— Уходи, Гэдж. Быстрее! Этих… из Замка… я сумею их встретить.

— Нет! Не могу! Я никуда не пойду без тебя! — От ужаса и бессилия Гэдж готов был зарыдать в голос.

Гэндальф застонал. В его руках медленно наливалось серебристое свечение и — не могло налиться, не могло, не могло! Слишком волшебник был утомлен и измучен, слишком много сил потратил на борьбу с Хозяйкой и давящей подземельной Тьмой, слишком был слаб, чтобы остановить или хотя бы задержать преследователей. На лице его застыло страдание, смешанное с отчаянием… вернее — с отчаянностью.

— Кому-то из нас необходимо добраться до Росгобела… Ну же, иди! Ты должен! Иди!

Силы небесные, а ведь опушка леса была уже так близка! Ярдов через двадцать гать заканчивалась, выходя на широкую просеку, на ближайшей сосенке можно было рассмотреть каждую шишку! Гэдж оцепенел; на какую-то секунду все в нем словно умерло, обратилось в прах, утратило волю к сопротивлению, мысль о том, что им приходится пропадать вот здесь, буквально в двух шагах от спасения, была невыносима… Нет! Нет! Грязный, жалкий, поникший, он стоял на коленях рядом с волшебником, и тупо смотрел на черные бревна — а преследователи были уже совсем рядом, у границы тумана, и внизу, под гатью, в такт их союзной раскатистой поступи глумливо чавкала гнусная болотная слякоть.

— Хей! Гляди, парни! Кто это там на дороге копошится?

— Крысюки какие-нибудь… шпиёны, м-мать их!

— В Башне разберутся! То-то будет Мёрду подарочек!

— В Башню — успеется. Сначала сами их прутиками пощупаем, поглядим, что за сволота в гости пожаловала… Верно, братцы?

— Ненавижу, — прошептал Гэдж. Он медленно поднялся, сжимая кулаки, сбросив давящее, как камень, безволие; горло его распухло от ярости, по лицу, мешаясь с соплями и грязью, текли горячие, злые слезы. Внезапно вновь вспомнился несчастный полураздавленный трупик на ладони Рраухура: «Это всего лишь крыса…»

Нет — он никогда не был каким-то особенным храбрецом, да никогда и не мнил себя таковым, разве что в дурацких детских мечтах: но сейчас, неожиданно для самого себя, открыл в себе целые пласты, прямо-таки залежи сумасшедшей бездумной отваги, проистекающей единственно из трусости и отчаяния. Верный теплый кинжал скользнул ему в ладонь, он выпрямился, шагнул вперед, ища опору на скользких бревнах, все своим существом жаждая битвы — последней битвы не на жизнь, а на смерть!

— Дурень! — прохрипел Гэндальф за его спиной. — Уйди с дороги! — Пальцы мага застыли, точно сведенные судорогой, и между ними наконец родилась серебристая искра — но крохотная и слабая, как худосочный лесной светлячок. «Я сейчас магией и свечку не смогу зажечь…»

Преследователей было немного — не больше полудюжины. Это действительно оказался всего лишь обходящий границы болот сторожевой патруль — но при них были палицы и длинные копья, которыми они отбивались от «гуулов». Они выныривали из тумана друг за другом — рыжеватые громилы с Восточного двора, наглая свора брехливых охотничьих псов, распаленных бе́гом, уже почуявших на губах терпкий вкус свежей крови. Они вопили и улюлюкали, завидев беглецов, и Гэдж ясно читал на их низколобых физиономиях жадное желание «пощупать» копьями их с Гэндальфом беззащитные шкуры. Волшебник быстро обернулся и вскинул руку, брызнула в воздух россыпь серебристых искр, но этим все и закончилось: жидкое пламя рассеялось, не причинив никому ни малейшего вреда. Преследователи завыли от восторга; один из орков, желтоглазый мордоворот, поспешающий впереди, с хохотом потряс копьем, физиономия его лоснилась от осознания своей мощи и хищного превосходства. На выскочившего на дорогу Гэджа и его жалкое оружие он и вовсе внимания не обращал… Ладно, рано радуешься, мелькнуло в голове Гэджа, я еще успею воткнуть кинжал тебе в глотку…

Он не боялся. Он был готов — ко всему. К боли, к смерти. К тому, что вот сейчас, в следующую секунду, в горло его вопьется наконечник копья, но он еще успеет дотянуться до своего убийцы кинжалом…

— Ты, щенок, драки захотел? Да я тебя щас щелчком…

Желтоглазый победно ухмылялся. Он был уже рядом, в нескольких шагах. Сейчас…

Тиунннн…

С тихим, едва различимым для уха посвистом из леса вылетела стрела и клюнула желтоглазого в немытую шею — и, издав горлом хлюпающий, какой-то до крайности удивленный хрип, орк, сбитый с ног, снопом повалился за край гати. Все произошло так быстро и так неожиданно, что его сотоварищи вряд ли успели что-либо сообразить; тут же несколько стрел последовали за первой — длинных, белооперенных эльфийских стрел, — и нашли свои цели, и уложили преследователей почивать в болотную хлябь навеки. На открытой со всех сторон дороге оркам негде было укрыться, а отступить в туман они попросту не успели… Да уже и некому было отступать, бежать за подмогой, некому было прятаться в тумане — никого живого не осталось там, на узкой, ныряющей во мглу полоске гати. «Эльфы, — как-то отстраненно, равнодушно подумал Гэдж; сейчас, когда из леса явилось неожиданное спасение, весь поддерживающий его кураж как-то разом улетучился, покинул его — и взамен навалилась страшная, придавливающая к земле усталость. — Откуда?..» Ответа на этот вопрос он не знал, да и не пытался искать, более того — чувствовал, что даже удивиться уже не способен по-настоящему, даже на это у него не осталось сил…

***

Старую телегу тряхануло на дорожном ухабе, и Саруман устало поёжился. Поднял голову.

Замок был уже близко — виднелся мрачной громадой на ближайшем холме, до него оставалось не более полумили. Над крышами Дол Гулдура рыхлым серым брюхом нависало осеннее небо, тяжёлое и напитанное влагой, непробиваемое, как щит… и вдруг солнечный луч, острый, как клинок, вспорол плотное полотнище облаков, на несколько мгновений осветил угрюмую крепость, зубцы и шпили, стены и переходы, ворвался в окна и бойницы, озарил унылые казематы, заиграл солнечными зайчиками на витражах Главной башни. И тут же потух — разом, будто испугался собственной легкомысленной смелости…

Белый маг прерывисто вздохнул. Ощупал ошейник — здесь, рядом с Замком, ставший неудобным и потяжелевшим, точно налившийся свинцом. Ладно, скоро он, Шарки, будет «дома»… в той тесной крысиной норе, которую он за каким-то лешим привык считать «домом» в последние пару месяцев. Не позднее, чем через полчаса-час…

Осталось недалеко.

— Митрандир! Вот так встреча.

— Мы застали вас врасплох, Линдол?

Линдол сдержанно улыбался. Эльфы, однако, особенного удивления не выказывали — либо не позволяли себе выказывать. Здесь, на опушке леса, их было около дюжины — вооруженных луками и метательными топориками, облаченных в кольчуги и неприметные серые одеяния, поглядывающих на орка с легкой насмешкой; кое-кого из них Гэдж помнил еще в числе стражей Лориэна — и, видимо, они его тоже до сих пор не забыли. Впрочем, орк был сейчас чересчур измочален морально и физически, чтобы обращать внимание на их выразительные взгляды; слишком многое ему довелось пережить за последние несколько часов — и тьму Лабиринта, и схватку с Хозяйкой, и сумасшедшее бегство через топи, и ужас, и отчаяние, и приступ бездумной храбрости, — и голова у него шла поистине кру́гом, а земля уходила из-под ног, как после доброго кубка крыжовенной браги. Нет, не то чтобы он был совсем не рад появлению эльфов (как-никак, именно им они с волшебником были обязаны своим спасением), но их, эльфов, вокруг внезапно оказалось слишком много, намного больше, чем ему под силу было бы сейчас вынести.

— Келеборн тоже здесь? — спросил Гэндальф. Волшебник слегка прихрамывал при ходьбе, припадая на пойманную в «ловушку» ногу, но был полон решимости продолжать путь и довести незавершенное дело до конца.

— Да, — с готовностью отозвался Линдол; вероятно, он был в отряде за старшего. — В лагере. Это недалеко.

— Мне нужно его увидеть.