Нет, Саруману даже не показалось.
Он тяжело привалился плечом к дверному косяку. Земля на мгновение ушла у него из-под ног, и фонарь, вдруг ставший тяжелым, как гиря, дрогнул в ослабевшей руке. Горло горячо царапнула странно тёплая и мягкая лапа — явившаяся откуда-то изнутри, из-под рёбер, от самого сердца.
— Гарх…
Ворон смотрел на мага, вытянув шею и под немыслимым углом вывернув голову, подслеповато щурясь — и огонек свечи золотистой искрой отражался в его черных круглых глазах.
***
Над болотами безнадежно, как одиночество, висела стылая тишина.
В тумане там и сям мелькали голубоватые болотные огоньки, мгла полнилась невнятными шорохами и обманчивыми видениями. Пахло как из открытой могилы: сырой землей, прелым листом, болотом и лежалым илом. Где-то там, над головой Гэджа, царила глубокая ночь, небо лоснилось от звезд, и иногда, когда туман странным образом редел, лунные лучи высвечивали перед орком нечто вроде узкого коридора, в который уходила дорога. Гэдж бежал той ровной, размеренной, берегущей силы орочьей рысцой, которая позволяла его соплеменникам в сжатые сроки преодолевать весьма значительные расстояния и оказываться, к ужасу ворогов и супостатов, в самых неожиданных местах…
Ночное болото лежало перед ним, залитое киселём ватной мглы, затканное паутиной тумана. С наступлением ночи жизнь здесь отнюдь не замирала. Топкое месиво по сторонам гати непрерывно двигалось, взбухало и опадало, колыхалось, точно поверхность томящейся на огне каши, давая выход множеству скопившихся внутри пузырьков воздуха — казалось, будто там, под тонким слоем ила и водорослей, в зловонной бездне ворочается исполинское многорукое существо. Там и сям над трясиной разливалось слабое белесоватое мерцание, испускаемое лепестками могильников — бледных неприметных растений, зацветающих лишь лунными ночами; целая охапка таких светящихся венчиков проросла в глазницах валявшегося невдалеке от дороги лошадиного черепа, придавая этому и без того безрадостному предмету поистине колдовское своеобразие. Сквозь бульканье, клокотанье, утробную отрыжку — обычные звуки жизнедеятельности огромного болотного организма — порой прорывались смутные, достаточно неожиданные звуки: едва различимые ухом шорохи и шепот, хлюпанье и хихиканье, влажные сосущие причмокивания, и звуки, похожие на шлепки, и звуки осторожных шагов, и шелест, и шипение, и посвистывание, и долгие тоскливые вздохи, и… Гуулы? Возможно; впрочем, на глаза они не показывались — шмырова «защита», видимо, пока не повыветрилась, и твари, к счастью, орком не интересовались. Тем не менее Гэджу постоянно мнилось, что в тумане невдалеке от него что-то движется вдоль дороги, не опережая беглеца, но и не отставая: орк отчетливо различал маслянистый плеск воды при каждом «шаге» странного существа и вслед за ним — внятный чавкающий звук, словно из трясины извлекали какую-то великанскую ногу. Хотя, вероятно, то было лишь странной причудой его разыгравшегося воображения…
Он был уже ни в чем не уверен. Все вокруг представлялось бредовым, призрачным, нереальным, пришедшим из невнятного кошмарного сна.
Вновь начала побаливать раздавленная голень — несильной, но нудной и изматывающей болью: долгий безостановочный бег не очень-то шел ей на пользу. Ладно, доберусь до Замка, сказал себе Гэдж, устрою ей теплую солевую ванну… Он приостановился, чтобы перевести дух и дать себе небольшой отдых; по его расчетам, до границы топей оставалось недалеко — вряд ли более пары миль. Его невидимый спутник, чавкающий по болоту, приостановился тоже; Гэджу казалось, что его внимательно и настороженно разглядывают из мглы.
Он покрепче перехватил в руке древко копья.
Кто-то длинно, печально вздохнул из завесы тумана — и, чуть помедлив, неторопливо почавкал дальше в глубину топей; во всяком случае, шаги неведомой твари начали отдаляться. Ну и слава Творцу… Гэдж слегка расслабился; он стоял, прислушиваясь, до боли в глазах вглядываясь в мутную темноту, но вокруг всё было по-прежнему тихо, безжизненно, мертво…
Нет. Не всё.
Знакомое Гэджу шипение раздалось за его спиной — и орк, отскочив, едва успел отшвырнуть палкой небольшого гуула, выпрыгнувшего на него из мглы. Тварь издала странный свистящий звук, дребезжащий и жалобный — такой издает бычий пузырь, если его надуть воздухом, а после проткнуть иголкой, — и грузно шмякнулась куда-то в трясину. Откуда он взялся, почему напал, неужели шмырова мазь начала выветриваться? Впрочем, её изначально было не так уж много…
Да. Стараясь не обращать внимания на боль в ноге, Гэдж рысцой побежал дальше — но вскоре почувствовал что-то неладное… Его как будто пытались взять в кольцо. Как-то незаметно, под покровом тумана к гати подтянулось, должно быть, десятка полтора гуулов — орк не мог счесть их «по головам», но, судя по непрекращающейся суете за краями настила, по скрипу и посвистыванию, по смутным шевелениям в тумане, тварюшки всерьез имели виды на сытный обед. То один, то другой гуул выпрыгивал на дорогу, жаждая свести знакомство с орком поближе, и Гэдж, не останавливаясь — останавливаться сейчас было смерти подобно, — отбрасывал смельчаков пинками и палкой: они шлепались в воду и корчились там, подминаемые и разрываемые щупальцами собственных собратьев, не слишком-то обремененных любовью к ближнему. Но гуулов было слишком много — наглых, рассвирепевших от голода и оттого потерявших всякую осторожность, и вместо выбывших из игры тварюшек вперёд тут же выскакивали другие, более крупные и сильные. Гэджу оставалось только надеяться, что ему удастся добраться до границы болот прежде, чем гуулы окончательно сплотятся в своих стремлениях и догадаются броситься на него всем скопом…
Увы! Надежды его были напрасны.
Внезапно впереди блеснула вода.
Орк похолодел.
Дорога закончилась перед ним — резко, точно обрезанная прямо посреди болота. Перед Гэджем лежала промоина, огромная прореха в бревенчатой кладке, и за краем так некстати оборвавшейся гати равнодушно пузырилась зеленоватая топь…
Видимо, здесь шли ремонтные работы, и бревенчатый настил оказался снят; кладка отсутствовала на протяжении нескольких ярдов, и продвигаться дальше можно было лишь по узким мосткам, протянутым через трясину обочь основного тракта. Ах ты ж, пёс! Вот почему вчера по гати не проходили обозы: пеший или верховой мог бы при известной осторожности и аккуратности миновать узкие мостки, но телега или прочий гужевой транспорт здесь явно не проехали бы.
Но останавливаться было нельзя, и Гэдж, не раздумывая, ступил на мостки. Ему казалось, что туман по сторонам колышется — столько вокруг собралось гуулов… Они подстерегали его здесь, зная, что на этом узком участке дороги добыча окажется в куда большей досягаемости. Гэдж собрал все силы; он бежал по мосткам большими прыжками, надеясь миновать опасное место как можно скорее, и какие-то несколько секунд ему представлялось, что он успеет проскочить разлом прежде, чем гуулы до него доберутся. Противоположный край гати был совсем близко, не далее десятка ярдов, сквозь пелену тумана Гэдж уже видел груду заготовленных для ремонта жердей и бревен; должно быть, работы прервала наступившая ночь, но завтра поутру они должны были возобновиться. Осталось недалеко… Ну же…
Но Гэдж не успел.
Что-то подсунулось ему под ногу, какая-то скользкая упругая масса, и, споткнувшись о неё на бегу, орк на секунду потерял равновесие. Нелепо взмахнув руками, он боком рухнул за край мостков — в мягкую и податливую, туго лопнувшую под ним зловонную жижу.
Его тут же ухватили за ногу и куда-то поволокли — дальше, в глубину болот. «В лапы им не попадайся — узлом завяжут, руки-ноги пообломают, и всё: продукт готов к употреблению…» Да уж, в истинности папашиных слов сомневаться не приходилось! Гэдж изо всех сил ударил изловившего его гуула палкой, действуя ею, как копьем — и тварь, с булькающим свистом втянув щупальца, отвалилась тяжелым сдувшимся мешком. Но на Гэджа уже наседали и слева, и справа, и спереди, и сзади, и орк едва успевал отбиваться; он пытался подняться, выпрямиться, встать на ноги, но топкая почва расплывалась, подавалась под ним, уходила куда-то в бездну, и он никак не мог нащупать рядом достаточно верную твердь.
