Обернувшись и проводив взглядом и улыбкой вернувшуюся Гортензию, которой Улина служанка стала помогать переодеваться в ночную одежду, сестра императора вновь прижалась к холодному стеклу.

Она вспомнила обстоятельства и редкий случай, которые позволили ей узнать, откуда в её жизни и судьбе друзей появился Олег.

В самом начале сентября она строила дамбу для отвода русла реки Качелма, каждую весну заливавшую шахты, где начали добывать никель, этот совершенно бесполезный металл. Уля думала, что Олегу не стало хватать меди, и он решил чеканить из него тугрики, но никелевую руду стали отправлять к Веде, а уже полученный после выплавки металл — в Промзону, Распил и Рудный.

Зачем это нужно, Уля выяснять не стала. Олег просто так делать ничего не будет. Видимо, никель ему для чего-то понадобился. Если уж брат свинцу нашёл массовое применение, то и здесь будет польза.

Укрепив часть дамбы, королева Саарона приняла предложение распорядителя работ воспользоваться приглашением местной владетельницы погостить в замке. Помыться в бане, попробовать угощения.

Так Уля и познакомилась с баронессой Ганией, а наутро и с приехавшей к ней дочерью баронессой Конерией, владетельницей соседнего поместья.

Обе женщины оказались очень гостеприимными и приветливыми. Почти сразу же, что бросилось Уле в глаза — заметное очень немногим — это то, что старшая из баронесс явно прошла через Омоложение, и обе через Исцеление.

Женщины охотно поделились с известной венценосной гостьей историей своей жизни. О том, как Семеро неожиданно проявили вдруг свою милость, послав им, влачившим жалкое существование сервам, вначале доброго и справедливого хозяина, давшего им свободу, а затем и возможность своей честной службой в провинциальной канцелярии имперского министерства торговли получить дворянство и даже владения с титулом.

История показалась Уле настолько нелепой и удивительной, что придумать такое мог бы только Олег. Однако, врать женщинам не имело никакого смысла, и они в это время воочию находились перед императорской сестрой, являясь зримым, неоспоримым подтверждением своих слов.

Ещё когда Уля делила постель со своим другом детства, Нечай как-то с досадой пожаловался ей, что в условиях острой нехватки ниндзей, ему приходится порой задействовать их в ерундовых заданиях вроде присмотра за безопасностью каких-то двух скромных женщин, только ведь с императором не станешь спорить.

Уля вспомнила свой давний разговор с Нечаем именно в тот момент, когда осознала, что за заноза впилась в её мозг — Гания и Конерия очень сильно походили на Олега!

Когда же женщины проговорились, что у них был сын и брат Ингар, трагически погибший, утонув в Ирмене, последние сомнения в истинности своей догадки у Ули исчезли. Её любимый братик Олег в прошлом жалкий серв.

Уля, хоть никогда и не носила рабского ошейника, всё же хорошо знала по себе жизненную беспросветность, побои и нужду. Теперь ей стали понятны накатывавшие на Олега приступы тоски и боли, отражавшиеся в его глазах. До того, как в Ингара вошёл дух Воина и сделал из юноши-раба величайшего мага, ему пришлось испытать гораздо больше страданий и мук, чем ей.

В сердце Ули любовь к брату, гордость за него и восхищение его делами потеснились, дав место и жалости.

Королева Саарона дала себе слово, что никогда и никому, включая самого Олега, не расскажет о том, что ей стало известно. А Гортензия пусть считает императора приехавшим из дальних краёв чужестранцем. Это никакого вреда не несёт. Насчёт же Вики, нужно будет внимательней присматриваться и делать выводы.

— Хозяйка, постель готова, — доложила рабыня и в страхе отшатнулась, увидев злость на повернувшемся к ней лице госпожи.

Всем была хороша Сигона, но так и не научилась понимать, когда хозяйку можно отвлекать от её мыслей, а когда нет.

Уля на секунду, как учила Гортензия, задержала вдох, потом выдохнула, и желание отхлестать дуру прошло. Служанка ведь хочет угодить.

— Хорошо, — королева Саарона поднялась с кресла, — Убери со стола.

Со временем прибытия Уля рассчитала почти точно. В начале девятого вечера они с Гортензией увидели под собой идеально ровные ряды армейских палаток и шатров. Сверху хорошо были видны дорожки, плацы, столовые с дымками полевых кухонь над ними, тренировочные полосы, конюшни, уборные, защитные сооружения, склады и многое другое.

Если псковская армия где-то останавливалась надолго, то её лагерь превращался в настоящий город, в котором поддерживался образцовый порядок. Шатры и палатки часто изнутри обшивались ещё и досками.

Уля пыталась такого же стандарта добиться и в своём сааронском ландвере, но пока не получалось — плетей и палок оказалось для этого недостаточно, требовалось ещё иметь опытных, умелых командиров, с чем были серьёзные трудности, брат не стеснялся самых толковых забирать в имперские полки.

Аэростат снизился к земле у северных ворот лагеря, куда уже спешил десяток верховых с запасными лошадьми, чтобы встретить гостей.

— Командующему доложено. Он сейчас проводит совещание. Велено вас встретить! — браво отрапортовал молодой — едва за тридцать — полковник егерей.

Обращался он к Гортензии, но полные обожания и преданности взгляды бросал на королеву Саарона.

Уле такое отношение давно было хорошо знакомо. Полковник наверняка из тех, кто и повоевал под её началом, и имел возможность поздороваться со Смертью, пока императорская сестра не оттащила его от той черты своей магией исцеления.

— Полковник? — вопросительно посмотрела на него Уля.

— Олнен, госпожа, — расцвёл тот лицом, — Я не генерал Ковин. Меня вы не помните.

Произнесённая офицером её собственная старая шутка подняла королеве Саарона настроение, а заодно подсказала, что полковник из бывших бригадных латников, иначе ту её фразу он бы ни разу не слышал.

— Не помню, действительно, — засмеялась Уля, — Олнен? Теперь постараюсь не забыть. Почему стал вдруг егерем?

Обе королевы легко вскочили в сёдла, словно бы родились в ахейских лесо-степях. На ниндзей сопровождения привести коней никто не догадался, и им предстояло немного пробежаться трусцой.

Офицер с ответом на вопрос императорской сестры задержался — удивился, как та догадалась, что он из латников.

— Когда был на курсах по совершенствованию командного состава, — он поехал между двумя королевами, на половину лошадиного корпуса чуть впереди них, — начальство заметило, что я неплохо держусь в седле, и отец был лесничим баронства. Вот и предложили поменять алебарду на палаш.

— Что там за совещание идёт? — поинтересовалась Гортензия.

Кавалькада уже проехала ворота и двинулась к высокому холму по усыпанной гравием дорожке. Из палаток выскакивали вояки и с искренним восторгом приветствовали королев.

Конечно, Уля понимала, что солдаты и офицеры радуются не прибытию Гортензии. Присутствие императорской сестры для вояк означало и мощнейшую магическую защиту и исцеление в случае ранений. Олег называл такое рассчётливое отношение иноземным словом меркантилизм.

— Совещание — не совсем точно, госпожа, — поправил свой предыдущий доклад полковник, — Скорее, обсуждение общей ситуации. Там кроме вашего мужа участвуют графы ри Неров и ри Крет, оба посланника — вы ведь знаете, что здесь представители Агнии и Сертина? — и герцог ре Фильнорен. Его направила сюда королева Иргония, чтобы он разобрался с тем, что творилось в её полках.

— Кто виноват, и что делать, — хмыкнула королева Тарка, повторив одну из фраз императора.

В голове Ули принялись метаться мысли о том, как ей лучше предстать перед Орро. Надменной королевой, сильной магиней и сестрой императора или весёлой, дружелюбной давней знакомой.

Когда они подъехали к шатру командующего, оттуда доносилось красивое мужское пение тремя-четырьмя голосами:

— Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею головой. Ты добычи не дождёшься — чёрный ворон, я не твой.

— Мой, когда перепьёт, всегда эту песню затягивает, — поморщилась королева, соскакивая на землю, — Олег много нового и интересного придумывает, но иногда мне его убить хочется.