Джулз посмотрела на меня умоляющим взглядом:

- Но тебе нельзя пропускать финал, Джесс! Джо сказал мне, что там будет американский селекционер. Он уже смотрел нашу игру в Германии, но я этого не знала, пока Джо не рассказал мне сегодня утром.

«Так вот почему Джулз простила Джо», - подумала я. Она думала только о селекционере и о том, что это могло означать для ее будущей футбольной карьеры.

- Я не могу играть, - грустно сказала я. Джулз сейчас говорила о своем будущем, а не моем. Мое уже было предрешено. - В этот день у моей сестры свадьба.

На этот раз Джулз ответила не сразу.

- Хорошо, а ты можешь улизнуть со свадьбы ненадолго? - спросила она наконец.

Я отрицательно покачала головой:

- Ты не понимаешь… - Мне пришлось бы прочитать ей лекцию по культуре Индии, чтобы она поняла: я никогда не смогу сделать то, что она предлагает.

- Сейчас ты отказываешься от футбола, - резко сказала Джулз. - От чего ты откажешься в следующий раз?

- Не сыпь мне соль на рану! - воскликнула я. Джулз причинила мне боль, и мне хотелось ответить тем же. - Ты пришла ко мне только потому, что я нужна тебе на тот случай, если на матч придет этот селекционер?!

Джулз подпрыгнула; было видно, что мои слова ее ранили, и я почувствовала себя ужасно.

- Послушай, я пришла к тебе, потому что Джо волновался! - крикнула она, открывая дверь. - Я просто скажу ему, блин, что он зря тратит на тебя свое время. Сказать?

Она с грохотом сбежала по лестнице, не дав мне времени ответить, и я услышала хлопок закрываемой входной двери. Я легла на кровать и зарылась головой в подушку. Я не собиралась обижать Джулз, но правда была в том, что я ревновала. Для нее все оборачивалось как нельзя лучше, а я оставалась ни с чем. Результаты экзаменов должны прийти завтра утром, и если у меня будут пятерки, то я поступлю в Кингстонский университет, буду учиться на адвоката. Решалась моя жизнь, а я не имела права голоса. Ни малейшего.

- Давай же скорее, мама, - сказала я нетерпеливо.

Я стояла в халате, а мама молилась перед картинкой гуру Нанака, держа в руках конверт с результатами моих экзаменов. Возможности открыть конверт мне не дали. Папа терпеливо ждал моих оценок, хотя уже опаздывал на работу.

Мама протянула мне конверт, и я надорвала его. Я надеялась, что завалила экзамены: это решило бы мою проблему с необходимостью становиться адвокатом. Но когда я присмотрелась к оценкам, то с замиранием сердца поняла, что этого хватит для поступления. Две пятерки и четверка.

Я молча протянула письмо отцу. Лицо его просияло, когда он увидел результаты, и впервые за несколько дней я поняла, что он гордится мной. Однако настроение от этого у меня не улучшилось.

- Хорошо, - он отдал письмо маме, которая буквально светилась от радости и бесконечно благодарила гуру Нанака. - Теперь ты станешь первоклассным адвокатом.

Я кивнула и отвернулась. Я увидела, как папа с мамой обменялись взглядами, будто не могли понять причины моего дурного настроения.

Не могла же я сказать им, что это письмо было для меня почти что смертным приговором.

Я поплелась к себе в спальню. Переодевшись, начала снимать плакаты с Бэкхемом со стены. Мама напомнила мне, что Биджи будет жить в моей комнате, когда приедет на свадьбу, и ей не понравиться смотреть на фотографию бритого налысо мужчины. Я аккуратно сворачивала их, хотя и не была уверена, развешу ли снова. Какой смысл? Теперь мне надо украшать стены портретами знаменитых адвокатов…

Я выглянула в окно и увидела ряд ярких шаль-вар камиз, развевающихся на веревке в саду. Вчера, когда развесила их после стирки, я немного потренировалась подкручивать мяч вокруг них. У меня получилось - лучшего навеса в стиле Бэкхема я еще не делала. Если бы меня продолжал тренировать Джо, я бы стала лучшим футболистом в мире. Но все это было несбыточной мечтой. «Не думай о Джо, - сказала я себе. - Это причиняет сильную боль…»

Ближе к вечеру дом начал заполняться нашими родственниками, и все собрались в саду на церемонию ватна.

Пинки сияла от счастья, сидя посреди гостей в своем новом зеленом костюме. Ей нравилось быть в центре внимания. Женщины нанесли специальную краску ватна - куркума или еще что-то - на лицо и руки Пинки. Это был своего рода обряд очищения. Я слышала, как Мина и Баббли тихо прокомментировали, что для очищения Пинки этой краски потребуется намного больше. Ох, и остры на язык наши кузины!

Мы все собрались в гостиной, когда папа вошел с Биджи, которая только что приехала. Я не видела ее уже много лет, потому что она жила в Найроби, и я уже забыла, насколько она стара. Думаю, она тоже забыла о своем возрасте, потому что губы ее были накрашены яркой помадой, и она была увешана золотыми украшениями, а одета так, словно ей было тридцать пять, а не восемьдесят пять.

С ней был внук, нес ее чемоданы. Кажется, внешность у него была довольно приятная. Моника, Баббли и Мина наверняка так думали. Они сразу же его досконально обсудили, причем у Баббли язык чуть ли не до колен висел. Я его практически не замечала - пока не увидела, что он смотрит на меня. Каждый раз, когда я оборачивалась, я встречалась с ним глазами, а однажды он даже подмигнул. Я опалила его гневным взглядом и смылась от него подальше. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь это неправильно понял.

В тот вечер все женщины были заняты - готовили еду для приема гостей на следующий день. В саду было полно людей. Большинство мужчин (включая внука Биджи, слава богу) пошли в дом пить виски. Папа жарил джалеби во фритюре на плите, стоявшей на улице, а тетушки уселись рядком, чтобы лепить самосы. Мне пока удалось от всего этого отвертеться. Я гоняла мячик по лужайке, мечтая о том, как забила бы гол завтра на финале, хотя играть мне и не светило… как вдруг на меня налетела мама.

- Джесминдер, мне что, умереть нужно, чтобы ты соизволила мне помочь? - недовольно сказала мама. - Иди и помоги тетушкам лепить самосы.

Я уныло заняла место с краю. Моя работа заключалась в том, чтобы защипывать края двух треугольников из теста после того, как в них положили начинку. Тетушки весело болтали, не замечая меня. Залепив пятнадцатую самосу, я почувствовала, что еще немного - и я расплачусь от скуки, если ничего не произойдет.

Произойти-то произошло, но не совсем то, на что я надеялась. Мы все ушли в дом и собрались в гостиной. Там Биджи начала танцевать, держа на голове джагго - медный котелок с горящими свечками. На мой взгляд, довольно-таки пожароопасная штука.

Папа рассказывал мне, что в Индии родственники невесты в ночь перед свадьбой выходят на улицы с джагго, чтобы петь и танцевать на улицах деревни. К счастью, сейчас нам не нужно было танцевать в Хаунслоу, иначе нас могли бы арестовать. Биджи поставила джагго мне на голову, и отовсюду послышались радостные возгласы и аплодисменты. Я начала медленно крутиться внутри образовавшегося круга, придерживая горшок и не давая ему поджечь мои волосы.

- Она - следующая! - услышала я чье-то радостное восклицание.

- Внук Биджи - такой хороший мальчик, - добавил кто-то.

Неожиданно меня бросило в жар и закружилась голова. Тетушка сняла горшок с моей головы, и я неверной походкой вышла из комнаты, сторонясь внука Биджи, который стоял неподалеку от двери. Мне нужно было на свежий воздух.

Я подошла к входной двери и замерла. На пороге стоял папа - он смотрел вслед уходящему Джо.

- Папа! - задыхаясь, крикнула я и бросилась к нему. - Что он сказал?

Папа строго посмотрел на меня.

- Не рискуй своим будущим, бети, - предостерег он меня и ушел прочь.

Я могла бы оставить все как есть, но не хотела с этим соглашаться. Я выскочила из дому и бросилась догонять Джо.

- Подожди!