Отладчик осекся, заметив эти настороженные взгляды, услышав это тревожное молчание. Опять улыбнулся той странной улыбкой, больше похожей на гримасу боли. Повторил: «Ну да, ну да, конечно», бросил скомканную бумажку на стойку перед растерянной Аннели и быстрым шагом вышел прочь. Медные трубочки над дверью яростно зазвенели, закачались.

Рабочий подошел к девушке и протянул картонку, наполовину синюю от штампов.

— Мир вам, — устало вздохнула Аннели и, ни о чем не спрашивая, потянулась за узкой печатью, чтобы добавить новый оттиск к длинному ряду. Рабочий молча наблюдал за тем, как она собирает для него обед, а затем взял поднос и отошел, дожидаясь своего напарника. Все повторились: формальное приветствие, оттиск на карточке, полный поднос с первым, вторым блюдом, два ломтя хлеба и сладкий чай с мятой.

Настала очередь Терри. Он шагнул вперед и будто бы случайно накрыл ладонью смятый лист с печатью, который все еще лежал на стойке.

— Аннели, да? — проникновенным голосом уточнил он и переменил позу так, чтобы правая рука непринужденно скользнула по столешнице и опустилась в карман. На эти маневры у него ушло не больше четверти минуты.

Аннели убрала выбившуюся прядь за ухо, бросила быстрый взгляд из-под длинных ресниц.

— Верно. Чего бы вам хотелось? — спросила она, пряча слабую улыбку в уголках губ. Отчего лицо у нее приняло заговорщический вид, будто она хранила какую-то общую тайну, одну на двоих. А еще у нее были поразительные глаза: не синие даже, а такого неуловимого оттенка, какой приобретает морская вода, пронизанная солнцем до самого дна.

Терри забыл, что собирался сострить про праздничный пирог. Он забыл, что она ждет от него ответа — засмотрелся на то, как улыбка постепенно из таинственной превращается в открытую. Она коснулась его рукава:

— Сегодня отличная пряная похлебка. Годится?

Терри сам не заметил, как ему щедро налили полную миску. Должно быть, он кивнул, но не запомнил. Очнулся он уже за столиком, задумчиво кроша свежий хлеб в дымящийся красный суп. Мало того, что суп был для него ядом, так еще и хлеб напитывался мясным бульоном. Терри страдальчески скривился и отодвинул миску.

На пустующий стул напротив упал Арри. Натурально как мешок с зерном и примерно с таким же «у-уф», с каким его сгрузил бы с плеч носильщик.

— Так и знал, что найду тебя в равинтоле, — выдохнул он, убирая пятерней отросшую челку с мокрого лба. — Как прошло?

Он посмотрел на миску, которая оказалась прямо перед его длинным носом, озадаченно принюхался и придвинул к себе ложку.

— Ты в порядке? Здесь определенно баранина плавает.

Терри только рукой махнул.

— Угощайся, сделай милость. Я отвлекся на прекрасные глаза, а за тем, что в этот момент делают руки, не следил.

Арри фыркнул прямо в ложку, и алые брызги разлетелись по белой скатерти. Он спохватился и выхватил из стакана сложенную накрахмаленную салфетку. Но красные пятна безнадежно впитались в хлопковую ткань.

— Я не буду уточнять, чьи руки, чтобы ты не отвлекался от темы, — предупредил Арри, тщательно накрывая пятна расправленной салфеткой. — Меня все равно больше волнует, что было после того, как ты врезал Радеку. Тебе впаяли третий лист?

— Вроде нет, — ровно ответил Терри, наблюдая за тем, как друг спрятал следы преступления и теперь с аппетитом ест его обед.

— А что сказали? Угрожали отчислением?

Терри помолчал. Хотелось все выложить начистоту, как всегда, но осторожность взяла верх. Легко было убедить себя, что молчать стоит хотя бы в интересах самого Арри. Но он понял и без слов.

— Заставили молчать, — он покивал своим мыслям. — Ну ты и влип, Риамен. Как жук в смолу. Поэтому отравиться решил? Вот прямо так сразу и без прощальной записки?

— Я сейчас тебя придушу без прощальной записки, Рантала, — огрызнулся Терри. — Пара кусков вареной баранины меня не прикончат. И за то, что я заставил Радека прикусить грязный язык, меня не сотрут.

Арри понимающе покивал, не переставая жевать.

— Ты тоже заметил, — невнятно проговорил он с набитым ртом.

— Заметил что? Что Радек оскорбил мою мать? — раздраженно переспросил Терри и с силой потер сбитые костяшки на правой руке. Кулаки чесались добавить, но как назло, Радек его не искал, в отличие от Арри. А жаль.

— Все знают, что случилось с твоей матерью, — безапелляционно взмахнул ложкой друг. — Никто, абсолютно никто не сказал бы тебе в глаза таких вещей в ее адрес.

Терри мрачно уставился на мелкое алое пятнышко на белой скатерти.

— Люди способны на что угодно, если знают, что им ничего за это не будет, — как заученную формулу проговорил он однажды усвоенный урок.

— Я бы не сказал, что ему за это ничего не было. Ты свернул ему челюсть. Про то, что ты без пяти минут гвардеец и неплохо дерешься, тоже весь кампус знает. Но он все равно задирал тебя перед собеседованием. О чем это говорит? — Арри почесал кончик носа и глянул пытливо.

— О чем угодно, — фыркнул Терри. — О том, что адъютанты Карьяна вместе со своим командиром спят и видят, как меня стирают. Или, например, что Радек — просто неотесанный болван…

— А почему они хотят, чтобы тебя стерли? Три дня — три драки, и с кем? Как я понял из слов Варии, на Карьяна ты бросился первым. А на следующий день Тордеррик начал драку, еще через день Радек буквально спровоцировал тебя, — выразительно поднял брови Арри. Он помолчал немного и добавил, опустив глаза: — Если бы он что-то про моего отца сказал в таком духе, я бы сам себя не помнил.

— К чему ты клонишь?

— Карьян видит в тебе угрозу и хочет устранить. Причем всегда видел, и всегда хотел. Помнишь, что он сказал на первом курсе, когда ты сознался ему, что король платит за твое обучение?

— Я никогда ничего не забываю, — скрипнул зубами Терри. Надменную физиономию Карьяна он возненавидел именно в тот момент, когда был в отчаянии, а вместо помощи и сочувствия получил презрение.

— Вот и подумай, — с нажимом посоветовал Арри. — На твоем месте я бы держался иначе. Они хотят, чтобы тебя не было — а ты сделай вид, что их уже для тебя нет.

Терри сощурился, обдумывая его слова. Но поймал себя на том, что взгляд постоянно ускользает через плечо Арри — и на губах сама собой появляется рассеянная улыбка, когда Аннели поднимает глаза от пухлой тетради.

Арри мельком оглянулся. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и сделать далеко идущие выводы:

— Еще не хватало, чтобы ты сейчас голову потерял из-за красивых глаз первокурсницы. — Он сухо пощелкал пальцами у Терри перед носом. — Очнись, это у тебя от систематического недосыпа. И ты даже не знаешь, как она заработала часы в равинтоле.

— Я заработал сто часов за два дня, и мне ничего не пришлось для этого делать.

— Это тоже от недосыпа, — проворчал Арри. — Если человек спит больше четырех часов в сутки — он не станет выкручивать руки старшим из-за булочки. По крайней мере, пятидесяти часов в пекарне можно было легко избежать.

Терри оперся локтем о стол и положил подбородок на кулак. От разговоров про сон неудержимо хотелось зарыться носом в колючее темно-синее сукно и на время прекратить думать. Только недавно его всерьез раздражала мысль, что придется всю оставшуюся жизнь конкурировать с заносчивым Карьяном, укравшим его идею. И что нет ни малейшего шанса куда-то переехать, найти другую работу и более лояльных наставников, чем госпожа Парлас, например. Сейчас же у него было чувство, будто его кто-то бесцеремонно вытащил из той мутной прохладной водички и начал выкручивать, отжимать и вот-вот примется возить лицом по полу.

— Так надо было, — вздохнул Терри и устало смежил веки. — Даже знай я заранее про сто часов, все равно поступил бы так же. Пошел бы к королю. И булку бы не отдал. И Радеку бы врезал.

— Почему? Это же глупо, так подставляться. И ради чего?

— Ради свободы. Король обещал мне свободу.

Арри замолчал и молчал долго — Терри успел проснуться в другой реальности и увидеть Аннели, такую трогательную и прекрасную в нарядном платье на званом ужине в его старом семейном особняке, как вдруг изверг Рантала толкнул в плечо и нарочито веселым тоном сказал: