Плохо лишь, что никто не озаботился припрятать котел или хотя бы горшок. Ну, кто мог додуматься, что целый обоз останется без посуды? Данут решил, что его находку придется грызть всухомятку, запивая водой, а на завтрак—обед придется зарезать какого—нибудь вола, ан, нет! Мужики теперь тряслись над скотиной, как справный крестьянин над коровой—кормилицей. А уж прирезать то, что может принести лишнюю векшу, им и в голову не пришло.

Парень, выросший в поморской деревне, считал, что имеет достаточный опыт походной жизни и его трудно чем—нибудь удивить. Оказывается, еще как можно. Ну, про лопухи с одуванчиками мы уже говорили. Сегодня же он был удивлен еще больше, когда возчики сварили кашу безо всякого котла, в земляной яме. И всего—то дел — выкопать углубление, как следует застелить дно и стенки березовой корой (очень плотно, не меньше четырех слоев!), налить туда воды. Ну, а потом остается только нагреть в костре камни (не всякие, а лишь те, что не крошатся), да и кидать их в яму — бросаем один, он шипит, остывая, кидаем второй, третий. Когда вода закипит, засыпать в ямку пшено, укрыть его той же корой, а сверху насыпать земли. И через час можно есть перепревшую кашу. Конечно, целый час — это долго, да и пшено было хуже, нежели сваренное на огне, но если хочется есть, а под рукой ничего нет, сойдет и так!

Едва успели перекусить, как начался дождь. Поначалу лилось немного, но потом разрядился настоящий ливень. Вместо того, чтобы отсидеться в кустах, все заторопились в путь. Возчики запрягли пять пар волов, уложили в телеги тех, кому было тяжело идти, а остальные, превратившись в гуртовщиков, быстро сбили оставшихся животных в колонну и бодро зашагали по горной дороге, распевая песню:

— На поле маги колдовали,

И орки шли в последний бой,

А молодого некроманта

Несут с пробитой головой.

Дракон твой пламенем объятый,

Вонзился в землю и поник,

Вокруг теперь земля примята,

Источник огненный возник.

— Зачем ты, мастер, торопился,

Зачем дракона быстро гнал?

Или джоддока[1] испугался,

Или ты Шенку задолжал?

— Джоддока я не испугался,

Кого бояться мертвецу?

Я к пастве хладной торопился,

А это было ни к чему!

Поднимут эльфы мое тело,

А люди острый кол возьмут,

Удар киянкой — и готово,

И будет мне совсем капут!

Данут уже где—то слышал нечто подобное. Уж, не у гномов ли? Кажется, она была посвящена молодому гному, торопившемуся прорубить штрек и, обвалившему часть забоя. Ну да, какая разница? Если песня хорошая, ее обязательно переделают. А тут, судя по всему, песню сочиняли орки, а люди подхватили. Тоже бывает. Главное, что под песню народ шагает быстрее и, даже волы переставляют копыта бодрее.

В Армакод пришли быстрее, чем планировали. Оно и понятно — волы без возов идут гораздо быстрее, чем с возами. Но по мере приближения Данут видел, как меняются лица соратников — вместо радости от встречи с жильем, наползали личины озабоченности, потом откровенного недоумения, а то и страха. Да и самому Дануту это что—то напоминало. Кажется, возвращение в родной поселок. Точно также молчали собаки, не было слышно далеких детских криков.

— Стой! — крикнул Данут, хотя в этом и не было необходимости, потому что люди и так принялись останавливаться и сдерживать волов.

Все стояло на месте — дома, сараи, даже постоялый двор с навесом, куда пристраивали свою живность верховые, колодцы с длинными дубовыми колодами для скота, но не было самого главного. Не было людей. А были двери, распахнутые настежь, с торчавшими кое—где обломками засовов, окна выбиты или выломаны вместе с рамами, внутри домов — развал, запустение. Раскиданные постели с серыми от пыли простынями, поломанная мебель. Не было ни живых, ни мертвых.

— Данут, посмотри в сарае, — хрипло выкрикнул выскочивший откуда—то молодой возчик и, отойдя к углу дома, согнулся. Парня тошнило.

«Что это он?» — удивился про себя Данут. Нивент был не из чувствительных натур. Дрался хорошо — хоть с лягухами, хоть с черепахами. Но когда сам Данут заглянул в сарай, почувствовал, что сейчас его самого вывернет наизнанку. Запах гнилого мяса ударил в нос раньше, чем он увидел жуткое зрелище — в хлеву, в куче навоза, лежали распухшие туши коров. По ним бегали серые крысы, а в воздухе жужжали отвратительные трупные мухи. Закрыв нос рукавом и, стараясь не дышать, Данут выскочил во двор, на свежий воздух. На улице уже собрался народ. Все были изрядно озадачены.

— Недели две минуло, — решил Карагон. — Судя по всему, напали на рассвете.

И хотя все и так поняли, почему на рассвете, возчик начал перечислять:

— Скот выпустить не успели, постели раскиданы. Посуды не видно — завтракать не садились. Сонными всех взяли.

— И ничего не сгорело, — добавил Данут.

— Не сгорело? — переспросил Карагон, хмуря лоб.

— Если бы затопили печи, то где—нибудь да случился пожар.

— Ну, это не обязательно, — заспорил кто—то, но Данут вскинул руку, жестом заставляя спорщика умолкнуть. В сущности, не столько важно, когда напали. Хоть ночью, хоть на рассвете. А важно — куда подевались тела? И почему нападавшие не ограбили мертвых, не угнали их скот?

Одно точно, что это были не норги. Здесь до моря далековато будет.

Как народ ни мечтал переночевать под крышей, но оставаться в мертвом поселке никто не хотел. Быстро пройдясь по дворам и домам, забрали с собой все съестное, что еще не успели сожрать мыши и крысы. То есть, найти ничего не удалось, кроме соли. Взяли еще что—то из вещей, оружие, ну и, конечно же, телеги. Судя по всему, жителям Армакода уже ничего не понадобится.

Поначалу Данут не хотел участвовать в том, что ему казалось мародерством. Но и он не удержался, когда увидел около одного из домов тяжелый арбалет и связку болтов, оказавшихся, почему—то, неиспользованными. Утешая себя тем, что он не в доме шарил, а вроде, как нашел, парень пристроил оружие за спину, пообещав, что вернет его хозяину по первому требованию.

До Бегенча осталось всего пара дней пути. И, если первый день прошел в томительном ожидании, в разговорах и догадках — что же случилось с жителями, не нападет ли на них это самое, неизвестное, а от этого, еще более страшное чудовище (или чудовища), то на второй день народ успокоился. Опять слышались сальные шутки, скабрезные песенки, от которых Дануту хотелось заткнуть уши, но приходилось терпеть, помалкивать и даже улыбаться. В конце-концов, лучшее лекарство от страха, это смех!

Наконец—то обоз подошел к Бегенчу. У ворот города, обнесенного высокой деревянной стеной и окруженного рвом, пришлось остановиться.

— А раньше такого не было, — раздумчиво хмыкнул Карагон, кивая на ров.

И впрямь. Если стена сложена из старых, давно потемневших бревен, то ров был новеньким. Отвалы земли желтели свежей глиной, трава не успела пробиться, да и воды было курице по колено. Надо думать, со временем натечет больше, но и такая защита — очень даже неплохо. Если бы вместо обычных створчатых ворот добавить подвесной мост и надвратные башни, то городок напоминал бы настоящую крепость.

— Чего надо? — донесся из—за ворот чей-то голос, а потом за ними показалась и голова.

— Бахмут, ты что, своих не узнаешь? — заорал возмущенный Карагон.

— А, это ты, — разглядел старика охранник. — Ну, подожди, сейчас за контом пошлю, он решит — пускать вас, или нет.

— Какой конт? — обескуражено поинтересовался старик.

— Разрешит открыть — сам узнаешь, — сообщила голова и скрылась.

Данут принялся вспоминать, что означает слово «конт». Вроде, какой—то титул? Когда—то в Фаркрайне были замки, где проживали бароны и конты, а над ними был король. Они защищали (или делали вид, что защищают) народ от орков, от гоблинов, от прочих тварей. Но это было во времена, когда большинство населения пахали и сеяли, а воевать не умели. Когда появились города со всеми их атрибутами — ремесленными мастерскими, купеческими лавками, банкирскими домами, многие крестьяне подались под защиту стен, пополнив отряды бюргеров. В бургах и буржах власть титулованных особ была заменена властью выборного самоуправления. Крестьян стало меньше, потому что с новыми орудиями труда, один пейзанин мог кормить не трех—четырех человек, а целых сто! Гораздо проще нанять отряд профессиональных солдат, заплатив им векшами, чем содержать ораву бездельников, кичившихся титулами. Кажется, где—то еще сохранились князья и графья, но только в качестве обладателей титулов. Ну, у кого—то еще остались земли — сдают в аренду, кто—то стал банкиром или начальником городской стражи. Но большинство исчезли, растворившись в народе, либо погибли боях с орками или со своими же крестьянами, не пожелавшими платить непомерные подати.