– Я тоже пойду спать и даже без ванны.

– Нет, ты подождешь меня в лиловой зале. Нам о многом нужно поговорить. Дождись меня, а я провожу гостью в ее покои.

Энни последовала за герцогиней де Моран, напоследок взглянув на поникшего Кристиана. Теперь ей было понятно, в кого пошел Кристиан и внешностью, и характером. Энни поймала себя на мысли, что старая герцогиня, несмотря на грубость, не внушает ей неприязни. Вероятно, Энни успела привыкнуть к такой манере поведения за время общения с Кристианом.

То, как герцогиня отзывалась о почившей Генриетте, подтверждало слова Кристиана, что Беатрисса и Генриетта были лучшими подругами. Значит, Беатрисса знает о причинах ненависти Генриетты к графу де Рени и сможет рассказать Энни хоть что-нибудь о ее матери.

В эту ночь Энни наконец-то выспалась. Спать на мягкой перине под расшитым золотыми нитками одеялом было не в пример приятнее, чем на коротком диванчике в карете. Здесь можно было вытянуться в полный рост и раскинуть руки, ворочаться, как душе угодно. И после такого сна не ломило спину и не затекла шея.

Утром служанка принесла ей домашнее платье, явно неношеное, и помогла Эниане одеться. Затем расчесала ей волосы и заплела красивую косу. Энни такое было в новинку. В детстве справиться с одеждой ей помогала Ханна. Когда Энни стала старше, то уже обходилась без посторонней помощи. Ей бы и в голову не пришло просить кого-то из служанок затянуть корсаж или завязать нижние юбки.

Но сказать Берте, что она справится сама, почему-то язык не повернулся. Слуги в замке Беатриссы отличались от тех, что работали в доме графа де Рени. Ханна могла отвесить Энни подзатыльник, а Грета отвечала с нескрываемым хамством даже старому графу. Не было такой пропасти между господами и теми, кто удовлетворял их нужды. Здесь же слуги двигались как тени, незаметные, безмолвные, но являющиеся по первому зову.

Зеленая комната по убранству не уступала холлу, даже показалась Энни более роскошной. Ноги утопали в мягком ворсе бежевого ковра с замысловатым узором. Огромные, до самого потолка, окна обрамляли жаккардовые шторы, подхваченные внушительными золотыми кистями. Днем изумрудные тканевые обои с тиснением казались еще наряднее, чем вчера при свете свечей. Пока Берта поправляла покрывало, Энни подумала, какой она была наивной раньше, полагая, что такие кровати, украшенные искусной резьбой, с шелковым балдахином бывают только у принцесс. Если такая мебель в гостевых покоях, то спальня хозяйки должна быть еще великолепнее.

Энни впервые столкнулась с такой кричащей роскошью. Теперь интерьеры ее родного поместья казались деревенскими. Даже замок Уэйна выглядел слишком аскетичным на фоне убранства замка Моран.

Энни прошлась по комнате, внимательно рассмотрела все и ощупала, совсем забыв о том, что не одна. Когда она заметила Берту, стоящую смиренно у дверей и смотрящую отрешенно вперед, ей стало неловко. Берта, почувствовав ее взгляд, повернулась к ней и бесцветным голосом сказала:

– Госпожа графиня, вас ожидает госпожа де Моран. Если вы готовы, то я провожу вас.

Энни кивнула, махнула Карге, беспокойно поглядывающей из клетки, и последовала за служанкой.

Беатрисса ждала ее в стеклянном павильоне на первом этаже.

Она сидела за мозаичным кофейным столиком и следила за парой лебедей, плывущих по небольшому озеру в парке.

На столике стояли две чашки, и Энни предположила, что герцогиня желает переговорить с ней наедине.

– Как спалось, дорогая? – поинтересовалась Беатрисса, разливая золотистую жидкость из высокого фарфорового заварника по чашкам. – Попробуйте, это чай. Вряд ли мода на него дошла до провинции.

Энни опустилась на стул, и тут же перед ней оказалось блюдце с миндальным пирожным, заботливо придвинутое герцогиней.

Энни осторожно отпила горячий напиток из чашки.

– Вприкуску с пирожным вкуснее, – с улыбкой заговорщическим шепотом порекомендовала герцогиня.

– Действительно, очень вкусно и необычно.

– Люблю я вот так сидеть и пить чай, как сейчас с вами. Как только появляется зелень, в этом уголке парка становится невероятно красиво, а вот здесь, – она указала пальцем на клумбу, – у меня растут розы. Я ухаживаю за ними сама, не доверяя садовнику. Летом все увидите своими глазами.

– Летом?

– Конечно. Вам придется после свадьбы пожить здесь. Я понимаю, молодые, хочется свое. Но Бриенн пока не такой уютный. И я не знаю, захочет ли Кристиан там жить. Слишком неприятные воспоминания у него о родовом гнезде.

Энни оставила ее слова без комментариев, и герцогиня продолжила:

– Все ломаю голову, как ему удалось вас уговорить?

– Он сказал, что мой отказ вас очень расстроит, а он вас сильно любит и переживает за вас.

– Так и сказал? – Беатрисса скептически изогнула бровь.

– Почти. Точно уже не помню.

– Если он и переживал за меня, – рассмеялась герцогиня, – то уж очень умело это скрывал. Не особо он и хотел жениться, я вам скажу. Но сейчас, мне кажется, его настроения изменились. И теперь, к моей радости, он больше не считает меня выжившей из ума старухой. А вы что подумали обо мне, когда узнали, что Кристиан следует моей воле? Только давайте начистоту. Надеюсь, что ваша память вас больше подводить не будет.

– Я подумала, что вы весьма эксцентричны. Это очень необычно заставлять жениться неизвестно на ком.

– То есть вы с Кристианом были примерно одинакового обо мне мнения. Но вы оба ошибались. Во-первых, я не заставляла Кристиана. Я сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться. А во-вторых, я все о вас знала, если не с рождения, то лет с шести-семи точно.

Энни отставила чашку с чаем в сторону, боясь пролить его из-за волнения.

– Но как это возможно?

– Генриетта раскаивалась, что дала обет не переступать порог вашего имения. Сколь сильно она ненавидела вашего отца, столь сильно желала посмотреть на внучку. Она договорилась с человеком, который знает вас близко, что тот станет рассказывать о вас все, что ему известно.

– Рассказывать? Бабушка жила неподалеку?

– Нет, конечно. Ей отправлялись письма. Каждый почтовый дилижанс из Ольстена вез письмо для Генриетты. У нее накопилась солидная пачка писем. Почти все она читала мне. Каждый раз, когда мы встречались. А виделись мы с ней очень часто.

– И кто же писал ей? Ханна? Это единственный человек, который знает обо мне все.

В голове Энни не укладывалось, что Ханна способна на такое. Энни успела обидеться на нее, а потом вспомнила, что Ханна не умеет ни читать, ни писать.

– Не Ханна, – сказала она сама себе.

– Не Ханна, – подтвердила графиня. – Отец Дарион.

Энни не поверила своим ушам.

– Отец Дарион? Он шпионил за мной?

– Ну почему шпионил? Он преподавал вам, а Генриетте рассказывал о ваших успехах и неудачах, о том, какая вы, всякие мелочи. Когда ваш отец отказался оплачивать занятия, расходы на себя взяла Генриетта. Кроме того, она делала ежегодные щедрые пожертвования приходу отца Дариона. После смерти Генриетты ее обязательства стала исполнять я, а отец Дарион продолжил писать письма, только теперь он адресовал их мне.

Заметив, что Энни нахмурилась, Беатрисса обеспокоенно поинтересовалась:

– Вы чем-то огорчены?

– Я думала, что отец Дарион занимается со мной по своей воле, потому что ему самому интересно, а он учил меня только потому, что ему за это платили.

– Ох, деточка моя, он занимался по своей воле. И ему действительно нравилось с вами заниматься. Но и от предложенных денег не отказывался. Уверена, что он нашел им достойное применение и потратил во благо прихода. Думаю, будет справедливо, если вы узнаете, что он о вас рассказывал. Я занесу вам письма. По этим письмам я вас полюбила заочно и подумала, что Кристиану лучшей невесты не найти, – лицо ее посветлело, и даже морщинки, как показалось Энни, разгладились.

– Только внук ваш так не считатет, – выпалила Энни и тут же прикусила язык. Слова вылетели прежде, чем она успела подумать. Еще и прозвучали с явной обидой.