— Я говорил правду. А правду слушать всегда неприятно — папа кладет руки на стол

— Это неправда — сержусь я и шумно выдыхаю через нос. Вижу, как мамина рука опускается и накрывает папину руку. Он переворачивает её, и теперь они держаться за руки, их пальцы переплетены.

— Это было неприятно для всех нас, и папа вышел из себя — говорит мама — Просто ты не можешь понять нас и то, что мы сейчас чувствуем. Любые родители желает своему ребенку только лучшего.

— Откуда вам знать, что для меня лучшее? — нападаю я. — Вы даже не спрашиваете меня.

— Ты сейчас думаешь, будто мы твои враги и делаем все, чтобы испортить твою жизнь, вмешаться в твою любовь, но всё не так…

— Если бы вы желали мне добра и хотели как лучше для меня, то не стали бы давить, навязывать свои решения и тем более обижать и провоцировать моего парня. Вы только оправдываете себя, говоря, что любите меня.

— Любовь? — перебивает меня папа — То, что я испытываю к тебе, дочь, нельзя описать просто словом любовь. Я все делаю, для того, чтобы ты жила в комфорте и достатке с тех пор, как впервые взял тебя на руки. Я все продумал и спланировал. Я собирался подарить тебе лучшую жизнь, оберегать тебя, помогать тебе. Пока ты не испортила все и не связалась с этим…

— Папа хочет сказать — перебивает его мама. — Папа хочет сказать, что мы так стремились тебя оберегать от ошибок, от неприятностей, боли и разочарования, что совсем забыли о том, что ты имеешь полное право прожить свою жизнь так, как пожелаешь. Принимая все неприятности, боли и … совершая ошибки. Мы любим тебя, Кристина, не сомневайся в этом ни на минуту. И так как ты любишь Давида, ты должна понимать, что любовь многогранная. Она такая разная, что иногда нам тяжело её понять или проявить. Бывает она словно бабочка, легкая и невесомая. Иногда так глубока как река, что если не умеешь плавать, рискуешь в ней потонуть или потопить того, кого любишь. — мама вздыхает и касается моей руки — Когда ты только родилась, мы хотели, чтобы наша любовь была невесомой, но ощутимой. Чтобы мы стали твоей опорой, твоей поддержкой, но, — она бросает взгляд на папу — с треском провалились.

— Что это значит? — спрашиваю я

— Я не принимаю твой выбор — говорит отец, и я сильно кусаю нижнюю губу, когда мои глаза наполняются слезами. — Я не принимаю твой выбор. Но очень постараюсь смириться с тем, что ты хочешь быть рядом с ним. — я несколько раз моргаю, чтобы прогнать слезы и смотрю на папу.

— Что это значит? — снова спрашиваю я

— Если кто-то вроде него делает тебя счастливой — хорошо. Я больше не стану оскорблять его или как ты говоришь провоцировать. — отвечает отец — Я хочу, чтобы ты знала, что я рядом и если ты поймешь, что совершила ошибку — он поднимает руку, чтобы я не перебила его — Я не только о твоем парне. Об этих твоих рисунках и о том, что ты подала заявку в институт искусств. Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда помогу тебе, чем смогу. И даже больше.

Я не могу сдержать улыбку, когда протягиваю руку и хватаю папу. Едва ли могу определить разницу между его словами о том, что он попытается смириться с моим выбором, а не принять Давида, но сейчас это неважно.

Наблюдаю за тем, как Ника поправляет гирлянду на ёлке и отходит назад, наклоняет голову и на бок, чтобы оценить то, что у неё получилось.

Богдан сидит на диване рядом со мной и постоянно переключает каналы. Меня это раздражает, но ни одна из моих попыток отобрать у него пульт не увенчалась успехом.

Аня громко ставит на стол тарелку с салатом и поворачивается к нам. Смотрю на неё и улыбаюсь, рада, что она больше не сердится. Какое-то время назад я наблюдала за ней и Артемом, который очевидно, чем-то её расстроил. Они стояли напротив друг друга и Аня шепотом «кричала» на своего парня. У неё горели глаза, а щеки раскраснелись. Она несколько раз ударила его в грудь.

Артем молча стоял напротив неё. Несколько раз кивал. Его брови были сомкнуты вместе, а челюсти сжаты. Он то и дело проводил рукой по волосам, а когда Аня закончила и замолчала, громко выдохнул. А потом наклонился и поцеловал её в нос, потом еще ниже и я отвернулась. У меня не было никакого желания наблюдать за тем, что случится дальше.

Прошло почти два месяца с тех пор, как папа сказал, что попытается смириться с тем, что я выбрала Давида и институт искусств, вместо того, что он для меня приготовил и так навязчиво советовал.

На прошлой неделе мы с Давидом посетили новогоднюю вечеринку моего папы, для сотрудников и друзей, где оба мужчины моей жизни вели себя сдержанно.

В основном, потому что наслаждались вечером по разным углам банкетного зала.

Ника обходит Аню, и вертит своим красивым носиком, разглядывая то, что стоит на столе. Сегодня мы собрались в доме семьи Давида на семейный ужин, перед новым годом, хотя это всего лишь предлог, чтобы провести время, наслаждаясь, обществом друг друга, и едой, которую приготовил Артем. В этот раз, я тоже была полезной на кухне.

Я до сих пор не решила, как пройдет моя новогодняя ночь, хотя до неё осталось не больше пяти дней.

— Ты поставила на один прибор больше. — говорит Ника и наклоняется, чтобы заглянуть Ане в лицо. — Мы еще кого-то ждем?

— Да, — вмешивается Богдан, а потом бросает пульт мне на колени и откидывается на спинку дивана, раскинув руки. — Никитос собирается познакомить с нами свою подружку. — он ухмыляется — Анька, у тебя есть еще одна племянница? — он бросает на меня взгляд и издает отвратительный смешок. Мне хочется ударить его по руке, но он прекращает смеяться, когда Аня бросает на него злобный взгляд. — Я подумал, что и этот вечер может стать интересней.

— Вечер станет интересней, когда ты, наконец, влюбишься — говорит Ника. — Может быть, тогда ты перестанешь пугать всех моих потенциальных парней.

— Если ты встретишь достойного, клянусь — он поднимает руки, как будто сдается — Я не буду никого пугать. Даже наоборот, порадуюсь за тебя.

Ника что-то бубнит себе под нос и снова бросает взгляд на ёлку.

Вчера вечером мы занятно потрудились, наряжая её всей толпой. Получилось что-то невероятно отвратительное, из-за чего утром, мы с Никой нарядили её по новой. Потому что вчерашние старания выглядели так, словно помощников деда мороза стошнило, прям на нашу елку, разноцветной мишурой и нелепыми игрушками из прошлого века, которые притащил откуда-то Богдан. А Никита решил, что будет здорово повесить их на ёлку, вместо того, чтобы выбросить.

Давид и Артем стали его поддерживать. И всех повеселил процесс. Было весело и так тепло и уютно. После мы играли в карты, и смотрели кино.

Я поднимаюсь с дивана и висну на своем парне, когда они с Артемом появляются в комнате. От него пахнет мятой и дымом от сигарет, а так же кожаной курткой, в которой он был на улице.

Артем проходит вперед, чтобы сесть рядом с Богданом и как будто случайно задевает Давида плечом, бубнит что-то про себя, и я хочу закатить на него глаза.

Нас прерывает дверной звонок, и мы все резко подскакиваем, вваливаемся толпой в коридор и выстраиваемся у двери.

Слышу, как ворчит Богдан что-то вроде «у него ведь есть ключ, зачем вообще использовать дверной звонок, когда приходишь домой».

Ловлю на лицах каждого нетерпение. Всем интересно увидеть подружку Никиты. Признаюсь, что испытываюсь странное сочетание ревности и волнения.

Давид стоит позади меня и обнимает за талию, утыкается носом в волосы.

Артем открывает двери и назло всем не отходит, а начинает беседу со своим братом и его гостьей, загораживая нам обзор. Давид и Николина выкрикивают свое недовольство, а Аня закрывает рот хихикая.

Когда, наконец, долгожданная парочка входит в дом, я испытываю смешанные чувства. Девушка, что Никита привел с собой, мне не нравится, возможно, все дело в том, что из всех братьев Давида, он мне ближе всех и прямо сейчас я просто ревную его, как ревновала бы своего брата, который теперь будет занят своей подружкой и отношениями с ней.