Марина пытается завести со мной разговор, когда мы остаемся одни в гостиной, но я лишь киваю и бросаю на неё раздраженный взгляд. Я не хочу говорить с ней, после того, как продолжаю видеть её томные взгляды в сторону Богдана, пока она виснет на Никите. Мы слышим шум и оборачиваемся к его источнику.

Шок пронзает всё моё тело.

— Какого черта ты с собой сделал? — спрашивает Никита и с удивлением посмеивается. На его лице, наверное, такой же шок, как и на моём. Вот только в отличие от меня, он может говорить и смеяться.

Я поднимаюсь и, наконец, вдыхаю, когда наши с Давидом взгляды встречаются. То, что я вижу, заставляет меня понять, что меня не ждет ничего хорошо.

Давид склоняет голову и улыбается, когда замечает меня. На нем синяя клетчатая рубашка одетая поверх темной футболки и черные джинсы. Он снова надел на средний и безымянный палец правой руки те, громоздкие кольца, которые куда-то пропали, когда мы были вместе.

Его глаза холодного голубого оттенка, брови сведены вместе, а на лицо тенью легла щетина.

— Привет — говорит он мне и проводит рукой по своим волосам. По своим коротким волосам.

Он подстриг свои волосы. Они больше не доходят до плеч, теперь у него очень короткая стрижка.

— Привет — киваю я несколько раз. — Это… очень неожиданно. — всё, что я могу сказать.

— Собирался заскочить к Артему, чтобы кое-что обсудить, а потом планировал отправиться к тебе — говорит он, но не мне становится радостно от его слов. Зачем бы он ни искал меня, ничего хорошего это не сулит. Я вижу это по тому, как отстраненно он ведёт себя со мной.

— Ребя — ат, — я слышу противную Марину — вы что поссорились? — она поднимается и подходит к Никите, виснет на его руке. — Очень жаль, вы так красиво смотритесь вместе.

Я бросаю на неё полный раздражения взгляд и шумно выдыхаю, когда Никита утягивает её, и они выходят из комнаты.

— Поговорим немного? — спрашивает Давид и кивает вглубь комнаты. Я молча киваю и послушно следую за ним. Чувствую, что слезы предательски жгут глаза. Сильно кусаю губу, но это не помогает. Когда Давид замечает моё состояние, то просто отводит глаза. Чем дольше, он молчит, чем сильнее я начинаю плакать. Я уже всхлипываю, когда он, наконец, протягивает руку и небрежно прижимает меня к себе, а потом утыкается мне в макушку. — Крис, — зовет меня Давид, когда отстраняется. Почему ни детка? — Кри-ис, — повторяет он.

Я вытираю слезы и поднимаю на него глаза. Стараюсь держаться, но понимаю, что это, возможно, конец нашим отношениям.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я и шмыгаю носом. Давид выглядит так, будто у него что-то болит.

— Я думаю… — он делает вдох и смотрит в сторону, собирается с мыслями, а когда смотрит на меня, я хочу закричать, схватиться за него и не отпускать, потому что в его глазах я вижу всё, что он хочет мне сказать — я думаю, нам не стоит больше быть вместе. Я тебе не подхожу, ты мне тоже не подходишь. Мы должны пережить это и идти каждый своей дорогой. — Я не вижу его лицо, потому что слезы туманят мой взор. Я сильно закусываю губу и громко выдыхаю, снова шмыгаю носом. — Никитос, — кричит Давид, потом снова, пока в комнате не появляется Никита. — Держи! — говорит он и бросает ему что-то. Судя по звону, это ключи. — Отвезешь её, когда она захочет домой. — говорит он и просто оставляет меня. Уходит прочь из комнаты, а потом, наверняка прочь из дома.

Её.

Это всё, что звучит в моей голове после его ухода.

Я вздрагиваю, когда Никита подходит и наклоняется, чтобы заглянуть мне в лицо. Он выглядит шокированным и действительно не может поверить в то, что только что произошло.

— Вы что поругались? — осторожно спрашивает он.

Я поднимаю руки и начинаю вытирать мокрые от слёз глаза, чтобы увидеть лицо Никиты. Он выглядит обеспокоенным, а голубой цвет его глаз, становится темным, как грозовое летнее небо.

— Он только что меня бросил… — говорю я больше себе, чем ему и громко всхлипываю.

Закрываю лицо руками и начинаю плакать.

Мы с Давидом расстались. И это официально.

Он больше не отвечает на мои звонки и сообщения. И в тот единственный раз, что я отправилась в дом его семьи, он там не появился.

На дворе весна, а по моим ощущениям наступил жуткий холод. Я перестала видеться с друзьями и на какое-то время отгородилась от подруг. Я страдала и хотела пережить эти эмоции и принять их. Попытаться принять наше расставание, хотя мне этого не хотелось.

Я не могу описать чувства, которые я испытываю, потому что это целый коктейль из боли, горечи, обиды и непринятия.

Мне плохо, у меня так сильно болит в груди, что иногда мне кажется, будто там огромная не заживающая рана.

Я хочу кричать и плакать и веду себя ужасно.

Сначала я обвиняла папу в том, что с нами произошло, и ругалась с ним, так сильно, как если бы хотела потерять его навсегда.

Но к моему удивлению, папа проявил понимание и они с мамой пытались поддержать и подбодрить меня. С ними я стараюсь держать себя в руках, потому что не хочу вмешивать в свою драму Артема и Аню, и боюсь, что папа может устроить им обоим скандал.

Здравый смысл, подсказывает мне, что Артем и Аня не в ответе за поступки Давида, но иногда мой папа не прислушивается к здравому смыслу.

Я не очень удачно сдаю некоторые из экзаменов, и моему папе приходится вмешаться, чтобы как-то решить мои проблемы с математикой.

Не смотря, на своё состояние, я думаю, что вполне удачно прошла собеседование в институте искусств. У меня появилась надежда на то, что я могу получить бюджетное место.

Мои друзья пытаются поддержать меня, и я вижу, что они очень стараются, только вот я не стараюсь.

Когда мы отправляемся в ночник, я веду себя не очень хорошо, когда пытаюсь привлечь внимание Давида, которого замечаю там.

Смеюсь, как дурочка, флиртую со всеми, кто проявляет ко мне интерес и, в конце концов, танцую в обнимку с незнакомым, но довольно симпатичным парнем, который знаком с парнем Алины.

Я чувствую прилив адреналина, и меня бросает в жар, когда мне всё-таки удается привлечь внимание Давида, но я решаю, что мне больше не следует использовать что-то подобное.

Я могла быть причиной неудачной ночи того симпатичного парня, с которым танцевала, если бы Давид был чуть более пьян и чуть менее сдержан.

Он был трезв и сдержан. Поэтому лицо моего партнера по танцам на этот вечер осталось целым.

Мы поговорили, но это едва ли можно назвать разговором. Я сходила с ума от того, что мне хотелось броситься ему на шею и поцеловать его. А он выглядел рассерженным и печальным. Ссадины на его лице и разбитые руки, подсказывают мне, что он тоже тяжело переживает наше расставание.

После этого я узнала от Ани, что Давид уехал из города.

Мы не виделись полтора месяца, и мне пришлось принять, что мы больше не вместе и если я не хотела потерять всё то, чего успела уже добиться, мне пришлось взять себя в руки.

Через Богдана я получила еще несколько предложений от их общих друзей. Одному я сделала эскиз для татуировки, а другому разрисовала две стены в гараже.

Когда папа заметил, что я пришла в себя, то снова стал собой. Давящим папой, который лучше меня самой знает, какую профессию мне стоит выбрать и с каким человеком лучше связать свою жизнь. Поэтому я воспринимаю в штыки его навязчивое желание познакомить меня с сыном кого-то там, я просто не слушаю.

Но знакомлюсь, на одном из праздников, куда отправляюсь с родителями, но только из вежливости. В конце концов, этот парень не виноват.

Используя подходящий момент, папа, унижает мои способности, пренебрежительно отзываясь о моих попытках, как он говорит что-то ему доказать. Он издевается над тем, что я разрисовываю стены и рисую эскизы тату.

Мне обидно.

Потому что всё это часть меня. Моё проявление себя и своего творчества. И куда важнее, что все эти эскизы, стены и картины на заказ делают меня невероятно счастливой. А так же приносят мне деньги.