Нас посадили чуть поодаль гроба, а члены семьи Хироки расположились подле него. Священник читал сутры. На столике лежали конверты с траурными деньгами, которые принято дарить родственникам покойного. Был среди них и мой.

Хироки лежал, как принято в Японии, в чёрном костюме. На ногах — гетры и соломенные тапочки. В руках — чётки. Лицо Хироки было повёрнуто на запад, ибо тело Будды лежало в такой позе после смерти, а дух умершего уподобляется ему, достигая просветления. Кстати, по этой причине выражение «стать Буддой» служит эвфемизмом слова «умереть». В гроб также кладут шесть монет, чтобы покойный мог расплатиться за переправу через реку мёртвых Сандзу.

По знаку священника каждый из присутствующих трижды воскурил церемониальные благовония. Затем мы возложили цветы на плечи Хироки. Гроб накрыли крышкой, и каждому члену семьи выдали по гвоздю. Нужно было забить его, используя камень. Если удастся с одного-двух ударов, значит, ждёт удача. После того, как все гвозди были загнаны в крышку, её накрыли золотистой тканью. Гроб погрузили на тележку и увезли в крематорий. Нас же пригласили в зал, где подавали чай. Там же родственники вскрыли конверты с деньгами и раздали присутствующим четверть от полученной суммы. Затем пришло время делиться историями о покойном. Желательно — весёлыми. У меня такой не было, так что пришлось рассказать то, что помнил. Отделался общими фразами.

Хироки не был мне близким другом. Мы встречались в компании — не более. Но его неожиданная смерть и похороны выбили меня из колеи. Во-первых, потому что он был молод. Моложе, чем я, когда умер и возродился. Во-вторых, потому что это были первые похороны, на которых я присутствовал в этом мире. И они напомнили мне о том, что и здесь жизнь не вечна. И однажды конец настанет. Хорошо, если не скоро, а не как у Хироки.

В общем, настроение у меня было поганое.

Часа через полтора кремация закончилась, и родственников пригласили в зал, где они, выстроившись по старшинству, должны были специальными палочками передавать друг другу кости Хироки, начиная с ног. Кости складывались в урну, а затем туда засыпался пепел. Это единственный случай, когда допускается передавать что-то палочками.

Наконец, похороны подошли к концу. Нас пригласили на поминки, назначенные, по традиции, на седьмой день. На сорок девятый день урну должны поместить в могилу.

Мы с Исамой вернулись домой поздно вечером. Он тоже был подавлен, хоть и видел Хироки лишь однажды, когда мы ходили в клуб.

В ту ночь я плохо спал, несмотря на медитацию. Пару раз просыпался и потом долго ворочался. Так что на утро встал разбитым. Позавтракав и приняв контрастный душ, собрался и отправился в менториум.

У моего дома по-прежнему дежурила машина с соглядатаями. Это напомнило мне, что нужно, наконец, заехать к отцу. Так что после занятий я позвонил ему и предупредил, что готов нанести визит.

— Жду тебя, Кенджи, — ответил он. — Скажи администратору, что ты мой сын, и он распорядится проводить тебя в кабинет.

Припарковавшись возле отеля, я вошёл в холл и направился к стойке.

— Добрый день, господин, — приветствовала меня миловидная девушка в униформе. — Желаете снять номер?

— Нет, я к управляющему.

— К господину Исикаве?

— Именно.

— По какому делу?

— Я его сын.

— О! Понятно. Меня предупредили о вашем приезде. Подождите секундочку.

Девушка подозвала одного из служащих и отдала ему распоряжение проводить меня.

— Прошу за мной, — поклонился тот.

Он повел меня по коридорам и лестницам, явно служебным. Вскоре я понял, что мы спускаемся в подвал.

— Кабинет управляющего находится здесь? — спросил я.

— Нет, господин Исикава. Мы идём вниз.

— Зачем?

— Исикава-сан находится сейчас там. Он велел проводить вас к нему, где бы он ни находился.

— Ясно. А что он там делает?

— Полагаю, проверяет работу сортировщика.

Ответ мне ничего не объяснил, так что я решил помолчать, пока не увижу всё сам.

Наконец, служащий отворил тяжёлую дверь и с поклоном впустил меня в просторный подвал, где лежали горы мусора. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что он рассортирован. Отдельно громоздились тарелки и стаканы, чашки и блюдца, а рядом с ними в огромном ящике лежали столовые приборы.

Орочи Исикава стоял возле огромного люка мусоропровода, а перед ним жестикулировал, что-то объясняя, маленький японец в сером комбинезоне. Увидев меня, отец сделал ему знак, и тот замолчал.

— Хорошо, Фукуи-сан, — сказал якудза. — Я вас понял. Продолжайте. Мы обдумаем ваше рационализаторское предложение. Думаю, решение будет принято положительное. Ваша работа доказала свою эффективность.

Орочи Исикава направился ко мне.

— Привет, Кенджи.

— Отец.

Мы обменялись лёгкими поклонами.

— Спасибо, вы свободны, — кивнул якудза моему провожатому.

Тот сразу удалился.

— Идём ко мне в кабинет. Я здесь уже закончил.

Мы двинулись в обратный путь.

— Кто этот человек и что он делает? — спросил я по дороге.

— Это очень важный для отеля сотрудник. Его зовут Фукуи Кацу. Вот уже двенадцать лет он проводит в этом подвале по восемь часов в сутки, сортируя мусор, которые другие служащие сбрасывают в мусоропровод. Главная его цель — вытаскивать случайно попавшие туда столовые приборы и посуду. Это экономит отелю более одиннадцати миллионов йен в год.

— Серьёзно?!

— Абсолютно. Плюс сортированный мусор, который отправляется на переработку. Итого выходит экономия до двадцати миллионов йен в год.

— И сколько он получает за тот труд?

Орочи Исикава усмехнулся.

— Сто тысяч йен в месяц.

Средняя зарплата в Японии — более трёхсот тысяч йен. Но всё зависит от квалификации, разумеется.

— То есть, — подсчитал я, — Миллион двести тысяч в год.

— Да.

— Сплошная выгода для отеля.

— Ещё бы.

Мы подошли к лифту и поднялись на этаж, где располагался кабинет Орочи Исикавы.

— Выпьешь? — предложил отец, когда мы сели.

— Нет, я на байке.

— Тогда правильно.

Якудза налил себе виски.

— Предпочитаю этот напиток саке, — прокомментировал он.

— Да пожалуйста.

— Кенджи, признаюсь тебе: едва ли то, что ты узнаешь о работе отеля, пригодится тебе. Если даже ты решишь однажды заняться делами клана. До управляющего подняться не так-то просто. Но больше мне пока нечего тебе рассказать.

— Отец, я и не жду, что ты посвятишь меня в дела якудзы. И, честно говоря, не хочу этого.

Орочи Исикава понимающе покачал головой.

— Да, ты решил стать военным. Что ж, у каждого свой путь. Но пойми: я хочу восстановить ту связь, которая у нас была прежде. Да, мы давно не виделись, но это возможно.

— Для этого я здесь.

Якудза снова кивнул. Видно было, как нелегко ему подбирать слова. И вдруг я понял, что этот человек говорит правду. Он просто старался вернуть сына. Которого любил. И которого он не бросал. Просто он был тем, кем был — вот и всё. Якудзой, который оказался в тюрьме. Таков был его путь. И ещё я вспомнил своего отца, который нисколько не стремился стать мне кем-то большим, чем… Да вообще никем не стремился стать!

И это заставило меня по-новому взглянуть на Орочи Исикаву, растерянно сидевшего за столом со стаканом виски в руке, который он сжимал, словно спасительную соломинку.

— Отец, расскажи всё, что знаешь об этом отеле, — сказал я. — И плевать, если мне это никогда не пригодится.

На следующий день я достиг уровня Просветлённого. Естественно, с помощью Кава-Мидзу. Тренировки Аяко не прошли даром. Кроме того, можно было установить новую атакующую технику, о которой я давно мечтал. Свиток мне выдал мастер Такэда. И вечером я уселся в центре комнаты, чтобы освоить Огненный смерч. Это очень мощная техника, отрывающая противника от земли и лишающая его ориентации в пространстве. Конечно, в неё нужно вкачивать Ци, чтобы усилить, но в энергии у меня теперь дефицита не было.