Толкает назад, чтобы я не была частью этой словесной битвы. Я всхлипываю, когда папа задевает Давида за самое больно, обвиняет его в том, к чему он не имеет отношения, обливает его грязью, обесценивая всё то, что мой парень все эти месяцы делал для меня и, в конце концов, затрагивает тему его семьи и мамы.

Я вскрикиваю, когда Давид замахивается и ударяет моего отца по лицу. Тот не падает от удара лишь потому, что его удерживает стоящий позади Антон.

Папа медленно поднимает руку и подносит к лицу, вытирает губы костяшками пальцев, а потом смотрит на них.

Я не могу описать эмоции, которые я испытываю, когда папа бросает на меня полный злости и отвращения взгляд. Я плачу, меня трясёт, а в груди так больно, что тяжело дышать.

Я перевожу взгляд с него на напряженную спину Давиду как раз в тот момент, когда он оборачивается на меня. На его лице чистая ярость, челюсть сжата, желваки ходят ходуном. Он смотрит на меня какое-то время, а потом выходит из комнаты, обходя растерянную маму, которая стоит в дверях. Через мгновение я слышу, как хлопает входная дверь.

Я не бегу за Давидом и ничего не говорю, когда оставшиеся, покидают мою комнату. Мама подходит ко мне, а я только вижу, как шевелятся её губы. Похоже, она говорит что-то вроде того, что мне следует хорошо подумать после случившегося. Возможно, она намекает на то, что мне нужно сделать выбор.

Но я не собираюсь делать ничего подобного, потому что не хочу, чтобы хоть один из этих мужчин уходил из моей жизни.

В голове стоит гул, когда я остаюсь одна и просто сажусь, на пол рядом с кроватью. Обнимаю себя руками и даю волю слезам.

Мне трудно описать эмоции, которые я испытываю, когда вспоминаю, что Давид ударил папу. Признаюсь, я даже не уверена, что кто-то вообще смог бы сдержаться от того, что сделал Давид.

Слова моего папы сделали больно не только Давиду, они разбили мне сердце. Потому что я вдруг поняла, что в его поступках нет ничего от заботы обо мне.

Я не могу заснуть всю ночь, моё тело ломит, а голова гудит. Поднимаюсь, когда на часах еще нет и пяти, и уже точно знаю, что будет дальше.

Я не выбираю между папой и Давидом. Не звоню своему парню и не планирую пересекать с отцом.

Я собираю вещи. Только самое необходимое и книги, а потом вызываю такси.

Ноябрьское утро встречает меня прохладой и леденящим душу ветром, который обжигает мои пальцы на руках и щеки. Я морщусь из-за мелкой мороси, вместо которой хотела бы увидеть снег. Небо затянуто темно-серыми тучами, которые как плотный занавес укрыли от нас солнце.

Аня и Артем помогают мне снять квартиру недалеко от университета, в который я хожу на дополнительные занятия. А недавняя реклама для магазина верхней одежды, в которой я снималась вместе с Никитой, потому что он создан для того, чтобы рекламировать прекрасные вещи, принесла мне неплохие деньги, которыми я оплатила три месяца проживания в этой квартире.

Это небольшая однокомнатная квартира на двенадцатом этаже с большими окнами, выходящими на проезжую часть. Здесь практически нет мебели, но мне так даже нравится.

Я не рассказываю Ане о том, что произошло между Давидом и моим папой. Я боюсь, что она расскажет обо всем Артему. Он оставляет нас, когда заносит мои сумки и коробку с книгами. Уезжает на встречу с клиентом, потому что помимо тату-салона, занимается еще какой-то работой, в том числе и рекламой.

Я не удивляюсь тому, что Аня не спрашивает меня о том, почему я решила съехать от родителей. Она может понять меня как никто другой.

— Я познакомилась с матерью Давида. — говорю я, когда принимаюсь раскладывать книги на полку, которая стоит в углу большой комнаты, рядом с кроватью, которой, кстати, здесь не было. Её откуда-то привез Артем, и полчаса назад закончил со сборкой. Ловлю взгляд Ани. — Вы знакомы?

— Конечно. — кивает она — Удивительная женщина, правда? — слышу, как посмеивается Аня.

— Какие у неё отношения с Артемом? — спрашиваю я, и Аня подходит ко мне. Присаживается рядом на пол и смотрит, как я аккуратно расставляю свои учебники и книги.

— Такие же, как со всеми другими детьми. Вопрос только в том, как он реагирует на её провокации. Она ведет себя ужасно со всеми. Кроме, разве что Богдана. Понятия не имею, каким образом этот пошлый грубиян стал её любимчиком. — Аня поднимается и начинает мне помогать — Артем её игнорирует. Просто делает вид, будто не слышит того, как она говорит неприятные вещи. А когда мы остаемся одни, просто говорит обо всем на свете, кроме этого. Я понятия не имею, как у него это получается. — Аня тяжело вздыхает — Не смотря на то, что она не самая лучшая мать, все они, к счастью, очень дружны между собой. Наверное, потому что она поступает так с каждым из своих детей. Хочешь знать, что я думаю?

Я киваю и ставлю на полку последнюю книгу, а потом поднимаю коробку и несу её в коридор. Аня следует за мной, и мы оказываемся на кухне.

Здесь небольшой кухонный гарнитур. Два шкафчика висят на стене, рядом две полки. Снизу стоит плита и рядом два шкафа. Напротив стол и четыре стула.

Здесь большое окно в пол и двери на балкон. Малюсенький балкон, я даже не уверена, что собираюсь его использовать. Аня принесла с собой светлую штору, которая отлично вписалась в эту комнату и гармонирует с кухней цвета слоновой кости.

— Мне кажется, что она винит своих детей в том, что у неё такая жизнь. Знаешь, её второй муж по рассказам Артема был дико в неё влюблен, но он не смог справиться с тем, что у неё пятеро детей. Должно быть, это очень трудно ужиться с четырьмя мальчишками. Хотя я слышала, что он отлично ладил с Богданом и Давидом. Как Давид реагировал на её слова?

— Она его вывела. — вздыхаю я.

— Как всегда. — пожимает плечами Аня. — Давид самый вспыльчивый среди братьев, потом Никита, следующий Богдан. Самый сдержанный среди них Артем, но только ни когда ревнует. Тогда он не сдерживается. — посмеивается Аня. — Знаешь, она должна быть счастлива от того, что у неё такие прекрасные дети. Они решают её проблемы, оплачивают долги её второго мужа и её лечение в этом центре. При этом держаться вместе и всегда поддерживают друг друга, не смотря на некоторые разногласия. Ты бы видела, как слажено они работали, когда помогали Артему меня завоевать. Жаль, что она так слепа.

Я тяжело вздыхаю, наступает неловкий момент, мы просто переглядываемся, не зная, что сказать.

Аня до самого вечера остается со мной и помогает мне привести квартиру в порядок.

На следующий день после занятий я еду, чтобы поговорить с Давидом. С того самого вечера, когда между ним и моим папой случилась ссора, прошло три дня.

Все это время мы не созванивались и не списывались.

Мастерская Давида и Богдана выглядит как очень большой гараж и имеет три въезда для машин, два из которых закрыты рольставней.

Я вхожу, и меня встречает запах автомобильных вонючек, средства для мытья и, кажется, машинного масла. Здесь светло, чисто и даже… уютно. Пол бетонный, а потолок выполнен из темного дерева. Справа от меня стоит машина, за ней, на стене висят множество разных инструментов, в которых я ничего не понимаю. Перед машиной стоят металлические полки, которые забиты какой-то одеждой, коробками и банками с маслами.

Слева от меня дверь в какую-то комнату. На стене возле двери висят картины. Я улыбаюсь, когда замечаю, что одна из них — моя.

В глубине стоит машина, а перед ней еще одна с открытым капотом. Над машиной с открытым капотом в синем комбинезоне и клетчатой красной рубашке склонился Богдан.

Я прочищаю горло, и он поднимает голову. Машу рукой, когда он замечает меня и улыбается. Мы с Богданом в хороших отношениях, но не так близки, как Никитой, потому что я не всегда понимаю его шутки. Богдан кажется мне самым грубым из всех братьев.

— Эй, Дав, к тебе пришли. — кричит он и его голос эхом проносится по всей мастерской.

— Я — занят. — слышу недовольное ворчание своего парня.