Рокко хмыкнул, и их шаги унеслись прочь. Я прижалась лбом к двери, мое сердце сжалось в груди.

Связь, которая, как мне казалось, была у нас с Рокко, оказалась ложью.

Он не заботился обо мне.

Он заботился о своей семье.

Он заботился о том, чтобы контролировать меня перед ними. Владеть мной. Он бросился мне на помощь, только потому, что Гвидо положил руку на его игрушку. Я была всего лишь куклой в его игрушечном домике, но я больше не собиралась играть в эту игру.

Я села на верхнюю ступеньку, подтянув колени к груди и прислонившись головой к стене. Обхватив себя руками, закрыла глаза и попыталась прогнать страх, который овладел мной, как демон.

Я должна быть сильной. Придётся выживать, пока Николи не найдёт меня. Он разорвет их на части, когда приедет. И когда это случится, я должна быть сильной. Не сломанной и не слабой.

Я буду собой, когда выйду из этого дома. Если что-то и изменилось, так это то, что я стала сильнее.

Мысль о том, что Николи убьет Рокко, посеяла в моей голове темное семя, которое пустило побеги и привлекло мое внимание. Возможность того, что это произойдет, причиняла мне боль. Как будто какая-то часть меня привязалась к Ромеро.

Парень, который пытался убить меня в прошлом и потерпел неудачу. Я была его кошмаром, а он моим. Я никогда не могла позволить этому измениться. Я этого не хотела.

Дверь приоткрылась, и мои губы раскрылись в надежде. Я поднялась на ноги, задаваясь вопросом, не передумал ли Рокко в конце концов.

Я надавила, и дверь распахнулась шире. Когда я осторожно шагнула в холл, чья-то рука зажала мне рот, и меня захлестнула паника.

Меня втащили обратно в подвал и захлопнули дверь.

От Гвидо пахло затхлыми сигаретами и потом, его жирная ладонь с силой зажимала мне рот, вызывая рвотный позыв.

Он приставил нож к моей шее, пока вел меня вниз по лестнице, медленно отводя руку от моего рта.

— Если ты закричишь, я тебя выпотрошу, — прошептал он мне на ухо, и я содрогнулась от ужаса.

Звук расстегивающейся молнии привёл меня в ужас. Я рванулась вперед, но он сильнее прижал нож к моему горлу и поранил кожу, и мне пришлось отступить.

Он прижался к моей заднице, и моя спина выгнулась от отвращения.

— Только прикоснись ко мне, и ты пожалеешь об этом, — прорычала я, наполняя свой голос ядом. Ройс научил меня тактике обращения с насильниками, и мое тело жаждало применить ее, как только он ослабит бдительность.

А если не он??

Гвидо понюхал мои волосы, его рука скользнула к моей талии, а его пальцы коснулись пояса брюк.

— А теперь давай выясним, почему Рокко так защищает свою маленькую шлюху Калабрези, а?

— Я не понимаю, почему она не была прикована там внизу, — прорычал папа по другую сторону двери, и я собрался с духом, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Она была прикована, — сказала я твердым голосом, входя в гостиную, где он расположился в кресле у камина. Тетя Кларисса сидела рядом с ним на краю дивана, а Гвидо нигде не было видно. — А потом мы нашли ее полумертвой там внизу, потому что стало слишком холодно. Мертвый заложник не будет иметь большого влияния на Джузеппе, не так ли?

Губы папы скривились от отвращения, но тот факт, что он открыто не возражал мне, означал, что он согласен с моими рассуждениями.

— А почему она сидела с тобой на кухне и ела, как гость? — спросила тетя Кларисса, вздернув нос, словно почувствовала неприятный запах. Хотя так всегда выглядело ее лицо, так что трудно было сказать, делает она это намеренно сейчас или нет.

— Мы подумали, что есть смысл заставить ее работать за еду, — вставил Фрэнки. — Мы заставляем ее готовить и убирать для нас.

— Мы ведь не можем привести горничную в дом, пока она здесь, не так ли? — скучающим тоном добавил Энцо, опустившись на другой конец дивана от нашей тёти и небрежно откинувшись назад, словно ему хотелось вздремнуть.

— Ну, я бы не стала прикасаться к чему-либо, приготовленному Калабрези, — содрогнувшись, сказала тетя Кларисса.

— Тогда ты можешь проголодаться во время своего пребывания здесь, дорогая тетушка, — сказал я, садясь в другое кресло и наклоняясь вперед, упираясь локтями в колени. — Потому что мы ни хрена не умеем готовить и решили, что лучше сделать нашу заложницу рабыней, чем самим бегать за ней. Почему мы должны готовить для нее еду или убирать за ней, если вместо этого мы можем заставить ее работать?

— И почему она соглашается делать эти вещи? — спросил папа.

— Потому что я накажу ее, если она этого не сделает, — мрачно ответил я.

Короткий кивок, который он дал в ответ, был самой близкой похвалой за то, как я справлялся с этим.

— И ей действительно не нравится, как ты ее наказываешь, не так ли, Рокко? — спросил Энцо с чертовски грязным выражением лица, которое папа и тетя Кларисса не могли видеть.

Я закатил глаза, не удосужившись ответить ему.

Я огляделся, пытаясь понять, куда делся Гвидо. Если бы он не был членом семьи, я бы давно убил этого ублюдка. Я был за уничтожение наших врагов, но то, что ему нравилось делать с людьми, выходило далеко за рамки необходимого.

Хуже того, он каким-то образом решил, что я его соперник. Он изо всех сил старался соперничать со мной и забирать то, что принадлежало мне. Я с трудом терпел его даже на больших мероприятиях, когда было много людей. Быть в такой маленькой компании с ним было так же весело, как проглотить чашку с гвоздями и начать испражняться.

На самом деле, если бы кто-нибудь дал мне гвозди прямо сейчас, у меня появилось бы искушение согласиться на эту сделку.

Однажды он довёл меня и я сорвался. Я забил его до полусмерти куском трубы и оставил шрам на его искривленном носу. Конечно, папа оттащил меня от него прежде, чем я успел его прикончить, а поскольку Гвидо был самым ебанутым существом из всех, кого я знал, его одержимость мной только усилилась после того, как он едва не погиб от моей руки.

Я трижды менял номер мобильного, прежде чем сдаться и заблокировать его. И больше я не отвечал на незнакомые номера. Несколько лет такого обращения заставили его отступить, но я по-прежнему предпочитал избегать его общества, когда мог.

— Я все еще думаю, что ее лучше держать в подвале, если она не работает, — сказала тетя Кларисса, осматривая свои ногти.

Мои волосы зашевелились, она бросила мне вызов. Мне не нравилось, когда мне указывали, как держать в заложниках, и я был более чем доволен нашей нынешней ситуацией, в которой задница Слоан всю ночь прижималась к моему члену. Не то чтобы я мог сказать это вслух, но какого хрена она вообще приходила сюда и вмешивалась в мои дела? Будучи старшим сыном папы, я был его заместителем, но как его единственная сестра, Кларисса любила считать себя равной мне.

Мой взгляд переместился на папу, я подумал, может ли он сказать ей, чтобы она оставила моего заложника мне, но, похоже, его больше интересовало что-то в его мобильном телефоне, чем наш разговор.

— Я не позволю ей замерзнуть, — отрезал я. — Она будет бесполезна, если умрет.

— Просто оставляй ее там между работой. Выпускай ее достаточно часто, чтобы пальцы рук и ног не отмерзли, и проблем не будет, — сказал папа безразлично, но решительно.

Я цокнул языком, чтобы дать понять, что я зол, но не высказался против. Не в этой ситуации. Я не собирался выступать против отца в защиту Калабрези. В любом случае это только заставит его предпринять дальнейшие действия против Слоан. Он мог бы даже поручить кому-нибудь присматривать за ней. Кому-нибудь вроде Гвидо.

При этой мысли я снова огляделся в поисках нашего нежеланного кузена и нахмурился, потому что не увидел его.

— Где Гвидо? — спросил я, выпрямляясь, по моему позвоночнику пробежала предостерегающая волна.

На то, чтобы помочиться, у него ушло бы не так много времени, и у меня было ужасное чувство, что он не отправился посрать.