О Боже.

Я чувствовала его запах, а сочетание запаха мужчины и ребенка творит такое с телом женщины моего возраста. Вещи, которые заставляют кровь бурлить, сердце биться быстрее, а яичники посылать сигналы другим частям женской анатомии. Частям, которые твердеют и напрягаются. Частям, которые трепещут и ух-х! Частям, которые распухают и пульсируют. На мгновение мне захотелось, чтобы он прикоснулся ко мне. Поцеловал меня. Хотел меня.

Я сошла с ума?

Пейсли начала плакать. Я сделала шаг назад, направляясь на кухню.

— Пошли. Она голодная.

Нейту потребовалось гораздо больше времени для того, чтобы подготовить бутылку, и она плакала все время, пока он отмерял порошок и смешивал его с водой. Но я хотела, чтобы он сделал это сам.

— Не так туго, — предупредила я его, когда он закрывал крышку. — Иначе она не сможет оттуда пить.

Он сразу ее ослабил.

— Только не слишком свободно, а то вся смесь потечет.

Когда он передал мне бутылку, я покачала головой.

— Сначала ты должен ее согреть. Нет-нет-нет, — сказала я ему, когда он открыл дверцу микроволновки. Нагрей воду в кастрюле и положи туда бутылку.

— И как я узнаю, когда она нагреется? — Нейт тупо посмотрел на меня.

Я пожала плечами.

— Ты поймешь. Попробуй подержать тридцать секунд, затем встряхни ее и дай попробовать малышке.

Нейт сделал так, как я попросила, но после этого протянул ее мне.

— Я не знаю как, — сказал он.

Я взяла бутылку и попросила его пойти за мной в гостиную, где села на диван.

— Эй, посмотри, есть ли в сумке слюнявчик. Ты знаешь, что это?

— Вроде бы, — он копался в сумке до тех пор, пока не нашел его, и в то время, как я держала Пейсли, застегнул слюнявчик на ее шее. При этом тыльная часть его руки случайно прижалась к моей груди. — Извини, — сказал он, и его щеки слегка покраснели.

— Все в порядке. А теперь сядь.

Однако мой глупый сосок до сих пор покалывало.

Он поколебался, но, в конце концов, опустился на диван, и я положила ребенка на мускулистые руки. Это был первый раз, когда он держал ее таким образом, и она казалась такой маленькой на его груди. Я задавалась вопросом, чувствовал ли он какой-либо импульс отцовской привязанности, или он все еще слишком ошеломлен, чтобы что-то ощущать.

— Положи ее голову на левый локоть, чтобы ты мог покормить ее правой рукой, — посоветовала я. Когда он ее устроил, я вручила ему бутылку. — Сначала осторожно наклони ее, на случай если поток в соске будет слишком быстрым.

— Есть такая вещь, как быстрый поток соска? — он с любопытством посмотрел на меня.

— Только у резинового. Не радуйся.

Впервые с тех пор, как мы нашли Пейсли в холле, он действительно улыбнулся. Однако это продолжалось недолго, потому что он сильно нервничал, что кормил ее. Но она жадно всасывала бутылку и издавала милые звуки.

— Так правильно? Я делаю это правильно? — спросил он.

— Ты отлично справляешься. Мы дадим ей выпить пару десятков миллилитров, а потом сможешь дать ей отрыгнуть.

— Господи.

— Ты будешь в порядке, — усмехнулась я.

И он был в порядке… вроде как.

Ему удалось ровно положить ее на свое колено и похлопать ее по спинке, чтобы вызвать отрыжку, как я показала. Он понял, как нужно держать ее на груди, головой на одно плечо при этом бродя по комнате, похлопывая ее по спинке. Он даже, передвигаясь, немножко поговорил с ней.

— Извини, Пейсли, я не очень хорош в этом. Может, я исправлюсь.

Когда она, наконец, выпустила довольно неплохую отрыжку, он в шоке посмотрел на меня.

— Это она?

— Ага, — я кивнула со своего конца дивана. — Хочешь посмотреть, возьмет ли она вторую порцию смеси?

— Ладно.

Но она не захотела, и Нейт расстроился.

— Она не ест это. Почему она не ест? Что я делаю не так?

— Ничего, — сказала я. — Младенцы не всегда выпивают всю бутылку.

Он отложил бутылочку и на мгновение посмотрел на нее. Ее глаза были открыты и следили за его.

— Ты думаешь, она милая?

— Она красавица.

— Ее волосы смешные. Как у старика.

— Они отрастут, — я засмеялась.

— Не думаю, что когда-либо держал ребенка. Если я это и делал, то давно, — он говорил тихо и Пейсли, казалось, была в восторге от его голоса.

— Кажется, ты ей нравишься.

— Я всем нравлюсь.

Я ударила его в плечо и наблюдала, как они были поглощены друг другом: и у отца, и у дочери глаза широко открыты и изумлены. Это было так мило, что мое горло начало сжиматься. Я чувствовала, что между ними установилась связь, и была уверена, что Нейт полюбит ее.

Внезапно лицо Пейсли покраснело, и она слегка хрюкнула.

— Что она делает? Почему ее лицо такого цвета? — возмутился Нейт. — Она задыхается?

Я улыбнулась.

— Она в порядке.

— Но что с… — он перестал говорить и принюхался. — Гребаный Иисус, что это за запах?

— Это детская какашка, — сказала я, смеясь.

— Этого не может быть. Нет, — он вздохнул, и его красивые черты исказились. — Боже мой, это так ужасно. Как может что-то такое крошечное сделать такое отвратительное зловоние? Мы должны поменять подгузник, — он встал и огляделся. — Где сумка?

— Ты не хочешь этого делать, Нейт. Поверь мне. Она не закончила.

Он ошеломленно посмотрел на меня.

— Как долго это будет продолжаться?

— Может быть, несколько минут, — я пожала плечами.

— Боже мой! — его глаза закрылись. — Не думаю, что смогу это выдержать.

— Если хочешь, можешь посадить ее в автокресло, — протянула я. — Или я могу ее подержать.

— Нет, — он расправил плечи и снова сел. — Нет, я смогу.

— Из тебя вышел хороший альфа-самец.

Он слегка толкнул меня ногой.

— Благодарю.

Но его уверенность была разрушена, когда он пошел менять грязный подгузник. Он, вероятно, использовал пятьдесят салфеток, и она все еще не была чистой. Он испачкал ее пижаму, и она все время кричала. Наконец, я взяла на себя ответственность, но даже когда она была чистой и сухой, в свежей пижаме и носочках, она не успокаивалась.

Я попробовала походить и покачать ее, пока Нейт складывал ее одежду в стиральную машину, запечатывал влажные и грязные подгузники в пластиковые мешки и выбрасывал их в мусорные ящики в подвале. Она все еще не успокоилась к тому времени, когда он вернулся, поэтому мы выключили весь свет и попробовали соску (она отказалась), еще одну бутылку (черт возьми, она этого не хотела), пылесос (старый трюк с парочкой детей, с которыми я сидела, но с Пейсли это не сработало), я даже качала ее в автокресле, но ничего не помогало. Ничего.

Часики тикали.

— Боже мой, что с ней? Почему бы ей не заснуть? — спросил Нейт, взяв у меня Пейсли и положив ее на плечо. — Сейчас три часа ночи. Даже альфа-самцу нужен сон.

— По-моему, у нее колики.

— Что это, черт возьми?

— Когда ребенок часами напролет кричит без причины, обычно ночью.

— И что ты с этим делаешь?

— Ничего.

— Нет, не может быть. Должно же быть решение.

Боже, он был таким парнем, думая, что каждая проблема имеет решение.

— Иногда помогает какое-то движение. Хотела бы, чтобы у нас была коляска, — сказала я сквозь вопль. Я тоже была измотана, но мне не хотелось оставлять его одного.

Наши глаза встретились в темноте.

— У меня есть тележка. Это поможет?

— Давай попробуем. Но сначала посмотрим, поест ли она.

Нейт держал ее, пока я готовила бутылочку, затем я накормила ее, а он в это время очистил барную тележку в стиле арт-деко, убрав ведерко для льда, бокалы, подставки и другие барные атрибутики. Мы поместили ее автокресло на тележку, привязали, и я толкнула ее. Для этого потребовалось некоторое время, но нам удалось покатать ее вокруг гостиной, кухонного островка и обойти диван. В конце концов, это сработало.

— Боже мой, — прошептал Нейт. — Это чудо. Она спит.

— Пока, во всяком случае, — я знала по опыту, что восьминедельный ребенок не спит долго. Приглушив зевок, я сказала: