— Что именно? — уточняет Бен.

— Твоё поведение. Если ты хочешь заполучить девчонку, не ныть нужно, а действовать.

— Сказала та, которая всё, что делает — это расстаётся и сходится с одной и той же, — ворчит Бен.

За свои слова он получает пинок под столом точно в коленную чашечку.

— Ты сама мне это рассказала! — восклицает он, поскуливая.

Пытается пнуть меня в ответ, но промахивается, попадая в металлическую ножку стола. Я удовлетворённо хмыкаю.

— Да, но это не значит, что теперь ты имеешь право меня в чём-то там обвинять. Тем более, — я со вздохом опускаю подбородок на кулак руки, локтем упёртой в столешницу, — там всё не так однозначно.

— Сначала ты увела её у жениха, потом случайно затусила с одной волчицей в клубе, потом вы снова сошлись, потом опять расстались, потом сошлись, — Бен говорит нараспев, словно какую-то считалочку. — Я о таких отношениях со времён «Санта-Барбары» не слышал.

— Зато я точно знаю, что Шиго ко мне что-то чувствует. А ты… не спросишь, знаешь, так и останешься лопухом, который, быть может, проворонил лучшую девчонку в своей жизни.

— Лучшую? — Бен меряет меня озадаченным взглядом. — Мне стоит беспокоиться о том, что ты захочешь её отбить?

— Ничего не имею против Романовой, но, ты же знаешь, мне нравятся барышни с огоньком. С перчинкой, если хочешь. Я бы, скорее, приударила за её ведьмой Лией.

— Тогда тебе бы пришлось противостоять Марку, — подмечает Бен. — Этот неугомонный всё никак не может оставить её в покое.

— Ну, без обид к твоему другу, но выбор между мной и ним очевиден. Марк всего лишь милый, а я, — я машу рукой возле своего лица, — ты видишь сам. Плюс, в детстве я занималась художественной гимнастикой, и это ещё десять очков в мою пользу.

Бен смеётся, и, — ура! — в это мгновение он забывает о том, что влюблён в девчонку с разбитым сердцем.

— Может быть, — протягивает он. — Что ж, знаешь… по крайней мере, у меня точно всегда будет друг в её лице.

— О, в этом можешь не сомневаться! — уверенно заявляю я. — Слава любит тебя, просто не так, как тебе бы хотелось. Но от этого любовь не становится менее ценной.

— Ты права.

— Разумеется, я права, балда.

И чтобы окончательно закрыть эту тему, толкаю в сторону Бена свою тарелку с рогаликом. А он, сволочь, словно только этого и ждал, потому что сразу приступает к поеданию моего завтрака, лишних вопросов не задавая.

— Ты подумала насчёт предложения Славы, кстати? — спрашивает.

— Нет, потому что я всё того же мнения, — я отбиваю барабанную дробь по столу. — Предложение — дерьмо.

— Почему? Мы ведь и так уже некоторым рассказали. Будет гораздо проще, если знать будут все.

— Во-первых, трепались направо и налево вы оба: парочка, Абрам да Сарочка, блин. Я не сказала никому, даже Лене, Полине или Шиго. А во-вторых, сейчас наша тайна — как последний удерживающий фактор. Расскажем — и проблемы накроют нас здоровенной лавиной.

— Я не думаю, — Бен замолкает, чтобы дожевать и вытереть губы салфеткой, — что станет так уж плохо.

— Ты не думаешь, а я — знаю. Напоминаю, — стучу костяшками по своему виску. — Я вижу будущее.

— Но не всё подряд же.

— Ладно, спишем всё на чуйку профессионального защитника. Что? Против этого лома нет приёма?

Бен корчит рожицу недовольства с высунутым языком. Победа за мной, но радоваться как-то не хочется. Слава предложила нам рассмотреть вариант поведать всему штабу, откуда мы пришли, после того, как правда так не вовремя вскрылась при Власе и причинила боль им обоим. Говорит, мол, больше не хочет, чтобы любимые люди смотрели на неё так разочаровано.

Вот только лично я больше боюсь стать изгоем или, ещё что хуже, подопытном кроликом. На абстрактных весах жизненного опыта вскрытый череп явно перевешивает разбитое сердце.

В кармане вибрирует телефон. Пока достаю его, в груди теплится надежда увидеть входящий по имени «мама» или «папа», но вместо этого — красное сердечко и смайлик огня.

— Шиго, — объявляю я Бену, демонстрируя ему дисплей.

— Отвечай.

Только и успеваю нажать зелёную кнопку и сказать «Привет», когда мне в ответ летит целый поток слов, в основном совершенно не связанных между собой и в большинстве своём наполовину русских, наполовину на языке огненного народа.

— Так, стоп! — кричу я, пытаясь перебить феникса на другом конце провода. — Давай по существу.

— Приезжай, — просит Шиго на выдохе. — Я сейчас очень зла и боюсь сжечь съёмную квартиру к, как вы говорите, чёртовой матери.

— Я с Андреем.

— Лучше без него, если только ты не предлагаешь попробовать что-то новенькое.

— Поняла. Буду через десять минут.

Отрубив звонок, гляжу на Бена. Виноватым взглядом его не проймешь, и в этом мы оба осведомлены на практике. Поэтому я достаю из кармана кошелёк, а из него сторублёвую купюру.

— Ты знаешь, что друзей не меняют? — возмущённо спрашивает Бен. — К тому же, сто рублей? Это вот так ты оцениваешь наши отношения?

— И я тебя люблю, Прохоров, — бросаю на прощанье.

Хватаю стаканчик с кофе, легко шлёпаю ладонью по козырьку Беновой кепки и покидаю кофейню. Это не выбор между другом и любовью, нет. И я сейчас себя не успокаиваю. Просто, зная Шиго, её наверняка что-то страшно расстроило, а потому это выбор между моим одним расстроенным близким и другим, но менее грустным.

Шиго позволяет себе задержаться в кровати в моих объятьях. Всего лишь до тех пор, правда, пока её дыхание не восстанавливается — а на это ей, как фениксу, требуется чуть больше минуты, пока я, даже несмотря на хорошую физическую подготовку, чувствую бешеные удары своего сердца в груди ещё некоторое время.

— Надо придумать, как избавить тебя от этого, — произносит Шиго. Садится на край кровати. Тянется к оставленному (точнее, сорванному мной) на полу шёлковому халату. — Так продолжаться больше не может.

Качаю головой, неотрывно следя за сборами Шиго. Она окончательно поднимается на ноги, повязывает пояс халата на талии. Идёт к зеркалу, попутно прихватывая ленту для волос и расчёску с прикроватной тумбочки.

— Ты плохо спишь, у тебя постоянные мигрени. Знаешь, насколько с таким режимом дня сократится твоя жизнь?

Приподнимаю плечи ровно для того, чтобы сказать, что меня это мало волнует, а потом снова плюхаюсь в подушки. Здесь их много. Одеяло тонкое, односпальное, поэтому именно они заполняют больший периметр кровати.

— Оно и видно, — Шиго не собирается оставлять попытки прочитать мне нотацию. — Ничего, я попрошу Лукаса, чтобы он поговорил с отцом. Если не заручимся его помощью, то хотя бы узнаем, кто ещё может её оказать.

— Вот только Эдзе давай не будем сюда приплетать, он уже и так постарался — будь здоров, — ворчу я.

Шиго бросает на меня через отражение в зеркале быстрый удивлённый взгляд. Потом, кивнув, будто что-то отмечая в своей собственной голове, говорит:

— Всё время забываю, что Миллуони — это не его настоящее имя.

— Я вообще не думаю, что в нём есть хоть что-то настоящее, кроме желания навариться на всём подряд.

Шиго закатывает глаза, но меня не отдёргивает. Защищать отца она никогда в жизни не станет — эта роль в их семье, как я уже успела заметить, отведена Лукасу, почему-то до сих пор продолжающему не замечать очевидных недостатков Эдзе.

Быстро провожу ладонями по лицу, убираю мешающие волосы. Не хочу думать об Эдзе и о прочих перипетиях. Хочу смотреть на Шиго и наслаждаться тем, что вижу. Её пальцы быстро перебирают волосы, заплетая их в причудливую косу. Утренняя Шиго — это не огненный феникс, не дочь Верховной и не потенциальная будущая правительница. Утренняя Шиго — это шёлковый халат, спадающий с одного плеча, это поцелуи в шею, это кофе с добавлением особого «секретного ингредиента», который на вкус напоминает соль и пьётся мною практически насильно, но о чём я, разумеется, молчу, чтобы не расстраивать её.

Сейчас Утренняя Шиго принадлежит мне лишь потому, что обычная Шиго однажды вечером оказалась слишком слабой, чтобы устоять перед возможностью начать всё сначала.