Четвёртый второй шанс, как сказала она. Четвёртый — и последний.

Ну, это мы ещё посмотрим.

Ведь я уже точно знаю, что мы предназначены друг другу: я видела прошлое, будущее, видела те уголки истории, которые увидеть было недозволенно никому, и в каждом мире, в каждом времени мы были вместе.

— Но мы же здесь сегодня собрались не для того, чтобы обсуждать мои дела, — говорю я, растягивая последние слова из-за настигнувшего врасплох зевка. — Так что давай, вещай. Я вся во внимании.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Я знаю, что ты желаешь заняться сексом вместо завтрака только тогда, когда тебя с утра успевает что-то вывести из себя.

Шиго молчит. Заканчивает с волосами. Резко оборачивается и кидает в меня расчёску, при этом выдерживая на лице всё то же стоически равнодушное выражение.

— Неправда, — сообщает она.

— На прошлой неделе ты вытащила меня с тренировки, потому что Лукас купил подарок Зоулу на день рождения, не посоветовавшись с тобой.

— Это был единичный случай.

— А, так мне вернуться к перечислению всех остальных?

Шиго надевает домашние тапочки, которые находит под батареей. Приоткрывает окно, впуская в комнату прохладный зимний воздух и заставляя меня поёжиться.

— Ты останешься на чай? — спрашивает, будто это не очевидно.

— Конечно. Вот только с кровати не встану, пока ты мне всё не расскажешь.

Переворачиваюсь на живот, немного ползу вперёд. Теперь мои ноги на подушках, а голова, подпёртая кулаками, с противоположной стороны.

Достаточно, чтобы продемонстрировать мои вполне себе конкретные намерения? Думаю, да.

— Это Саша, — сдаётся Шиго. Всегда всё заканчивается именно так. Глупая традиция разговора в стиле сварливых супругов. Всё было бы проще, если бы на каждую просьбу одного другой отвечал бы сразу, честно и по делу. Проще — но не интересней. — Ты в курсе, что я съехала из общежития и сняла эту квартиру специально для того, чтобы у него было своё жильё после его увольнения из штаба, а он и дома у родителей не ночует, и здесь не появляется, вместо этого шатается непонятно где, трубку берёт раз через раз и вообще…

Узоры на теле Шиго, привычно имеющие спокойный оттенок клубники, наливаются ядрёно-красным. Мне видится, что я стою у вулкана, готового вот-вот извергнуться, и я заворожена этой красотой, поэтому-то и не бегу прочь.

А ещё, наверное, парализована страхом до самых внутренностей.

— Хочешь, я поговорю с ним? — предлагаю в качестве варианта.

— Брось, — отмахивается Шиго. Останавливается у приоткрытой двери, но пока так её и не проходит. — Даже если и так, что ты ему скажешь?

— Не знаю. Например, объясню доступно, что ты ради него из кожи вон лезешь, а он ведёт себя как последняя сволочь.

— Ну вот именно поэтому и не надо. Ты не умеешь разговаривать по-хорошему.

С этими словами, Шиго выходит из комнаты. В коридоре кричит, спрашивая, что я больше хочу на завтрак: блины или кашу. Я прошу первое, и тогда, ожидаемо, начинается лекция о холестерине, жирах и прочем, чем люди, по её мнению, так старательно пичкают свой организм, забывая, что не бессмертные.

Это всё — часть странного ритуала. У фениксов вообще особая тяга к повторяющимся вещам. Утром Шиго находит достаточно весомый повод, чтобы позвонить мне, затем мы занимаемся любовью, после чего следует короткий разговор в духе блиц-обмена беспокоящими нас проблемами и предложение выбрать завтрак, где одно блюдо — обязательно до тошноты здоровое и правильное, а второе — то, что я точно предпочту, и тогда следуют её возмущения и обвинения меня в неразумности.

В жизни, где контроль — дорогостоящая роскошь, закономерные процессы — то спокойствие и та стабильность, которой мне так не хватает.

Возможно, именно поэтому я всегда выбираю Шиго, а она — меня. Мы нужны друг другу для баланса.

— Ты права, — говорю я, приходя на кухню.

Шиго готовит. Разумеется, блины, несмотря на то, как негодовала по поводу моего выбора. Запах стоит такой фантастический, что моментально приходит аппетит, которого до этого не было.

— Это радует, — говорит Шиго. Указывает на меня мешалкой. — Но ты бы лучше оделась, что ли. Вдруг Саша всё-таки придёт.

На мне только трусы. Я опускаю голову и оглядываю себя, будто понятия не имею, как именно выгляжу.

— Временами мне нестерпимо тяжело, — продолжаю, игнорируя замечание. — Но я не хочу избавляться от этого… дара..

Шиго замирает. Тесто капает с мешалки, которую она продолжает держать не над столом или миской, а над полом.

— Почему? — спрашивает заинтересованно.

— Ты не понимаешь, почему люди так легко портят собственную жизнь или даже иногда расстаются с ней. Но это то, из чего мы созданы. Как вы, фениксы, из огня и способности становится бессмертной птицей, так и мы — из жертвенности и необходимости доказать миру свою значимость. Это, конечно, помимо саморазрушения и прочих разных совсем уж странных штук, вроде… — я облизываю губы. — Вроде любви к кантри, например. Нет, серьёзно, что должно сподвигнуть на любовь к такой странной музыке?

Для Шиго я — ещё более диковинная штука, чем она сама — для человечества. Поэтому мои слова больше её запутывают, и ей не остаётся ничего другого, как вернуться к готовке, позволив мне сесть за стол в одном белье и включить телевизор.

— Я вижу будущее, — протягиваю я, лениво переключая каналы с однообразными утренними новостными передачами. — И это может помочь мне спасти кого-нибудь… Игра стоит свеч, как говорит Ваня. Тебе так не кажется?

Шиго оборачивается. Смотрит на меня пристально. Я давно привыкла к её красным глазам, и теперь они для меня не пожар или напряжённость, а комфорт и уют.

Легко влюбиться в общепринятую красоту. Легко восхищаться карими, голубыми, серыми, зелёными глазами, чей цвет не будет ослеплять в тёмном помещении или «давить», заставляя отвести в сторону взгляд, чтобы не напрягать собственные глаза.

Поэтому я этого не делаю. Я родилась, чтобы избегать путей, по которым сотнями раз ходили.

«Дикая и свободная».

— Обещай мне, что ты не будешь специально подвергать себя опасности, — просит Шиго. — Я люблю тебя. И не хочу тебя потерять.

Первый раз. Первый раз за все наши утра она это сказала.

Кухня наполняется жаром готовки, голосами ведущих телевизионной программы, на которой я останавливаюсь, и тихой мелодией, которую Шиго напевает себе под нос.

Закономерный процесс прерван одной маленькой фразой, которая заставляет мою планету остановиться и начать крутиться в противоположном направлении.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я.

Шиго ставит передо мной чашку с горячим чаем. Я успеваю схватить её за руку раньше, чем она её убирает.

У Шиго на мизинце крохотный узор, напоминающий одну половину солнца. У меня на том же пальце другой руки — свежая татуировка, изображающая вторую его часть.

Они совпадают. Мы совпадаем.

Хочет Шиго того или нет, но мы созданы друг для друга.

Построение затягивается. Все защитники в ожидании, пока Татьяна поговорит с пришедшим Евгением. Первое время я пытаюсь прислушаться к их разговору, но Бен и Слава постоянно переводят моё внимание на себя, и в итоге я сдаюсь, мол, всё равно не моё дело.

— Это что? — спрашиваю я, указывая на запястье Славы.

— Фитнес-браслет, — Слава дёргает прорезиненную ленту. — Ваня подарил, я ему в «Тайном Санте» выпала. Тут умный будильник, датчик сердечного ритма… Ещё он уведомления с телефона получает.

— Бесполезная, короче, штука, — заключает Бен.

Я киваю, соглашаясь.

— Ну нет! — протягивает Слава. Хотя по глазам видно, что да, просто ей не хочется обижать Ванин выбор. — Просто я не до конца понимаю, нужен ли он мне вообще…

— Как я и говорил — бесполезная штука.

Слава фыркает в ответ. В разговор вступает Марс, который умудряется за десяток секунд перечислить шесть плюсов фитнес-браслета. Тем временем, к нам возвращается Татьяна. Явно на взводе, что для нас, в свою очередь, не сулит ничего хорошего. Мысленно я проклинаю Евгения — не мог, что ли, подождать конца нашей тренировки со своими плохими новостями?