— Понимаю. Но это, видимо, тоже только лишь присказка… К чему ты клонишь?

— К тому, что в самое ближайшее время некто, скажем так, имярек должен скрытно пробраться в Дол Гулдур и выяснить, что же, собственно, за лиходейщина там творится.

— Смело.

— Это единственный способ разрешить все наши вопросы и понять, с чем мы имеем дело.

— И, видимо, мне предлагается исходить из весьма неожиданного предположения, что этот таинственный «некто имярек» — ты.

— Я этого не говорил.

— Силы небесные, Гэндальф! Уж со мной-то ты мог бы быть откровенным!

— Ну, хорошо. — Волшебник неохотно кивнул. — В конце концов, почему бы и нет? Я думаю, мне это вполне по силам.

— Ты выдаешь желаемое за действительное.

— Надеюсь, нет.

Саруман с сожалением покачал головой.

— Эх, Серый, Серый… Право, слишком уж далеко ты ищешь недругов и супостатов, хотя по-настоящему-то главный твой враг — ты сам. — Водрузив локти на подлокотники и положив подбородок на переплетенные пальцы, он смотрел на Гэндальфа печально и устало, с терпеливой снисходительностью человека, привыкшего довольствоваться обществом непроходимых болванов. — Не хочу наступать на горло твоей и без того неуклюжей песне, но, единственно из чувства долга, вынужден заметить: затеваемая тобой авантюра грозит в итоге обернуться предприятием глупым, безрассудным и небезопасным.

— Небезопасным — может быть, но отчего же глупым и безрассудным? — Гэндальф насупился. — Помнится мне, Берену некогда довелось проникнуть в Ангбанд и выйти оттуда живым… Дол-Гулдур — это совсем не Ангбанд.

— Но и ты — совсем не Берен, мой дорогой, сравнение тут совершенно неуместно… Да и где, собственно, твоя Лютиэн? Кроме того, мне, например, помнится, что Берен оставил в Ангбанде свою правую руку.

— Пусть так. Но, приходится признать, выбор-то у нас невелик… Или у тебя на примете есть другие добровольцы, более… подходящие?

Саруман устало вздохнул.

— Не буди лиха, пока оно тихо… Твоя затея — палка о двух концах, Гэндальф! Возможно, человек, не наделенный Силой, действительно мог бы пробраться в Крепость незамеченным — но ты… Если тебя схватят как шпиона…

— Да с какой стати меня должны схватить? — сердито проворчал Гэндальф.

— С такой, — холодно отозвался Белый маг, — что изо всех возможных вариантов развития событий я, как правило, стараюсь выбирать наихудший… дабы не терять присутствия духа и душевный покой в том случае, буде ситуация все-таки выйдет из-под контроля. На чем, собственно, вообще основаны твои страхи, касающиеся Черного Замка… ну, помимо исчезновения в окрестностях пьянчуги Траина?

Гэндальф, полуприкрыв глаза, рассеянно смотрел, как, рожденные светом очага, пляшут под сводами комнаты черные, постоянно меняющие очертания тени — будто сонм корчащихся и извивающихся в причудливом танце таинственных призраков.

— Тревожащих свидетельств, уж поверь, более чем достаточно… В Дол Гулдуре определенно что-то происходит. Радагаст — он живет в Росгобеле, на окраине Лихолесья — уже не раз говорил мне о всплесках странной темной мощи, исходящей со стороны болот, и магия эта представляется ему более чем сомнительного свойства. В Замке свила гнездо некая недобрая Сила, от которой стараются держаться подальше и звери лесные, и гады земные, и птицы небесные. Орки хозяйничают в Лихолесье как у себя дома, с топей приходят по ночам какие-то странные твари, рыщут по лесу вокруг болот… В общем, Радагаст определенно встревожен.

— Радагаст! — Саруман презрительно фыркнул. — Этот простофиля, твой дружок, и тараканью возню за печкой способен принять за происки темных сил. Полагаю, он слишком склонен доверять пустым слухам.

— Дыма без огня не бывает, разве не так? — сдержанно заметил Гэндальф.

— Что ж… меня всегда поражала твоя способность раздувать полымя буквально из ничего, — процедил Саруман.

— Отсутствие признаков хворобы — вовсе не свидетельство безукоризненного здоровья, — возразил Гэндальф. — Даже самая болезнетворная опухоль поначалу никоим образом себя не проявляет, не так ли?

— Хорошо. — Саруман выплеснул осадок из своего кубка в камин, и огонь в очаге весело взметнулся, благосклонно приняв щедрое жертвоприношение. — И каким же образом ты намерен это свое мутное желание осуществить и «тайно пробраться» в Замок? У тебя уже есть какие-то конкретные соображения и намётки на этот счет? Тактика и стратегия? Замысел и расчёт? Детально разработанный план?

— К чему эта насмешка? — Гэндальф очень внимательно разглядывал носки своих многострадальных сапог: темные, потертые, окаймленные оборками подсохшей уже грязи. — Не буду скрывать, у меня, разумеется, существует на этот счет пара идеек и занятных мыслишек. Видишь ли… Радагаст нашел мне надежного проводника.

— Надежного? Да ну, вот правда надежного? Ты видел его верительные грамоты?

— Я вполне полагаюсь на слова Радагаста.

— Зря. — Белый маг непринужденно сплюнул в камин. — Твой дружок не умеет, никогда не умел и сомнительно, что когда-нибудь научится разбираться в людях.

— Ты плохо его знаешь, — вяло возразил Гэндальф.

— Вполне достаточно, чтобы иметь о нем определенное суждение. Впрочем, бог с ним, с этим простаком, любителем цветов, бабочек и зверюшек… Чего ты хочешь от меня? Чем я, старый и больной, могу тебе пособить?

— Хотя бы советом, раз уж ни на что большее ты не годишься.

— Может быть, тебе нужны деньги? Золото?

— По-твоему, я попрошайничать сюда приехал?

Саруман склонил голову к плечу.

— Ты ведь уже все для себя решил, верно? Так что́ тебе все мои советы — так, чепуха, ничего не значащие слова, пустое завывание ветра, бессмысленное шуршание старой палой листвы…

— А ты не допускаешь мысли, что мне действительно было важно услышать твое мнение… мнение главы Светлого Совета и нашего Ордена?

— Что ж, ты его услышал. Вижу, оно тебя не особенно вдохновило.

— Да, пожалуй, я рассчитывал на более плодотворную беседу… Но, возможно, ты еще изменишь свою точку зрения, дружище.

— Возможно. Но, во всяком случае, не сегодня. — Саруман решительно поднялся и вынул из подсвечника свечу подлиннее: ясно было, что он желает пресечь этот неудобный, явно досаждающий ему неприятный разговор. — Уже поздно, я сыт, пьян и отправляюсь на боковую. Чего и тебе весьма настоятельно рекомендую, Гэндальф.

— Последний вопрос, Саруман.

— Да?

— Ты действительно так уверен, что те пять сотен миль, которые отделяют Вестфольд от Дол Гулдура, могут послужить для Изенгарда достаточным залогом безопасности?

Саруман, уже стоявший в дверях, на мгновение обернулся.

— Ты говоришь так, Серый, точно весь просвещенный мир уже находится на пороге войны.

— Боюсь, — с горечью отозвался Гэндальф, — этот «просвещенный мир» еще недостаточно просвещен для того, чтобы можно было с уверенностью говорить об обратном.

— Хорошо. Я подумаю над твоими словами, Гэндальф. К сожалению, это всё, что я могу для тебя сделать.

— Спасибо и на том, друг мой, — серьёзно отозвался волшебник. — Это большая уступка с твоей стороны… Доброй ночи.

— Доброй ночи, Гэндальф, — эхом отозвался Саруман. И, чуть помедлив, мимоходом добавил: — Да, кстати. Постель для тебя готова… Кувшин и лохань для умывания найдешь в алькове у восточной стены. Согрей воду возле камина, коли в этом возникнет необходимость.

Он приглушенно зашипел сквозь зубы: расплавленный воск со свечи капал ему на ладонь — и вышел из горницы. Дверь за ним закрылась, и удаляющиеся шаги через секунду затихли на лестнице.

Впрочем, на следующее утро Саруман исчез из Изенгарда — так же необъяснимо, как Траин — прежде, чем Гэндальф успел переброситься с ним хоть парой слов, так что продолжить не законченный накануне разговор волшебникам не удалось.

— Старик уехал в Эдорас, — неохотно сообщил Гарх после того, как Гэндальф загнал его в угол — в прямом смысле в угол: в узкую щель между стоявшей возле окна конторкой и книжным шкафом. — Последние годы он наведывается туда время от времени, раз в две-три недели.