Я до последнего стараюсь не плакать. Сначала сворачиваю письмо и прячу его в первую попавшуюся под руку книгу, а уже потом возвращаюсь на кровать, сажусь и накрываю лицо ладонями.

Однако слёзы уже не идут. Вместо этого я просто тру глаза, запускаю пальцы в волосы и смеюсь. Влас так хорошо знал меня: то, к чему я шла непозволительно долго, он осознал гораздо раньше. Жаль только, в этот раз его не было рядом, чтобы указать нужный путь.

Или наоборот — счастье? Знак — пора бы думать своей головой?

В коридоре щёлкает открывающийся дверной замок. В квартиру вместе с запахом чего-то горелого из подъезда входят родители и Артур. Разговаривают. Бранятся, но в шутку. Ранее днём Артур выслушал их признание, простил и, развеивая все сомнения, не пожелал иметь никаких связей с Эдзе. Сказал, что у него уже есть отец, второй ему не нужен. В тот момент напряжение, повисшее в кухне, спало за секунду, а мама, пока папа с Артуром обнимались, поблагодарила меня за то, что я «такой упрямый борец за правду».

Встаю и, не забывая, но принципиально игнорируя трость, выхожу, чтобы встретить семью.

— Привет! — первым со мной здоровается папа. — Давно дома?

— Не очень.

— Мы купили малиновый пирог! — восклицает Артур, тряся картонной коробкой с знакомым логотипом пекарни.

Я гляжу на циферблат часов, висящих на стене напротив.

— Одиннадцатый час уже, — сообщаю.

— Ты сама говоришь: для малинового пирога время есть всегда!

Продолжая распевать одну и ту же фразу, Артур быстро стаскивает ботинки и прямо в куртке следует на кухню, чтобы оставить коробку на столе. За ним идёт мама. Быстрым движением снимает с Артура шапку и встряхивает её, поднимая брызги растаявшего снега, попадающие Артуру на лицо. Тот фыркает, морщится, хохочет.

— Длинный был день, да? — спрашивает папа.

Когда мы равняемся, он обнимает меня за плечи.

Я хочу ответить на его вопрос, но на языке вертятся совсем другие слова. Поэтому лишь киваю. А когда переодевшийся Артур, мама и папа все собираются в кухне, занятый каждый своим мелким делом, я наконец чувствую, что собрала всю храбрость по каплям и готова сделать это.

Нина и Бен против. И у нас с ними, знаю точно, ещё состоится самый неприятный разговор за всё время нашей дружбы по поводу моего безрассудства и того, что подобные вопросы, касающиеся всех троих, нельзя решать поодиночке, но сейчас передо мной другая задача.

— Семья, — зову я из коридора. Жду, пока хозяева всех пар глаз выглянут, чтобы поймать мой взгляд, и тогда продолжаю: — Есть кое-что, что я хочу сказать вам, и я не собираюсь брать с вас обещание не злиться, потому что понимаю, это будет трудно. Просто помните, что я люблю вас, ладно?

— Ладно, — первым, и это при том, что с опозданием, отвечает Артур.