– Кто идет? – требовательно спросил тот же голос.

Совсем рядом, на границе с его замкнутым в десять футов щебенки миром, произошло какое-то движение, блеснуло что-то похожее на пистолет.

– Свой, – ответил он в соответствии с уставом.

– Подойди ближе, свой, и назовись, – громыхнул голос.

Пруит медленно, в полном соответствии с уставом, двинулся вперед.

– Стой! – в ту же секунду рявкнул бестелесный голос.

Пруит замер на месте. Происходящее больше не соответствовало никаким уставам.

– Кто идет? – снова рявкнул голос.

– Свой, черт возьми!

– Подойди ближе, свой, черт возьми, и назовись.

Пруит шагнул вперед.

– Стой! – в ту же секунду загремел голос, и в темноте качнулся маслянистый блик.

Пруит остановился.

– Эй, что за шутки?

– Молчать! – Отделившийся от темноты силуэт навел на него какой-то тускло поблескивающий предмет. – Вольно! Разойдись! Кругом! Направо! Кто идет?

– Рядовой Пруит. Седьмая рота …-ого пехотного полка, – отчеканил Пруит, начиная смутно догадываться.

– Рядовой Пруит, седьмая рота …-ого пехотного полка! Подойди ближе и умри от моей пули! – проревел голос.

– Тербер, иди ты в задницу, – сказал Пруит, приближаясь к нему.

– Ба-бах! – гаркнул Тербер и попятился. В руке у него качался все тот же поблескивающий предмет. – Пиф! Паф! Попал!.. Ты убит. Ба-бах!

– Кончай ломать комедию. – Пруит поморщился. Он уже разглядел, что блестит у Тербера в руке. Это была бутылка.

– Так-так. – Тербер пьяно хихикнул. В глазах у него зажглись смешливые огоньки. – Хорошо я тебя разыграл, а? Привет, малыш. Ты чего-то здесь расхаживаешь? Ведь темно. Ненароком и подстрелить могут. Не слыхал про такое?

– Я гуляю, – с вызовом сказал Пруит.

– Так-так… Говоришь, гуляешь? Я слышал, лейтенант испортил вам все веселье.

– Сволочь он.

– Ай-я-яй, – Тербер погрозил пальцем. – Разве можно так говорить про человека из славного рода Колпепперов? А тебе известно, что во всех войнах, которые вела наша отчизна, сражалось минимум по одному Колпепперу? Начиная с той войны, когда Тейлор[32] оттяпал у Мексики Калифорнию. Может, лично ты хотел бы, чтобы у нас не было Калифорнии? А где бы, интересно, мы тогда кино снимали? Что бы стало с нашим миром, если бы не колпепперы? Как по-твоему?

– Пошли они все куда подальше!

Тербер дурашливо зацокал языком:

– Ай-я-яй. Необразован… не печется о благе человечества… к тому же дурно воспитан… Тебя лучше расстрелять. Ба-бах!.. Пиф-паф. Ты убит. Я в тебя попал. Как тебе мой новый пистолет? – Он выставил бутылку перед собой. Пруит протянул руку, но Тербер тотчас убрал бутылку. – Но-но. Ты поосторожнее. Заряжено.

– Ты, я вижу, тоже зарядился.

– Хочешь выпить?

– Мне твоего виски не надо. Захочу – сам достану.

Тербер задумчиво разглядывал свой «пистолет».

– Заряжено, – повторил он. – Валит с ног медведя. Бабах! Медведя хочешь? – Он подкинул бутылку в воздух и поймал на лету. – Я, малыш, стреляю как снайпер. Хочешь, можем как-нибудь пострелять на пару. Посмотрим, у кого лучше получается, – сказал он, ухмыляясь.

– Чего это ты вдруг расхвастался?

Тербер и Пит Карелсен были лучшими стрелками в полку, вне всякой конкуренции. У обоих были отличные узкоствольные винтовки «03», и оба только что не молились на них. Вместе с главным сержантом О'Бэнноном и капитаном Стивенсом из второй роты они составляли полковую стрелковую команду. И как бы здорово кто-то ни стрелял, Тербер всегда умудрялся его переплюнуть. Это было даже несправедливо.

– Да нет. – Тербер усмехнулся. – Я не хвастаюсь. Ты, говорят, и сам стреляешь как бог. Я слышал, две недели назад ты устроил на стрельбище целый спектакль. Так что, думаю, тебе будет интересно проверить себя в паре с настоящим стрелком.

– Идет, – сказал Пруит. – Говори когда.

– Устроим маленькое спортивное соревнование. По всем правилам. Ну и заодно скромное товарищеское пари. Поставим долларов по сто. Ты как?

– Будем ставить поровну?

– Мне, наверно, надо поставить больше.

– Я думал, ты хочешь, чтобы это я поставил больше.

– Зачем же? – Тербер хитро усмехнулся. – Я тебя грабить не собираюсь.

– Где будем стрелять? И когда? Прямо сейчас?

– Стрелять надо на стрельбище. – Тербер опять усмехнулся. – Чтобы все по правилам. Учебные стрельбы начнутся примерно через месяц.

– Тю! Я думал, ты предлагаешь сейчас.

– А из чего стрелять? У меня с собой только этот пузырек. Придется подождать, пока начнутся стрельбы.

– Значит, ставим поровну. И чтобы было честно, ты дашь мне свой стереоприцел. Идет?

– Конечно.

– Когда начнутся стрельбы, меня, может, здесь уже не будет.

– А ведь ты прав. Ей-богу, – Тербер мотнул головой и щелкнул пальцами. – Я и забыл. Ты же к тому времени будешь в тюрьме. Тьфу ты, черт! – с досадой чертыхнулся он.

– Что, сразу на попятный?

– А как же! – Тербер ухмыльнулся. – Я всегда чуть что – на попятный. – Он сел прямо на щебенку и скрестил ноги по-турецки. – Держи, старик. Выпей.

– Ну давай. – Пруит взял у него бутылку. – Мне что из твоей бутылки, что из бутылки Колпеппера – все едино.

– Вот и хорошо. Мне тоже все едино, кого поить – тебя или Колпеппера.

Виски, обжигая желудок, смешался с бурлившими там винными парами. Пруит уселся посреди дороги рядом с Тербером, отдал ему бутылку и вытер рот рукой.

– Знаешь, а все-таки дерьмовая она штука, наша жизнь.

– Полное дерьмо, – пьяно кивнул Тербер и приложился к бутылке. – Дерьмо и паскудство.

– Обязательно испортят человеку настроение.

– Это факт, – кивнул Тербер. – Это они умеют. Ты теперь у Колпеппера в черном списке.

– Я у всех в черном списке. Колпеппер – это мне для комплекта.

– Точно. Теперь у тебя на руках полный набор. Можешь выложить «флеш-рояль». Или «фул».

– Или пять одной масти, – подхватил Пруит. – С джокером. Джокер – он кого хочешь изобразит. Большой шутник.

– Большой шутник – это ты, – Тербер протянул ему бутылку. – Правильно я говорю?

– Правильно.

– А я, между прочим, попал в черный список к Старку. Теперь хоть в ресторан ходи. Но до тебя мне далеко.

– Как же это случилось? – поинтересовался Пруит. Глотнув виски, он передал бутылку Терберу. Светло-желтая полоса щебенки тянулась перед ними и позади них, постепенно расплываясь и исчезая в темноте, точно лунная дорожка на черной глади моря.

– А не важно как, – хитро прищурился Тербер. – Не важно.

– Ясно. Не доверяешь. А я тебе доверяю.

– Мы сейчас не обо мне говорим, – парировал Тербер. – А о тебе. Ты, Пруит, лучше скажи, чего ради ты хочешь себя угробить? На кой ляд корчишь из себя большевика?

– Не знаю, – уныло сказал Пруит. – Сам давно пытаюсь понять. Наверно, таким родился.

– Фигня. – Тербер снова отпил из бутылки и уставился на Пруита осоловевшими глазами. – Самая что ни на есть натуральная фигня. Чистой воды. Ты не согласен? Ну давай, не соглашайся, спорь.

– Не знаю я…

– А я говорю, фигня, – назидательно сказал Тербер. – Такими не рождаются. Вот я, например. Я же не таким родился. На, – он протянул бутылку. – Пей.

Пока Пруит пил, он смотрел на него и хитро щурился.

– Хреново все это устроено, а? Вот ты, например. Тебе дорога прямым ходом в тюрьму. Или, например, я. Меня рано или поздно разжалуют. И вот тебе, пожалуйста, мы оба – сидим вдвоем посреди этой вшивой дороги. И вдруг, понимаешь, грузовик! И прямо на нас! Что тогда?

– Тогда плохо, – сказал Пруит. – Умрем мы тогда, вот что. – Он чувствовал, как новая порция виски смешивается с тем, что он выпил раньше, и смесь взрывается, обдавая его изнутри жаром. Умрем, думал он. Умрем… умрем… умрем.

– И всем на это положить, – сказал Тербер – Никто даже не всплакнет. Вот такие пироги. Нет, знаешь, ты лучше здесь не сиди. Давай-ка лучше подымайся и садись поближе к обочине.