Шумбатар неспешно поздоровался с каждым из родственников. Кого обнял, кого—то погладил по голове. А с одной из женщин (или, как правильно называть орка женского рода?) даже расцеловался. Женщина была не молода. Не совсем старуха, но все—таки — лет тридцать, как минимум. Но даже по меркам семнадцатилетнего парня она была хороша — вышла и статью, и красотой. Настоящая жена вождя! Кивнув на юношу, Шумбатар сказал:

— Это Данут. Он наш гость и будет жить у нас. Покажи ему комнату.

Ни тени удивления, или испуга не проявилось ни в глазах женщины, ни в глазах остальных родичей вождя.

— Меня зовут Далина, — слегка улыбнулась женщина.

Взяв парня за руку, повела его внутрь, по длинному широкому коридору, в который выходило множество дверей. Остановившись у одной из них, толкнула внутрь.

Данут осмотрелся. Небольшая комната, даже меньше, чем та, в которой он жил у дяди. Кровать, застеленная серым покрывалом, шкаф. И еще какая—то дверь. Это что, запасной выход?

— Можешь привести себя в порядок, — пришла ему на помощь Далина, открывая странную дверь.

Там пряталась узкая ванна и какая—то ваза белого цвета. А на стене, во всю ширь, располагалось ... зеркало. Иметь у себя такое зеркало означало быть не просто богатым, а очень—очень богатым! В Тангейне даже за маленькое зеркальце просили две векши. А большое он видел лишь у господина Альц—Ром—Гейма, но тот мог позволить себе подобную роскошь. И, если подобную ценность Шумбатар повесил в комнате для гостей, то ...

— Ты ранен? — обеспокоенно спросила Далина.

— Как вы догадались? — удивился Данут.

За те три дня, шло минули со дня операции, ему казалось, что он окончательно оправился. Боли в спине нет, ноги и руки двигаются как следует.

— У нас не принято обращаться на «вы», — сообщила ему женщина. — Если ты говоришь мне «вы», получается, что меня здесь много. А про твое ранение догадаться несложно. Держишься нарочито прямо, словно желаешь показать, что у тебя все в порядке. Надеюсь, рану тебе нанес не мой муж?

— Нет—нет, — поспешно отозвался Данут. — Рану мне нанес какой—то скелет. Ну, или еще кто—то, я не видел. А господин Шумбатар нашел меня по дороге и спас мне жизнь, привез сюда. Наверное, теперь я стану вашим рабом?

От оплеухи у Данута зазвенело в ушах, а из глаз посыпались искры. Если бы он не уперся в стенку, упал бы.

— Извини, — с толикой раскаяния сказала Далина. Закусив губу, женщина спросила: — Разве ты не слышал, что сказал мой муж? Он сказал, что ты гость в нашем доме.

В ушах у Данута еще стоял звон и, ему ужасно хотелось ответить госпоже орчихе полновесной затрещиной, но сдержался. Все—таки, она женщина. Взяв себя в руки, пожал плечами:

— Если кто-то кого-то спас, он имеет право распоряжаться жизнью и смертью спасенного.

Неожиданно, Далина встала перед ним на колени и, взяв руку парня, попыталась ее поцеловать.

— Что вы ... что ты делаешь? — перепугался парень, выхватывая руку. Он попытался приподнять орчиху, но в спине, в том месте, где была рана, вдруг так «стрельнуло», что Данут сам упал на колени.

— Прости меня, — проговорила женщина—орк, из глаз которой потекли слезы. — Я ударила гостя в своем собственном доме. Мне нет прощения... Но я не выношу слова «раб». А когда ты спросил — не станешь ли ты рабом моего мужа, я не выдержала. Прости.

— Ты была рабыней? — почему—то догадался Данут. — У троллей? Или у гоблинов?

Но тут он понял, у кого была рабыней жена его спасителя.

— Десять лет... Десять долгих лет, — сглотнула слезу Далина. — Меня взяли в рабство, когда мне было четыре года. Люди убили всех моих родичей — отца, мать, братьев. Счастье, что я мало что помню. Так, обрывки... Хотели убить и меня, но решили оставить в живых, как диковинку. Я жила вместе со свиньями. Когда подросла, меня решили продать в публичный дом, но по дороге я убежала. Жила в лесу, голодала. Потом я случайно вышла к поселку Шумбатара. Он как раз овдовел и я взяла его в мужья.

Далина плакала, уткнувшись в плечо Данута, а тот стоял на коленях, боясь пошевелиться. Ему захотелось отыскать бывшего хозяина женщины—орка и немного «поговорить» с ним. Поговорить так, чтобы у того раз и навсегда отпала охота иметь рабов.

— Это ты меня прости, — виновато сказал парень, поглаживая по спине хозяйку дома, словно та была маленькой девочкой, а он, взрослым мужчиной, пытающимся неумело утешить плаксу. — Сказал глупость, не подумав. Ты знаешь, у меня у самого норги убили всех родичей. Ну, почти всех, — поправился парень, хотя в последнее время и не считал дядюшку и братьев родней. — За тех скотов, что тебя в рабстве держали, извиняться не стану. Они того не стоят. Ты мне расскажешь потом, кто они такие и где живут.

— Не нужно, — покачала головой женщина. Пристально посмотрев ему в глаза, прищурилась, словно пытаясь увидеть — а способен ли юноша отвечать за свои слова? С уважением кивнула, вымолвив: — Что изменится, если ты отрежешь им головы? Шумбатар много раз просил о том же. Мы убьем тех, придут другие. К тому же, их уже давно нет в живых. Вы, фолки, живете так мало.

— Наверное, — нехотя согласился Данут, хотя так не считал. А зачем жить, если ты старый и больной? Что он станет делать после тридцати, не говоря уже о сорока?

Вытерев слезы, Далина улыбнулась и легко вскочила на ноги.

— Вставай, скоро пойдем обедать, а тебе еще нужно умыться. Пахнет от тебя ... — покрутила женщина носом, — как от ... — Не найдя подходящего сравнения, хмыкнула: — В общем, плохо от тебя пахнет.

— От тебя бы еще не так запахло, если бы ты месяц не мылась, — обиделся парень. Он и сам знал, что запах от него — как от старой портянки, но выслушивать это от других было малоприятно.

— О, ты себе не представляешь, как от меня пахло, когда я жила в свинарнике! — сказала женщина, а Данут опешил — она так шутит, или снова напоминает о своей рабской доле?

— Ты бы меня понюхала после путины, — мстительно проговорил парень, на что женщина—орк лишь усмехнулась:

— В путину я и сама пахну не лучше.

— Ты ходишь на рыбную ловлю?

— Почему нет? — удивленно вскинулась женщина. — А, у фолков не принято, чтобы женщины ловили рыбу, — догадалась она.

— Точно, — кивнул Данут, пытаясь встать. Но что—то у него разладилось в спине. Опершись на руки, повторил попытку еще раз.

— Подожди, — прервала его мучения Далина. Осторожно взяв парня под руки, она легко поставила его на ноги.

Данут, утвердившись на ногах, сделал первый шаг. Кажется, ничего. Теперь бы как—то исхитриться помыться. У Далины на этот счет было свое мнение.

Она повернула какие—то краники — вроде тех, что на пивных бочках и в ванную побежала вода.

— Не хочешь? — кивнула женщина—орк на белоснежную вазу и, до Данута дошло, что это за странная емкость и, каково ее назначение. Ему и на самом деле хотелось сделать кое—какие дела, но не станешь же этим заниматься на глазах у женщины? Кажется, хозяйка все поняла правильно.

— Схожу за полотенцем и чистым бельем, — сообщила Далина, оставляя парня одного.

Когда хозяйка вернулась, юноша уже сидел в теплой воде и блаженствовал. Появление женщины он воспринял, как воспринимает любой молодой человек, застигнутый голым — принялся укрывать руками интимные части. Данут ждал, что она засмеется и скажет что—то такое, вроде: «Что ты там прячешь? Вряд ли я увижу там что—то новое для себя!», но Далина сказала:

— Я не смотрю, не волнуйся. К тому же, я уже настолько стара по сравнению с тобой, что ты можешь считать меня своей бабушкой. Разве фолки стесняются собственных бабушек?

— Уг! — буркнул юноша, не склонный сейчас выяснять возраст женщины—орка и сравнивать его с возрастом бабушки, которой у него не было. Вернее, бабушка-то была — как же без этого? — но он о ней никогда не слышал. Да и существуй она, то все равно, не стоит бабушке видеть голого внука.

— Тогда прикройся, — бросила Далина полотенце. — Привстань и покажи мне свою спину.