— Перед Розумовским тоже будешь таким щедрым? — ядовито прыснул брат.

— Андрей! — рявкнула я, чтобы он не смел упоминать про смерть полковника, тем более обвинять в этом Вадима.

Лицо парня окаменело, эмоции в раз сошли на нет и только переполненный взгляд печали потупился на всё том же замке из его пальцев.

— Извинюсь и компенсирую все расходы на похороны его родственникам, — тяжело ответил Вадим, будто на его плечах несколько мешком цемента. Его поедала совесть и ответственность за смерть Эльдара, как и меня. Но видимо, Вадим и Эльдар были довольно близки, чем на первый взгляд.

— Как же ты им компенсируешь, если в твоём кармане финансовая дыра?

— Прошу тебя, Андрей, хватит. Чего ты хочешь добиться этими обвинениями и оскорблениями?

— Чтобы ты, наконец-то, открыла глаза и поняла, что он тебе не ровня. Что он всегда преследует только свои цели и никогда не несёт ответственности за свои поступки. Ты должна вернуться домой. Не хочешь в Питер — не проблема, поедем в Москву. В любом случае здесь оставаться небезопасно. Если вас нашел я, скоро найдут и другие, — Андрей беззаботно пожал плечами, не открывая своего насмешливого взгляда с поникшего Вадима.

— Вадим, — я не выдерживаю и встаю, подхожу к парню, положив обе руки на его плечи, едва ощутимо сжимая. Хочу поддержать, но Вадим не реагирует, копаясь глубоко в себе. — Что ты думаешь по поводу возвращения в Москву?

— Ярослава, уже всё решено, иди собирай вещи, — не выдерживает брат, не давая и слова сказать Вадиму.

— Ты меня не слушаешь, — покачала я головой. — Андрей, я останусь здесь столько, сколько сочтёт нужным Вадим. Он всё это время меня защищал, помог сбежать и вывез из Турции. Ему я доверила свою жизнь и уверена в его действиях. Так что советоваться — это уже залог успеха.

Андрей подорвался как ужаленный.

— Значит, ему ты доверяешь, а мне — нет? — задал провокационный вопрос брат, и я красноречиво закатываю глаза, распознавая эту манипуляцию.

— Мы придерживаемся плана. Знаешь ли, нельзя делать опрометчивые шаги, только если ты хочешь отстоять свою правоту из вредности. Мне не нравится перспектива завтра утром наблюдать пробуждение моего мужа в больнице под вооружённым конвоем и взглядом его тирана-отца, — я тяжело вздохнула.

— То есть физиономия этой мрази по утрам тебя вполне устраивает? — брат вскинул руку, указывая на Вадима.

Я стою молча, вперив взгляд в брата, мысленно приказывая себе успокоиться.

— На самом деле его слова имеют смысл. Нам нужно покинуть этот дом. Если уж Андрей нашёл нас, то от Гордеевых нас отделяет несколько дней, — Вадим, признавая слова моего брата, говорит серьёзно и без каких-либо подколов. — Лучше бы нам взять ближайший рейс. Насколько я помню, послезавтра есть рейс в Москву.

— Неужели ты снизошёл к нам со своим никому не нужным мнением, Волков? Рейс завтра. Мы летим все трое и это не обсуждается! — Андрея буквально трясёт от ненависти к Вадиму, даже когда второй признает правоту первого.

Желание приложить брата по голове чем-то тяжелым, например, вон той тарелочкой с бутербродами, с каждой минутой стаёт всё нетерпимей.

Если Вадим считает, что нужно уезжать — так тому и быть, я не против. Но видеть перебранку Андрея с Вадимом больше нет сил.

— Что-то голова разболелась… Пойду лучше прилягу, пока вы обсудите день и время вылета.

Я не в восторге от поведения брата и мне нужна была холодная голова, чтобы не начать рубить сгоряча, поэтому решаю ретироваться.

— Конечно, иди, Яра. Я занесу тебе обезболивающего через пару минут, — поддерживает меня Вадим.

Я ступаю к лестнице, а брат упрямо следует за мной, вынуждая своей назойливостью остановиться.

— Спасибо, но я дойду сама, Андрей, — отсекаю какое-либо его болтыхание поблизости, — и не смейте устроить новую драку, лучше подумайте, как ужиться в этом доме без убийства хотя бы до завтра, — напоследок предостерегающе смотрю на двух хмурых парней, и что-то мне подсказывает, что они тихими никак не будут.

Когда я возвращаюсь в комнату, стараюсь собраться с мыслями и найти внутренний баланс. Даётся это очень трудно, слыша ругань с первого этажа и грохот мебели.

Накрываю лицо ладонью, качая головой. Безнадёжные олени!

Я с раздражением стираю антисептиком кровь с брови Вадима, игнорируя его шиканья и вздрагивания. Надо же, и этот человек учил меня самообладанию, крутым боевым трюкам и обманкам, к тому же неоднократно говоря, что пока есть возможность, нужно пользоваться языком и манипулировать противником.

Ха! Трижды ха-ха-ха!

Когда я очередной раз заношу новый ватный диск над лицом парня, он перехватывает моё запястье.

— Не сердись, Яра. Я не виноват, что у тебя такой твердолобый брат, — жалуется парень, а я выдёргиваю свою руку.

— Не шевелись, — продолжаю вытирать его треснутую губу и счёсанный подбородок. Вадим очередной раз вздрагивает и жмурится несмотря на то, что я стараюсь быть нежной, но щедро поливаю антисептиком раны, полученные в самой безрассудной драке с моим братом.

Парень обхватывает мои бёдра своими ногами, а руками тянет на себя, беззаботно улыбаясь, пока я пытаюсь выкрутиться из его тисков.

— Не сердись, — повторяет Вадим.

— Почему ты не защищался? — возмущённо спрашиваю я. — Зачем позволил такое сделать с собой? Я знаю, что ты хорошо можешь ударить и быстро уложить на лопатки, — в моих вопросах почти слышатся истерические нотки.

— Потому что ему нужно было это, теперь он успокоится и по большей части не будет трогать тебя своими грубыми словами, — без раздумий отвечает Вадим, этим заставив замереть и опустить глаза на антисептик с ватным диском.

— Я сама могу заступиться за себя, — слабо оправдываюсь я, ведь на самом деле вполне могу дать отпор брату.

— Пока рядом я, дай мне возможность побыть сильным и брутальным, ладно? Расслабься, всего пару царапин, — парень прикасается к моей щеке своими пальцами, вырисовывая какой-то замысловатый узор, внимательно разглядывая меня. — Всё хорошо?

Я тяжело вздыхаю, поднимая глаза на побитое лицо Вадима, пристально разглядывая каждую царапинку, и с удивлением понимаю, что меня это жутко раздражает, а ещё одновременно с этим угнетает. Прикрываю глаза, прикасаясь лбом ко лбу парня.

— Я не хочу, чтобы ты целовал меня побитыми губами, — шепчу я, слабо улыбаясь. Ощущаю, как полыхнули мои щёки в неконтролируемом жаре, который просто невозможно сдержать. — Даже не думай, — понимаю, что Вадим тянется ко мне с лукавой усмешкой, но я останавливаю его ладошкой, приложив её к горячим губам парня.

— Можешь сама поцеловать меня, я непривередлив, — пожимает плечами Вадим, а я позволяю себе окунуться в заливистый смех, качая головой.

— Куда? Сюда? — я щипаю его щеку, — или сюда, — хлопаю по лбу, и к сожалению, это единственные места, где нет синяков или ссадин. Он перехватывает мой затылок своей пятернёй, заставляя потянуться к нему навстречу, и едва ли не встать на носочки, когда Вадим поднимается с бортика ванны, целуя меня с упоением и чувством полной победы.

Он заставляет меня взлететь, почувствовать эти приятные импульсы по всему телу, с обожанием прижаться к его прочной груди, которая, я уверенна, сможет защитить меня от всего мира.

Вадим находит на меня до того момента, пока я не опираюсь поясницей об стиральную машину, и тогда уже оказавшись чуть выше него. Я сжимаю его торс коленками, а пальцами руки зарываюсь в его шелковистые темные волосы. Хочется заурчать от удовольствия, когда руки Вадима с необычайно нежностью сминают шею и поглаживают спину. Его язык вытворяет нечто невероятное, заставляя задыхаться от переполняющих чувств, а когда я представляю этот проворный язык между своих ног — несдержанный стон срывается прямо ему в рот. Вот уж не думала, что мне захочется этого так быстро…

Такой вечно холодный айсберг оказался горячим пламенем. Что же он ещё скрывает?