— Обычно я был дома, когда все гуляли, так что не знаю, насколько это делало меня популярным. Папа бы этого не позволил.

— Почему? — Я знаю, что не должна совать нос не в свое дело, но…

— Хотел, чтобы я поступил в хороший колледж.

Я улыбаюсь.

— И посмотри на себя сейчас!

— Только не в этот колледж. — Сардонический смех Джексона сопровождается вымученной улыбкой, и я не уверена, стоит ли обижаться от имени всего студенчества Айовы. Но учитывая его статус здесь, я пропускаю комментарий мимо ушей.

— Куда он хотел, чтобы ты поступил?

— Куда-нибудь из Большой Десятки. Университет Пенсильвании. Нотр-Дам. — Его большая рука постукивает по приборной панели. — На самом деле, куда угодно, только не сюда.

— А, понятно. Поэтому ты выбрал Айову. — Его единственный акт бунта. — Твои родители приходят посмотреть, как ты играешь?

— Отец был так чертовски зол, что первые два года бойкотировал мои игры. — Джексон потирает нос. — Он появлялся на нескольких в последнее время, но только потому, что…

Я хочу, чтобы он закончил свою фразу, поэтому я подталкиваю его.

— Потому что…?

Он дергается, пальцы вцепляются в руль.

— Потому что… — Он прочищает горло. — Только между нами, ладно?

Это важный момент, Джексон Дженнингс не раскрывается перед кем попало. Я вижу нерешительность в его глазах со своего места на пассажирском сиденье, поэтому информация, которую он предлагает… очень важная.

Глубоко вдыхаю. Выдыхаю. Делаю крошечный знак креста на своей груди, который он не может видеть в почти полной темноте.

«Честное слово, провалиться мне на месте, иглу мне в глаз…»

— Я обещаю, что ничего не скажу.

Он может доверять мне.

— Папа приходит на мои игры только потому, что скоро сезон драфта, и он хочет, чтобы я принял участие, поэтому приезжает, чтобы надавить на меня.

Драфт.

Вау.

Мой маленький мозг едва может понять, что это в общем положении дел. Я здесь беспокоюсь о том, что мои запасы рогаликов заканчиваются, и о том, какую стажировку я хочу получить в своем родном городе, а Джексон должен решить, будет ли он участвовать в драфте, чтобы играть в профессиональный футбол.

Мои проблемы кажутся такими чертовски глупыми. Маленькими. Незначительными.

— А ты этого хочешь?

— Да. — И снова он пожимает одним плечом. — Но…

Я жду, зная, что в этой истории есть что-то еще. Жду, пока он продолжает ехать, поворачивает на мою улицу, находит мой дом и паркует свой грузовик.

Голова Джексона ударяется о подголовник, глаза сверлят дыры в потолке.

— Я хочу этого на своих условиях, а не на папиных.

Его использование слова «папа» странно для меня, так как я называю своего «отцом», но в сочетании с его южным протяжным произношением это звучит очаровательно, когда слетает с его языка.

— Я хочу быть профи для себя. — Его голос низкий, хриплый. — Почему ему так чертовски трудно это понять?

Мне жаль. Мне так жаль. Хотела бы я…

Хотела бы я сделать что-нибудь, чтобы подбодрить его.

— Эй. — Я кладу руку на его твердый бицепс, и он смотрит вниз, туда, где лежат мои пальцы. — Где произойдет этот поцелуй? — Я сглатываю. — И когда?

Джексон пожимает широкими плечами.

— Ты не обязана целовать меня, Шарлотта.

Его голос звучит устало и жалко, словно он стоит под дождем, глядя через окно на комнату, полную сухих людей, смеющихся, пьющих и едящих, словно никогда не узнает, каково это — быть внутри. Словно заслуживает того, чтобы его использовал отец, и не знает, что отношения должны быть какими-то другими.

— В смысле «не обязана»? Сделка есть сделка.

— Ну, не совсем.

«О, я поцелую тебя, Джексон Дженнингс».

— Ладно, ну теперь ты звучишь жалко. Не унывай, боже мой. — Я изображаю яркую улыбку, кокетливо сжимая его мышцы.

— Тогда сегодня вечером.

Да, вот это правильно! Хотя мне бы хотелось немного больше энтузиазма.

— Эм, хорошо. — Ерзаю на месте, придавленная внезапным приступом нервозности. Я не соблазнительница, и хотя это всего лишь поцелуй, я не та, кто их инициирует. — Ты можешь проводить меня до двери, и я могу сделать это там.

Смех Джексона громкий и неистовый, по-настоящему веселый.

— Все, что угодно, дорогая.

Он не называл меня дорогой с тех пор, как мы впервые встретились, и я вспоминаю, как сильно ненавидела это поначалу, потому что не знала его, а он не знал меня, и я просто предположила, что он был игроком, который называл женщин дорогими, чтобы ему не пришлось запоминать их имена.

Дорогая.

Мне нравится это.

Джексон

— Тебе необязательно это делать, — смягчаюсь я, чувствуя себя полной задницей, из-за того что вообще сделал ставку. Женщина сама должна выбирать, с кем ей целоваться, а я придурок, что загнал Чарли в угол, открыв свой большой рот. — Я не собираюсь заставлять тебя это делать.

Я наблюдаю за ее покачивающейся задницей, когда девушка идет по дорожке, направляясь прямиком ко входной двери.

— Нет. Сделка есть сделка.

— Справедливости ради, это была не столько сделка, сколько то, что я был самоуверенным засранцем.

Она выпячивает грудь.

— Я женщина слова.

— Хочешь сказать, что хочешь поцеловать меня?

Святое дерьмо, она хочет поцеловать меня.

Кого я обманываю? Все девушки хотят поцеловать меня — в этом нет ничего нового. Я гребаный жеребец, направляющийся в проклятую НФЛ — очевидно, что на меня набрасываются со всех сторон.

Но Чарли, желающая поцеловать меня — это совсем другое дело.

Чарли это Чарли, и в ней нет ничего легкомысленного.

Так что это? Это чертовски здорово — даже фантастически.

Как маленькая победа, эйфория, которую я не испытывал уже много лет, в том числе когда нахожусь на игровом поле, играя в чертов футбол на стадионе, полном орущих болельщиков.

Это…

Намного лучше.

— Я не говорю, что хочу поцеловать тебя. Я говорю, что собираюсь это сделать.

«То же самое, кексик».

— А я говорю, что тебе не нужно этого делать.

— Почему мы спорим об этом? Разве ты этого не хочешь? — Ее плечи поникли в поражении.

Дерьмо.

— Я этого не говорил — я же парень, а мы идиоты. Почему ты думаешь, я говорю глупости?

— Говорю, — эхом отзывается она, поворачиваясь ко мне лицом, как только мы подходим к ее двери. Ее руки поднимаются, чтобы коснуться воротника моей рубашки, на ее губах играет улыбка. — Говорю глупости…

— Ты смеешься надо мной? — Это не первый раз, когда она издевается над моим акцентом, но на этот раз она делает это прямо мне в лицо, наши лица, рты и руки всего в нескольких дюймах друг от друга.

Тепло ее тела согревает кожу на моей шее, ее руки все еще задерживаются там. Пальцы почесывают место, которое я старательно побрил не так давно, чтобы выглядеть немного презентабельно.

Когда я собирался, у меня было искушение позвонить маме за советом. Ведь никогда раньше не был на свидании и подумал, что она, возможно, сможет, я не знаю, сказать мне, что надеть. Или что-то, чего я не знаю. Но потом передумал, зная, что мама расскажет папе, а когда он узнает, то, вероятно, взбесится.

«Девушки равносильны отвлечению внимания».

Как ни странно, на этот раз мне плевать, что подумает мой папа.

Мне двадцать два года, пришло время перестать жить в страхе перед человеком, который в конечном счете не имеет никакого контроля над моим будущим.

Я и мой агент Брок — только мы решаем, что я буду делать и куда пойду, когда меня призовут.

И я это сделаю.

По прогнозам, я выйду в начале второго раунда.

Будем надеется, что я попаду к «Далласким Ковбоям», но теперь я уже не уверен, что хочу быть так близко к дому и моим назойливым родителям. То, что я профессионал, ни хрена не охладит моего папу — это сделает его еще хуже.

Он — мужская версия Крис Дженнер.

Качаю головой.