Дануту захотелось сказать: «Снять штаны и бегать». Если бы они были один на один, так и сказал бы, но вокруг стоят люди, посматривающие на него и на старшего приказчика как на главных начальников, которым они доверили себя, свои жизни. Инвудас был старшим и, ему надо было говорить подчиненным, что делать, а не задавать прилюдно глупые вопросы. Ему бы сейчас прикрикнуть, отдать приказ, а он топчется на одном месте, как корова и смотрит преданными глазенками. Значит, опять придется брать все на себя.

Младший приказчик пытался придти в себя. Итак... Бежали, кинув поклажу. Еще хорошо, что он взял в разведку отцовский меч. А ведь была мысль оставить. Черт с ними с бочками и телегами. Не может такого быть, чтобы в Бегенче нельзя купить какие-нибудь повозки, а уж емкости под петрол — точно должны быть, если жители городка занимаются добычей земляного масла. Хуже, что люди оказались без продовольствия, а волы без фуража. Ну, скотина как—нибудь переживет — вон, травы кругом хватает. Вода тоже должна быть неподалеку. Но держать голодными почти сотню мужиков два, а то три дня, нельзя. Хотя, в крайнем случае, можно прирезать вола. Данут решился.

— Волов ведите вперед. А я с кем—нибудь обратно вернусь, посмотрю. Может, что—то удастся спасти.

— Я с тобой, — твердо заявил старший приказчик.

Что—то новенькое. Откуда вдруг в Инвудасе проснулась решимость? Не иначе, впопыхах забыл в повозке свои векши и векселя.

— Нет уж, — покачал головой Данут. — Ты старший приказчик, тебе надо быть с людьми. — Усмехнувшись, добавил: — Если твою укладку увижу — захвачу.

Отведя старшего приказчика в сторону, тихонько спросил:

— Ты почему в горы пошел, меня не дождавшись?

— Да я подумал, к чему тебя ждать? — повел плечом Инвудас. — Пока ты в свою разведку ходишь, время уходит. Велел с твоего воза поклажу забрать, в другие переложить. Одним возом больше, одним меньше. Ты—то вон, на воле верхом скачешь.

Данут только махнул рукой. Ладно, что они с Карагоном не увидели черепах. Но ведь могли бы и углядеть на обратном пути! Впрочем, что уж теперь.

— В общем, так, — заключил Данут, — веди всех вперед, туда где стоянку делать хотели. А я назад.

— И про укладку не забудь, — неожиданно построжел старший приказчик. — Я ж по твоей милости ее не забрал. Если что — долг на тебе повиснет.

— Ты мне про долг не напоминай, — огрызнулся парень. — Ты сам мне долги выплачивать станешь. Пока бы ты за укладкой своей лез, тебя бы сто раз со скалы скинули.

— Укладка не моя, а торгового дома, — запел свою песню старший приказчик, но Данут его уже не слушал. Надо делом заниматься.

Поначалу решил взять с собой Карагона, но посмотрев на старика, передумал. Судя по всему, возчику досталось. Вон, еле стоит. Отобрав пару парней покрепче и без видимых повреждений, Данут пошел обратной дорогой, стараясь не вляпаться в лепешки, оставленные бегущими волами.

Обратный путь занял часа два, не больше. Но когда Данут с помощниками приблизились к месту недавнего боя и, осторожно укрываясь за камнями, выглянули, то не поверили своим глазам. Ни на дороге, ни на краю обрыва не было ничего! Ни тел погибших, ни туш волов, ни повозок. Не было видно и «черепах» — ни живых, ни мертвых. О том, что здесь недавно кипела нешуточная битва, подсказывали только пятна уже запекшейся крови на камнях, да несколько тряпок, выпавших из поклажи. Ладно, тела людей и животных скинули с обрыва. А куда они сами подевались? И как же так быстро?

Уже не таясь, парни встали во весь рост, подошли к обрыву, принявшись внимательно рассматривать шумный поток пенной воды, словно бы он мог хоть что—нибудь подсказать. Ничего. Ни тела, упавшего на камни, ни даже какой—нибудь палки или колеса. От края обрыва шла отвесная стена и все, что падало сверху вниз, все попало в реку. Удалось увидеть лишь половину повозки, груженую бочками, еще не растрепанную потоком. Кажется, телега упиралась, не желая сдаваться. Но прямо на глазах у людей ее развернуло, закрутило в потоке, а бочки, рассыпавшись от стремительного удара воды, словно бы не поплыли, а полетели вниз по течению горной реки.

— Вон, смотрите—ка там! — кивнул один из парней, показывая рукой на куст, каким—то чудом выросший на склоне. — Туда гляди, там тварюга висит. А рядом еще одна.

Данут напряг зрение и, с огромным трудом сумел рассмотреть одно из существ, зацепившихся за ветки. Вторую разглядеть не смог, как ни старался. Но остроглазому парню доверять можно. Если бы черепаха была одна, можно бы еще решить, что ее туда скинули во время битвы. Но если их две... Уж не сами ли чудовища сбросились со скалы, скинув вниз тела и телеги? Хотя, чему теперь удивляться? Лягушки—переростки, черепахи без панцирей. Что там еще будет? Плавающие вороны? Червяки—гиганты, прущие из—под земли. Тьфу—тьфу, чтобы не сглазить.

— Телега моя далеко отсюда? — поинтересовался Данут.

— Где оставил, там и стоит. На входе в ущелье, — хмыкнул остроглазый. — Ты, что, хочешь ее на себе тащить?

— Надо, — сдержанно сказал Данут. — Одна телега — это лучше, чем ничего. Мало ли, раненых сложить, то да се.

Повозка была брошена почти на самом въезде в горы. Странно, она была почти на виду, но черепахи ее не тронули. Но самой главной радостью было обнаружить на дне повозки мешок пшенки — такой замечательной крупы, из которой можно сварить вкуснейшую кашу! Только, в же ее чем варить, если котлы и котелки остались на дне ущелья?

Парни во главе с Данутом дружно ухватили оглобли и потащили повозку в обратную сторону. Вести разговоры у младшего приказчика не было ни желания, ни сил. О странностях и чудесах можно поговорить потом, рассевшись на привале вокруг костра, уплетая кашу. Вот только, как же ее приготовить?

Данут поймал себя на том, что о приготовлении еды он думает больше, чем обо всем остальном. С чего бы вдруг? И тут он вспомнил, что перед разведкой он не позавтракал, собираясь перекусить по возвращению. Кто ж мог подумать, что старый пень его не дождется и выступит в путь.

От нахлынувшего голода на парня нахлынула злость на старшего приказчика. И, как всегда, вместе с одной нехорошей мыслью полезли и другие, обличавшие Инвудаса во всех грехах. Ведь могли они сделать стоянку подальше от болота, тогда бы не потеряли столько людей. Что стоило старшему, с его—то опытом, присмотреться к поведению волов и понять, что с ними что—то не так? А если бы старший приказчик не поторопился, то они с Карагоном точно бы высмотрели этих «черепаховин» и не позволили бы залезть в ловушку. И с речными пиратами тоже Инвудас виноват. Почему старший приказчик, как самый главный, не проверил, выставлены или нет часовые, не потрудился присмотреться к экипажу, просмотрев предателя? Ну, а самое главное — на кой черт Инвудасу понадобилось тащиться в Бегенч за петролом, когда вполне можно было закупить земляное масло в самом Хандварке? Вряд ли оно там обошлось бы настолько дороже, а если и так, и Ящер с ними, с векшами. Словом, к тому времени, когда повозку приволокли к месту стоянки, Данут был уже готов убить своего старшего товарища и наставника в торговом деле.

Из—за дурацких мыслей младший приказчик Торгового дома «Силуд Таггерт и сыновья» лишь краем уха слушал разговоры парней. Они—то с утра поели и, потому, могли позволить себе потолковать не о еде, а о чем—то другом. Наверное, стоило слушать более внимательно. А охранники говорили о каких—то магах, до смерти напугавших членов городского Совета Хандварка. Дескать, нужно прекратить продавать петрол, а иначе вся земля будет заполнена вонью и страшными самобеглыми повозками, из—за которых будет погибать все живое — птицы, звери и даже растения. Мол, колеса повозок повреждают почву, а дым и частицы пыли (какой пыли?) разъедают землю. А коли купцы Хандварка, не прислушаются к советам, то могут позабыть не то, что о прибыли, но и о жизни. И вот, городской совет настоятельно рекомендовал возчикам волов и охранникам поискать себе другое дело. Ну, заняться изготовлением часом, выдувкой стекла. В крайнем случае — идти работать на кирпичные заводы. Кирпич нынче в большой цене, потому что его покупают и гномы, и люди. Купцам—то хорошо, они всегда найдут способ заработать на хлеб, а каково простому человеку, чья жизнь и заработок связаны с перевозкой петрола? Вот и пришлось им, бедным, нарушить запрет волшебников, а теперь ждать, не вылезет ли откуда—нибудь чудовище, да не сожрет ли их всех?