Вениамин даётся внуку не сразу. Куксится, морщит нос — играет с ним, а Бен и рад вестись. В конце концов, они хлопают друг друга по спинам.

— И Романову, гляжу, приволок, — Бен-старший кивает мне в знак приветствия. — Ты-то как, девочка? Слышал, что неслабо тебе досталось.

— Жить буду.

— А вот это — правильный настрой!

Бен обходит койку деда и собирается присесть на свободный стул, но дед останавливает его, поднимая руку в воздух.

— Дрон, давай-ка, сбегай и принеси чего-нибудь перекусить.

— Ты только недавно завтракал.

— Я — да, а вот ты выглядишь голодным. Так что шементом и без лишних разговоров.

Бен скалится, и всё же уходит, оставляя дверь открытой. Вениамин — определённо интересный мужчина, но оставаться с ним наедине мне не хочется, ведь мы совсем друг друга не знаем. О чём разговаривать? Чем заполнить паузу?

— Славка, — первым в диалог вступает Вениамин. — Не прикроешь дверь, а то кое-кто у нас, похоже, в лифте родился? Да и разговор у меня к тебе есть.

Я слушаюсь. Буквально на несколько секунд отвлекаюсь от Вениамина, пока иду закрывать дверь, а когда возвращаюсь, нахожу старика ёрзающим в кровати, чтобы сесть.

— Вы бы так резко не вставали, — предостерегающе говорю я, указывая на аппарат, к которому Вениамин подключён.

— Вот в свои почти семьдесят лет я только у мелочи всякой совета не спрашивал, — произносит он беззлобно, но раздражённо. Наконец устроившись, он складывает руки на груди: — Времени на милые беседы у нас нет, скоро Андрей вернётся. В общем, у меня сообщение для отца твоего. Только больше — никому. Уяснила? Сейчас с доверием большие проблемы.

— Уяснила, — сразу подтверждаю я.

— Оборотни не знают, как гнори и перитоны оказались в Дуброве. Неполадки с призмой, конечно, их рук дело, но они никак не ожидали, что перенаправят портал именно на мир, откуда придут такие гости. Однако есть подозрения…

— Какие?

— Возможно, в этом как-то замешан Волшебный народец. Я тоже подумал, и… пришлось напрячь мозги и вспомнить, как говорится, матчасть. Ты же в курсе, что у гнори и перитонов нет своего дома.

Я неоднозначно качаю головой.

— Они переходят из мира в мир, захватывая территории, — продолжает Вениамин. — Если им оказывают сильное сопротивление, они уходят, но возвращаются через некоторое время, чтобы довести начатое до конца. Узнай у того, с кем ты водишься вопреки всеобщему неодобрению, про место, откуда он родом, и тебе всё станет понятно.

— Вы говорите об Эдзе? — спрашиваю я. Первое имя, которое приходит в голову, с такой-то характеристикой. Затем я поправляюсь: — То есть, о Миллуони?

Бен-старший кивает в знак подтверждения.

— Извините, — говорю я. — Но вы уверены? Откуда такая информация? Не могла же она достаться вам так легко.

Брови Бена-старшего ползут вверх.

— Легко? — он хмыкает и тут же хватается за сердце. Я испугано вскакиваю, но это лишь обман: губы старика растягивает улыбка. — Я вообще-то чуть Богу душу не отдал, а она говорит, мол, легко!

— Не смешно, — заверяю я.

Шаги в коридоре заставляют нас обоих напрячься. Бен-старший быстро опускается в кровати, принимая лежачее положение.

— И ещё кое-что, — произносит он уже на всякий случай шёпотом. — Передай Дмитрию, что в штабе определённо точно есть стукачи. Пусть внимательнее будет.

Как только Вениамин замолкает, дверь палаты открывается.

— У них в автомате с едой только овощи и фрукты, — произносит Бен, появляясь передо мной. — Я такое жрать не собираюсь, я что, корова, что ли? Придётся медленно умирать с голоду.

— Ну, овощи — это полезно.

— Ну, овощи — это полезно, — передразнивает меня Бен. Пока он ставит пластиковые стаканчики с кофе на тумбочку, оказываясь спиной к деду, я вижу, как Бен-старший едва заметно улыбается. — Не припомню, чтобы назначал тебя на должность своего диетолога.

Я закатываю глаза. Беру один из стаканчиков с кофе и отхожу к окну, позволяя внуку и деду побеседовать наедине. На мне до сих пор ничего, кроме нижнего белья и простыни, а кофе на вкус напоминает мыльную воду с какао, но это беспокоит меня ещё меньше, чем полное отсутствие звукоизоляции в палате и вместе с этим перебойный лай двух дворовых собак. Единственное, что теперь не даёт покоя — мысль о предателе в стенах штаба.

Оборотни не могли сами попасть на этаж с камерами, чтобы выпустить преступников, как и затем проникнуть в морг. Кто-то должен был открыть портал, а это значит, что правило «никому нельзя доверять» отныне имеет ещё более жёсткие границы.

— Ну как кофе, коротышка? — спрашивает Бен.

— Далеко не карамельный латте, — отвечаю я, не отрывая взгляд от пейзажа за окном.

В скольких из тех, кого я знаю, я уверена?

— Коротышка? — смеясь, уточняет Вениамин. — Дрон, ты себя-то в зеркале когда последний раз видел? От горшка два вер…

— ДЕДУШКА!

Я упускаю шикарную возможность издеваться над Беном до конца его дней и вместо этого говорю:

— Я кое-что забыла в палате.

Ставлю стаканчик с кофе на подоконник. Слишком близко к краю; стаканчик падает на пол, едва не забрызгивая содержимым, которому до кофе как до Китая — раком, мне ноги.

Бен привстаёт со своего стула, обеспокоенно глядя на меня.

— Компания мне не нужна. С Эдзе я справлюсь.

Похоже, я в принципе единственная, кто может с ним сладить.

Выхожу в коридор и, проходя половину обратного пути, замечаю тех, о ком говорил Бен. Лия, Даня и Артур. Все трое заняли скамейки, хаотично растянувшись на них: Артур занимает одну полностью, но так как скамейка слишком маленькая, чтобы уместить на себе всё его тело, ноги парня, вытянутые вперёд, мешают проходящим мимо; Лия с Даней сидят на другой — Лия положила голову Дане на плечо, а тот откинулся затылком на стену позади. Все трое выглядят не лучше меня. Я вижу, что Данина правая рука покоится на животе в специальной повязке через голову.

Они спят, и только поэтому мне удаётся проскочить в палату незамеченной. Правда, Эдзе уже не один.

— Лукас, — говорю я, замирая на месте. — Привет.

— Здравствуй, — кивком приветствует Лукас.

— Есть разговор, — я обращаюсь к Эдзе. — На другую тему, — сразу добавляю, чтобы его не спугнуть.

— Отец, мне выйти?

Ох, Лукас! Покорный, привязанный к отцу настолько сильно, насколько Шиго, его младшая сестра, того же отца ненавидит.

Лукас тянется к Эдзе. И это видно кому угодно, кроме Эдзе.

— Зависит от Славы, — Эдзе, приподнимая одну бровь, переводит взгляд на меня. — О чём разговор, красавица?

— О месте, откуда вы родом. Как я понимаю, вы там больше не живёте. Есть причины?

Лицо Эдзе меняется в секунду. Более искреннего удивления мне ещё не удавалось встретить.

— Неожиданно, — растерянно произносит он. — Допустим, я родился и вырос, а также благополучно сбежал, когда понял, что всё вокруг ни что иное, как утопия, из Проклятых земель.

— Гнори приходили к вам, верно? Они хотели захватить Проклятые земли.

Эдзе напрягается. В одно движение он спускает ноги с кровати и оказывается в вертикальном положении. Но ко мне не подходит, словно оставляя расстояние для манёвра.

— Однако, насколько мне известно, Проклятые земли всё ещё заселены, — продолжаю я. — Значит, местным жителям удалось договориться с колонизаторами? А вы говорили, прогнать их нельзя, только убить!

— Потому что вариант, который выбрали народы Проклятых земель, вам не подойдёт.

— Почему?

— Вы, люди, слишком честные. И бесхребетные.

— Так что вы сделали? — не унимаюсь я.

— Мы предложили им более выгодную добычу, позволив использовать Проклятые земли как проходной пункт в другой, более густо населённый мир. — Лукас ничего не произносит вслух, но за него это делает выражение разочарования на лице. — Да, — отвечает Эдзе, замечая это. — Иногда в том, чтобы запачкать руки в крови, нет ничего плохого.

— В чужой крови, — напоминаю я.

— Разве есть разница?