Я проигнорировала голос в моей голове, соединила руки у Нейта за спиной и притянула его, чтобы снова поцеловать. Мне было все равно, что мы делаем. Это было слишком хорошо, чтобы остановиться.

Нейт

Моя совесть не молчала. Она говорила со мной, когда мы стояли у раковины.

Не прикасайся к ней, — говорила она.

Не целуй ее, — предупреждала она.

Не подпускай ее слишком близко.

И я пытался, клянусь Богом, я пытался послушать. Я боролся с этим. Говорил себе «нет» по многим веским причинам.

Она была моим другом. Моей соседкой. Кем-то, о ком я действительно заботился. Она была хорошим, щедрым человеком, который помогал мне. Кроме того, она доверяла мне. Доверие не было чем-то, что я легкомысленно принимал или предлагал, если кто-то не заслуживал того.

Но я не мог сопротивляться.

Один поцелуй, — говорил я себе, в то время как мои губы приближались к ее губам. — Один поцелуй, чтобы понять, на что это похоже. Один поцелуй, чтобы усмирить тягу к ней. Один поцелуй, чтобы показать ей, как много значит для меня то, что она здесь, что она заботится и верит в меня. В любом случае, слова — это не мое, и я всегда могу передать свою благодарность поцелуем, не так ли?

И она хотела, чтобы я поцеловал ее. Я знал это. Видел, как она затаила дыхание и замерла.

Ничего не случится из-за одного поцелуя, верно? Позже мы вместе посмеёмся над этим.

Один поцелуй. Затем мы остановимся.

Само собой, все произошло иначе.

Спустя пять минут после того, как я впервые коснулся своими губами ее, мы оказались лежа на диване, и я пытался переиграть свой утренний сон и дать ему лучшее завершение. Понятно, что я переоценил свою силу воли и недооценил ее влияние на меня, от запаха ее волос и вкуса ее кожи, до ощущения ее груди напротив моей. Ее грудь, небольшая, но идеально полненькая, вместе со сладкими, малиновыми сосками, сводила меня с ума. Ее парфюм пах как лето.

Держу пари, на вкус она тоже похожа на лето. Как те клубники прямо с лозы, которые я любил собирать в детстве. Самая сладкая, самая сочная, самая вкусная клубника в мире.

Я хотел ее вкус на своем языке, прямо, бл*дь, сейчас.

Через три секунды я спустился вниз по ее телу, задрал ее юбку и отодвинул нижнее белье. В первый раз она застонала вслух, затем хлопнула обеими руками по своему рту. Чем больше она пыталась молчать, тем труднее я делал эту задачу. Я сжал руки на внешней стороне бедер, фиксируя ее ноги, чтобы она не смогла уйти от моего рта. Встав на колени, я приподнял ее тело ближе к себе, чтобы мог наблюдать за ней, пока доводил ее до безумия. Ее глаза смотрели на меня, дикие и умоляющие, а руки заглушали ее крики. Я использовал каждую уловку, которую знал: длинные, ленивые штрихи с помощью середины языка; быстрые, легкие вибрации по ее клитору кончиком; круги, которые заставляли ее глаза закатываться от удовольствия; быстрые, жесткие щелчки, когда я втягивал ее в рот; мои долгие низкие стоны, со ртом прижатым к ее киске. В мгновение ока она стала дергаться подо мной, сжимать ноги у меня на шее, а голову крутить из стороны в сторону.

И она не молчала.

Она не была спокойной.

Ее крики заполнили комнату, отскочили от стен, встряхнули пол. И я полюбил каждую чертову секунду. Я чувствовал себя на миллион долларов. Возможно, я не знаю, как быть отцом, но, черт возьми, я знал, как заставить женщину кончить.

И я только начал.

Я позволил ей опустить свои ноги, и потянулся за поясом.

— Боже мой! — глаза Эмми слегка приоткрылись. Она тяжело дышала. — Что это…

Пронзительный вопль прервал ее.

Нет.

Эмми взглянула на монитор. Я посмотрел в сторону лестницы.

Казалось, нас окружает ирония.

О нет.

Мы в неверии посмотрели друг на друга.

— Может быть, она снова заснет, — сказал я, мои руки лежали на моей ширинке.

Может быть.

Но плач продолжался, и чары разрушились.

Что, черт возьми, мы наделали?

Когда мы посмотрели друг на друга, то поняли, что мы собирались сделать. Что мы сделали.

— Эм, — начала Эмми.

— Упс, — закончил я.

— Да. Мы должны, может быть…

— Точно.

Быстро и тихо, мы стали вместе одеваться. Эмми поправляла юбку, пока я надевал футболку. Она схватила свой лифчик с пола, а я застегнул молнию на штанах. Пейсли продолжала кричать.

— Я займусь ею, — сказал я, направляясь к лестнице.

— Хорошо.

Когда я поднимался, мое сердце все еще колотилось.

Твою мать. Твою мать. Я поцеловал Эмми. И довел ее до оргазма своим языком. Я почти трахнул ее.

Как это произошло? В один миг я стоял там, наблюдая, как она моет посуду, думал о том, как она превосходно выглядела, какой она была хорошей подругой, как сильно я ее ценил, а в следующий — мой рот прижимался к ее.

Это было последнее, о чем я помнил.

Я осторожно взял Пейсли и обнял ее руками. Она была беспокойной, ее руки дергались, но глаза были закрыты. Я был уверен, что смогу успокоить ее. Прошел лишь час или около того с момента ее последнего кормления. Если бы я собирался следовать регулярному графику (что советовали все книги), я должен стать более дисциплинированным. В люльке была пустышка, и я схватил ее, решив попробовать еще раз. Зафиксировав ее живот напротив своей груди, так, чтобы я мог держать ее одной рукой, я приложил пустышку к ее рту и аккуратно держал ее там, молясь, чтобы она спокойно взяла ее. Сначала она попыталась выплюнуть ее, но потом начала сосать. Я думал, что она точно разозлится, ведь в ней не было еды, но она этого не сделала. Она держала ее во рту и молчала, и постепенно я почувствовал, как ее маленькое тело расслабилось.

Я, однако, был чертовски расстроен. К счастью, моя эрекция ушла, но я до безумия хотел спуститься вниз и закончить то, что мы начали.

Нет. Исключено. Мы не должны были делать то, что сделали. Нам сейчас не хватает жизненного кризиса? Нужно добавить еще один? Ты не заводишь отношения, а это ВСЁ, что она делает. Это то, чего она хочет и заслуживает. Поэтому держи язык за зубами, а штаны застегнутыми перед тем, как подашь еще одну неожиданность ей на тарелке и станешь последним именем в ее очень длинном списке ублюдков, которые ее упустили.

Мне понадобилось еще несколько минут, чтобы успокоиться, и перевести дыхание. Затем, двигаясь медленно и осторожно, я положил свою дочь обратно в постель, подождал немного, чтобы убедиться, что она все еще спит, и спустился вниз.

Эмми была на кухне и заканчивала мыть посуду. Она собрала волосы в хвост, и я вспомнил, как приятно, словно шелк, они ощущались в моих руках. Я снова хотел прикоснуться к ним. Снова хотел прикоснуться к ней. Итак, я скрестил руки, и откинулся на стойку в паре метров от нее.

— Знаешь, если со свадьбами ничего не выйдет, ты могла бы стать экономкой. Я бы нанял тебя.

Она улыбнулась мне через плечо, сузив глаза.

— Тебе это не по карману.

— Ха.

— Ты смог ее уложить?

— Да. Дал ей пустышку.

— Хорошая работа, — она выключила воду и вытерла руки. Затем она обернулась. — Так.

Черт, она была милой в моей футболке.

— Так.

Она сложила вместе руки и бросила взгляд на диван.

— Полагаю, я была немного громкой, — сказала она смущенно.

— Я не возражал.

— Честно говоря, не думаю, что когда-либо была такой громкой.

Иисус, Эмми. Не говори мне об этом.

— Хорошо.

— И мне жаль, что ты не достиг… ты не смог… — она сделала небольшое прерывистое движение пальцами.

Я не мог не засмеяться.

— Ты про что? Про оргазм?

— Да, — сказала она, тоже хихикая, на ее щеках появился легкий румянец.