему интересно посмотреть, как же я поведу себя.

Присаживаюсь в самом центре, прямо на засохшую траву, желто-коричневые травинки щекочат бедра, когда я отклоняюсь назад в своем красно-черном клетчатом свитере и скрещиваю ноги, обутые в армейские ботинки, в лодыжках. Все они наблюдают за мной, как тогда, когда я нашла их за школой у тачки Хаэля.

Хищники.

Вот как они выглядели, как хищники.

Суть вот в чем, ни для кого из них я не планирую стать гребаной добычей.

Быть может, они больше похожи на львов, отчаянно ищущих себе львицу для перепиха.

На моих губах зарождается легкая улыбка.

Я знаю, на что я согласилась. Дело в том, что я сама хочу этого. Хочу их. И всегда хотела, с того самого момента, как мы познакомились в начальной школе, и все еще было хорошо. Ну или нормально. А затем плохо. А теперь… кем бы они ни были. Я всегда хотела им принадлежать. Отчаянно желала этого.

— У вас есть презервативы? — спрашиваю я, и Вик фыркает.

— Все мысли об одном, Бернадетт, — говорит он, вздыхая и глядя на небо своими темными глазами. На самом деле, я думаю, что они карие, просто оттенены и полны боли, из-за чего и кажутся черными. Глаза обидчика. Оглядываюсь и пробираю траву одной рукой, зажав в другой свое пиво.

— Обычно, нет. Я просто знаю, чего вы от меня хотите. Ты сам говорил, что сделка есть сделка.

Виктор откидывает голову назад и заливается звериным смехом, остальные подхватывают, все, кроме Аарона, который глядит на меня глазами цвета, схожего с залитым солнцем темным дубом, находящимся прямо за ним.

— На самом деле, Бернадетт, у меня огромный опыт, а ребята просто… неплохи.

Виктор буквально на секунду освещает свою острую, опасную улыбку. Он наклоняется на своем пластиковом стуле, словно на троне. Хотя, учитывая то, как он сидит, дешевый пластик вполне мог сойти за него. Он излучает уверенность, как если бы владел чертовым миром. Довольно вызывающе для парня, живущего в одном из худших районов города с безработным пьющим отцом. Но Вик Чаннинг имел привычку завладевать всем, чего только захочет в жизни, даже если ему придется использовать для этого силу.

— И мы оба знаем, что ты уже не девственница, так что имеет ли это значение? — по мере того, как Вик склоняет свою голову в сторону, его фиолетовые волосы скользят по лбу. — Для секса у нас предостаточно времени, можешь не переживать об этом. Когда мне того захочется, я дам тебе знать, и ты сможешь мне это устроить, — он улыбается, да так, что проникает под мою кожу, заставляя мои пальцы, выкрашенные черным лаком, зарыться в траву так, что под ногтями появится грязь.

— Думал, ты не используешь презервативы, — вставляет Хаэль, хватая два пуфика, один из которых передает Оскару. Но тот качает головой, и Каллум забирает его.

Виктор ухмыляется.

— Я и не использую.

Мой рот распахивается, но Виктор затыкает его одним лишь взглядом. Что-то в груди жжется, но взгляд я не отвожу. Играть в гляделки — это я могу. Наказать за это он меня не сможет. Я не делаю ничего, противоречащего нашей сделке.

— Так что там с этим бранчем? — задаю я следующий вопрос, вновь столкнувшись с чувством, когда все на тебя смотрят. Это раздражает. Может, я бы и смогла уделать Оскара или Каллума, но всех пятерых? Включая Вика и Хаэля? Они могут делать со мной все, что захотят, остановить их я не смогу.

Черт, они ведь уже делали это, разве нет? И тогда они были куда младше, тогда, в десятом классе. Сейчас же они все огромные, отлично слеплены. Мужчины вместо мальчиков.

Я выдыхаю и заставляю себя отпустить этот несчастный кусок травы.

— Какая-то хрень из высших слоев общества, — ворчит Хаэль, когда Вик передает косяк Аарону. — Ничего мне не дает.

— Ха, ты и не приглашен, придурок, — Виктор поворачивается ко мне, его зрачки уже успели расшириться из-за быстрого действия травки, банка с пивом наполовину пуста и свежая сигарета зажата в руке. — Ты бы умудрился просрать любой шанс, при котором я бы мог заполучить свое наследство. — Он продолжает пялиться на меня, и я чувствую его, чувствую напряжение между нами. Горячее, липкое, готовое сломаться в любой момент. По крайней мере, когда сегодня вечером он прикажет мне лечь в постель, я действительно захочу там оказаться. — Это обед, на котором будут донор моей яйцеклетки и ее идиотские друзья, — он тянет руку в карман и вытягивает оттуда черную бархатную коробочку, швыряя ее на траву в мою сторону. Мои брови сами взлетают, когда я поднимаю ее и рывком открываю.

— Что это за хрень? — спрашиваю я, уставившись на обручальное кольцо с бриллиантом.

— Твое свадебное кольцо, — рявкает он, и я слышу, как злость вновь восстает в его голосе. Секс это одно, но это дерьмо я терпеть не собираюсь. Глаза сужаются, но Вик продолжает пялиться, словно ничего не заметил. — Ты придешь на бранч в качестве моей невесты, ублажишь мою мать и выйдешь за меня замуж, таким образом мы сможем заполучить мое наследство.