Князь тут же велел подать ему лошадь и поскакал на ярмарку.

«Ну, Трифон Егорыч, — сказал он купцу, — как видно, ты позабыл мой наказ. Короткая же у тебя память, братец; к счастью, мою память еще не отшибло. Ты знаешь, о чем мы договорились. Я пришел наниматься к тебе на службу. А вы, аршинники, — обратился он к приказчикам, — убирайтесь вон из лавки, да поживее! Теперь я здесь и приказчик, и купец».

Чуркин знал, что с князем шутки плохи. В тот же миг он ушел из своей лавки вместе со всеми своими приказчиками.

Князь тут же встал за прилавок и принялся кричать зычным голосом:

«Господа честные, покупатели дорогие! Настоятельно просим вас незамедлительно почтить нашу лавку своим доверием. У нас есть товары на любой вкус: роскошный атлас, английская бумазея и китайская нанка, а также всякого рода дамские припасы: чулки, платки и батисты, как у маркизы Помпадур. Только скажите, что вам угодно, и мы продадим вам все это по настоящей цене, без обвеса и без обмера. Торгуем мы за наличные, но если у кого денег нет, тому уступим товар в долг. Заплатите позже — хорошо!

А коли позабудете заплатить, — мы за вами гоняться не станем».

Сам понимаешь, батюшка, после такого заявления все побежали в лавку князя. Он, стоя за прилавком, всех обслуживал и не продавал четыре аршина вместо пяти, а наоборот, зачастую отдавал пять аршинов вместо четырех за ту же цену. Действуя таким образом, за три часа барин распродал все, что было в лавке Чуркина. Но, как оказалось, наличных денег он почти не выручил, так как большинство покупателей предпочитали брать товар в долг.

Когда все было кончено, князь позвал Чуркина.

«Смотри, — сказал он, — вот твоя лавка: возвращаю ее тебе в чистоте и порядке. В этом ящике лежит выручка, а в той книге — имена и адреса тех, кто покупал в долг. Теперь сам постарайся как можно скорее вернуть деньги. Надеюсь, что ты надолго запомнишь попадью с левантином и крестьянина с бумазеей. А теперь поедем обедать ко мне в имение, хотя, по совести, это ты должен меня пригласить, ведь с тебя причитается магарыч за то, что я так славно уладил твои дела и благодаря мне ты закончил свою торговлю раньше всех. Но будем считать, что мы в расчете, и сегодня я тебя угощаю. Пошли!»

Чуркин не спешил принять приглашение. Он был явно встревожен.

«Да не бойся, хозяин, — промолвил князь Алексей, — и смело ступай за мной. Сам посуди, если бы мне захотелось выпороть тебя плетью, я сделал бы это здесь с таким же успехом, как в Низкове. Успокойся же и пошли!»

На такие прямые речи нечего было возразить. Ободренный словами князя, купец сел с ним в его карету.

За обедом Чуркина усадили на почетное место, и во время трапезы князь стоял за его спиной, подавая гостю лучшие куски, наливая ему лучшие вина и величая его «толстопузый хозяин». Но это еще не все: на прощание купец получил от князя подарок, свидетельствовавший об его особом расположении. Барин подарил лавочнику двух щенков — кобелька и сучку — из потомства своей любимой Арапки.

С тех пор Чуркин больше не появлялся ни в имении, ни в Макарьеве. На следующий год поговаривали, объясняя отсутствие купца, что он так и не смог оправиться после неудачного торга на прошлой ярмарке и его дела пошли на убыль.

Тех же, кто обходился с ним честно и смело, князь Алексей очень любил. Как-то раз, когда барин гулял по ярмарке один и без всякой помпы, он увидел купца, ослушавшегося его приказа и открывшего свою лавку не там, где ему было указано. Встретились они в отдаленном месте, за балаганами, на большом песчаном пустыре, в конце которого находилось небольшое озеро с ровным дном; к нему можно было спуститься по пологому склону.

Князь узнал непослушного купца — здорового детину лет двадцати пяти — тридцати, выше его на целую голову.

«Ну-ка, поди сюда, добрый молодец», — приказал барин.

Однако купец, почуявший опасность, не двинулся с места, держась на расстоянии сорока шагов от князя, и произнес:

«Нашел дурака, батюшка! Я знаю, что вы задумали, и у меня нет никакой охоты сводить знакомство с вашей палкой».

«Ах ты, негодный лавочник! — вскричал князь. — Так, значит, ты спешишь мне повиноваться?»

И с этими словами, размахивая тростью, он бросился на торговца.

Купец понял, что его спине несдобровать, тем более что князь сильно разгневался. Поэтому он не стал терять время, дожидаясь противника, а помчался со всех ног в сторону озера. Зыбучий песок очень мешал ему бежать, но он мешал также и князю. Оба они увязали в песке по щиколотку. Купец полагал, что князь, будучи старше и не таким расторопным, как он, уже отстал. Оглянувшись, он увидел, что ему и в самом деле удалось вырваться вперед.

«Что ж! — подумал купец. — Время есть, успею».

Он садится, живо снимает сапоги, чтобы легче было бежать, а затем босиком бросается вперед и мчится к озеру быстрее, чем прежде. Увидев это, князь Алексей подумал, что лавочник действует толково. Он тоже приседает и сбрасывает с ног сапоги, после чего продолжает погоню.

Купец все так же направляется к озеру, и князь от него не отстает. Первый бросается в воду, и второй следует его примеру. Лавочник останавливается, зайдя в воду по плечи, но князю, который на голову ниже его, вода в том же месте доходит до подбородка. Оба вынуждены остановиться в двадцати шагах друг от друга.

Тогда, будучи не в силах идти дальше, князь окликает купца:

«Иди сюда, негодяй! Мне с тобой рассчитаться надо».

«Нет уж, батюшка, нет, нашли дурака! — отвечает торговец. — Не мне с вами надо рассчитаться, а вам со мной. Вот сами и ступайте ко мне, а я не двинусь с места».

«Значит, ты хочешь меня утопить, подлец?» — вскричал князь.

«Я не знаю, как уж там по этому поводу Господь Бог рассудит, но знаю одно:'к вам я ни за что не пойду».

Добрых полчаса они продолжали пререкаться, и ни один

из них не сдвинулся с места. Несмотря на то что погода стояла жаркая, вода в озере была довольно холодной и спорщиков стала бить дрожь.

«Ладно! Ты славный малый, — промолвил, наконец, князь, — я люблю таких удальцов, как ты, тем более что их не часто встретишь. Прощаю тебе все твои проделки; приходи ко мне в имение, я тебя приглашаю на обед».

«Врешь, батюшка: не обед ждет меня там, а порка».

«Честное слово, я тебя и пальцем не трону».

«Да уж! Сами не тронете, а другим прикажете тронуть — нам такое известно».

«Слово дворянина!»

«А ну, перекреститесь».

Князь, стоявший по плечи в воде, несколько раз перекрестился, поклянясь при этом именем своего святого заступника, что никакого унижения хитрому купцу не нанесет.

Поверив клятвам, которые сопровождались крестными знамениями, лавочник вышел из воды; князь последовал его примеру, и оба, словно лучшие друзья, отправились в имение. Князь сменил там одежду и дал гостю вещи из собственного гардероба, чтобы он тоже переоделся.

«Я уверен, что ты бы меня утопил, если бы я сдуру подошел к тебе», — с тех пор говорил князь Конону Фаддеичу (так звали хитрого купца) при каждой их встрече.

«Как знать, князь, — отвечал тот, — что Бог указал бы, то бы я и сделал».

Конон Фаддеич был продувной бестией.

Летом, после обеда, барин обыкновенно дремал в кресле. Поэтому он распорядился поставить кресло возле двери, выходившей на балкон. Во время послеобеденного сна князя все должны были соблюдать полную тишину — этот приказ распространялся не только на наших дворовых, но и на владельцев всех судов, ходивших по реке вверх и вниз. Тех же, кто посмел бы ослушаться, ждала конюшня.

Чтобы все знали, что князь изволит почивать, над домом поднимали флаг голубого цвета, предназначенный исключительно для этой цели.

Однажды, когда барин подобным образом отдыхал, его внезапно разбудило чье-то пение, раздававшееся под самым балконом.

То был голос одного мелкопоместного дворянчика, который гулял по саду и забылся до такой степени, что нарушил запрет.

У этого человека было одно оправдание: когда он проходил мимо дома, где жили барыньки, эти дамы, видевшие голубой флаг и знавшие, что князь спит, принялись строить незнакомцу глазки и поддразнивать его. Несчастный так разволновался, что потерял голову и запел во все горло: