Чёртов ублюдок!

Вздрагиваю, когда слышу его настойчивые шаги за своей беззащитной спиной. Он прикасается к моей обнаженной спине, очерчивая линию позвоночника, сминая бедра и сжимая поочередно ягодицы. Неожиданно шлепает с такой силой, что я непроизвольно дергаюсь и испуганно глотаю воздух, попытавшись выпрямиться. Максим настойчиво обхватил одной рукой мой затылок, и надавил вниз, не давая мне шанса избежать такой унизительной позы, пока он оглушительно бьет своими ладонями мою крайне чувствительную задницу.

И за что? Ни за что, как и всегда!

Ноги начинают дрожать от подобного обращения с моим телом, которое никогда не привыкнет к его жестким рукам. Мои пальцы вцепились под коленку, а я старательно поджимаю губы и сцепляю зубы, запрещая себе жалкие завывания. Когда задница полыхнула огнём, я несдержанно прошипела, тяжело задышав.

Гордеев сменил тактику не сразу, но также неожиданно, как и нанес первый удар. Он применил к шлепку только пальцы и шлепнул между ног, отчего я уже не сдержала свой писк и попыталась свести ноги. Мне это удалось сделать, когда на пятом обжигающем ударе я уже надрывно вскрикнула.

Ощущения похожи на льющийся кипяток, которым меня безжалостно обрызгали между ног.

— Повернись, — потребовал муж.

Я дрожу всем телом и не знаю, отчего именно: от желания убить Гордеева или все-таки пытать тем же способом, что и он меня.

Не успела я встать ровно и посмотреть в его глаза, как пальцы мужчины впились в соски, крепко их сжимая и перекатывая. Очередное непроизвольное шипение вырвалось из самого нутра.

— Нет, перестань! Мне больно! Я тебе не врала! — фальшиво всхлипываю, но Максим не обращает внимания на мой спектакль. Он выворачивает набухшие и раскрасневшиеся соски, пока моя спина выгибается в разные стороны и покрывается испариной, а на глаза уже набегают настоящие слезы.

— Нагнись над моим столом, — он не ждёт, пока я начну беспрекословно покоряться, а подталкивает к столу и нажимает на плечо, укладывая горячей грудью на холодную поверхность.

Он расстегивает свой ремень, что пугает до истерических всхлипов и умоляющего шепота… Но Максим обходит меня и садится на стул, одним движением обвивая мою шею своим ремнем, стягивая ремень, предупреждающе начав душить.

— Ты хорошая лгунья, но я тебе сочувствую, малышка. Обманывать саму себя чертовски паршиво. Предполагаю, что так проявляется твоя неуверенность, а от подобных комплексов необходимо как можно скорее избавляться, — Гордеев качает головой, плотно натягивая на моей шее ремень, заставляя встать на носочки, и подтянуться к нему как можно ближе через весь огромный стол, чтобы уменьшить силу удушья.

— Я сказала правду, — процедила, с гневом и страхом глядя на мужчину и его скользкую ухмылку.

— Ярослава, какая же ты… Упрямая, — он обхватывает ремень и тянет вверх, принуждая меня задохнуться и выгнуться до боли в позвоночнике.

Господин Гордеев поднимается, чтобы удобнее было меня мучить и смотреть сверху вниз.

Легкий удар по щеке оказался больше унижающим, чем болезненным. Я его почти не почувствовала, но обида и горечь мгновенно сжали в тиски колотящееся сердце. Последовала пощечина за пощечиной, и это на самом деле было не больно, но до чего же неприятно!

Странное ощущение. Раньше он умел добавить силу и разбить мои губы, а сейчас делает это почти с нежностью, хоть и с самой отвратительной, которая вообще только может быть…

— Докажи мне, что я ошибаюсь, — он плотоядно усмехнулся, словно заведомо зная то, чего не знаю я. — Опусти свои руки, потрогай свой клитор и покажи, насколько сильно ты потекла от моей нежности, — произносит Гордеев, выплевывая последнее слово, которое явно противно его языку.

Когда его бровь приподнимается, а он терпеливо ожидает моих дальнейших действий, я смущенно опускаю руку между своих дрожащих бедер. Максим удерживает моё лицо за подбородок, и заставляет опрокинуть голову, смотреть только в его полыхающие глаза…

Мои пальцы прикоснулись к обильной влажности, и вот теперь мне будто кто-то дал настоящую пощечину, да такую болезненную и звонкую, что моё лицо дрогнуло от явного поражения.

Гордеев сразу заметил перемены в моих эмоциях, и он, черт его побери, уже всё знал!

Какого чёрта… Как такое может возбуждать? Неужели он прав, и это моя сущность — получать удовольствие от таких жестоких игр? Не верю, что именно со мной всё это происходит! Я не могу испытывать ничего подобного от этого животного, которое меня истязает каждый возможный раз! Но почему тогда… Почему тогда мои пальцы настолько влажные, что становится стыдно?

— Покажи мне, — требует.

Пальцы подрагивают, когда я показываю их Максиму. Во мне что-то очередной раз надламывается. Это пошла трещинами и без того порабощенная гордость, которая всё ещё присутствовала, несмотря на моё плачевное положение.

Я округляю глаза, когда Гордеев перехватывает запястье и поднимает выше, с упоением обхватывая мои пальцы своими горячими губами. Ощущаю, как он слизывает мое возбуждение своим шершавым языком, и почему-то от этого действия вздрагиваю.

— Нежность нужна после того, как женщина получит оргазм. До этого она должна сполна ощутить силу мужчины и покориться его воле, — объясняет Гордеев, поглаживая мою щеку.

Прислушиваясь к себе, я понимаю, что не испытываю этого волнительного трепета, крепких узлов внизу живота, таких щекотливых крылышек бабочек… Я не чувствую, что моё тело требует мужчину. Все было не так, как прежде, и я не могу понять, почему моё тело реагирует на его прикосновения подобным образом. Неужели он меня уничтожил для других мужчин и теперь я действительно принадлежу только ему одному?

— Но мне же неприятно… — прошептала я, не поверив ни ему, ни себе.

— Потому что в психологически ты настроена против меня. Когда ты отпустишь неуместные предрассудки, тогда начнешь чувствовать меня по-другому и наконец-то примешь всё то, что я тебе даю — тогда всё образуется. Твоё тело желает и вожделеет, несмотря на твою открытую пассивность, — он целует меня в губы медленно и глубоко, прикусывая мой язык, который редко ему угождает. — Ты принадлежишь мне, Ярослава. Теперь постарайся принять от меня наказание, которое заслужила справедливо за свою отвратительную ложь.

Моя задница воспламенилась буквально через минуту!

В понедельник я сижу в VIP-зоне клуба, ещё не до конца осознавая, что это моя первая маленькая победа в борьбе со всесильным мужем. Максим пообещал через несколько дней переместить меня в личный кабинет, а пока что приходится ютиться на диванчике перед стеклянным столиком, и иногда бросать косые взгляды на сверкающий металлический шест, размещенный в центре небольшого подиума.

Рядом со мной на диване сидит надзиратель Эльдар, несколько напряженно сцепив руки в замок. Он старается наблюдать за мной максимально незаметно, но очень внимательно, пока в моих руках ноутбук, который подключен к интернету.

Я сегодня слишком растеряна, все-таки первый рабочий день… И у меня есть доступ к интернету, хоть и под бдительным взглядом надзирателя. На протяжении всей роботы я пью только кофе, поэтому к пяти вечера приговорила четыре чашечки бодрящего напитка. Такая вот у меня дурная привычка: если нет возможности гробить свой организм алкоголем, то подойдет чрезмерное потребление кофеина.

— Мне нужен кофе… С молоком, — я обращаюсь к надзирателю, но сосредоточенно перечитываю отчет по поставке продукции. Мужчина сразу же достал телефон из внутреннего кармана пиджака.

— Передайте воду без газа и связку бананов, — неожиданно говорит надзиратель, проигнорировав моё пожелание.

На мой вопросительный взгляд он поджимает губы, осторожно подбирая слова.

— У вас уже дрожат пальцы и учащенное дыхание, так происходит после передозировки кофеином. Вода и бананы приведут вас в норму.

Я почувствовала себя очень странно.