Подходит ли моя одежда? Нет ли пятен на рубашке? Да, нет, да. Черт.

Я нервничал. Услышал шаги в ее квартире, и моя грудь сжалась. Но, когда она открыла дверь, я вел себя спокойно.

Ну, настолько спокойно, насколько это возможно, когда парень носит ребенка на груди и несет кучу контейнеров.

— Привет, — сказал я непринужденно. — Я принес твои контейнеры.

— О. Спасибо, — выражение ее лица было пустым, по крайней мере, пока она смотрела на меня. Когда ее взгляд упал на Пейсли, она улыбнулась. — Привет, орешек. У тебя все хорошо?

Я не мог видеть лицо Пейсли, но она не плакала, а пинала ножками и шевелила ручками, как будто была рада видеть Эмми. Я тоже был рад, но не подавал виду.

— У нас все хорошо, — ответил я, как будто она спросила, как дела у нас обоих. — А как ты?

Она выпрямилась, и снова сделала пустое выражение лица.

— Нормально. Только что вернулась домой с работы.

Я кивнул, рассматривая ее черную блузку, юбку-карандаш и туфли на каблуках. Ее изгибы выглядели восхитительно — грудь, бедра, икры.

— Хорошо выглядишь.

— Спасибо. Хочешь, я возьму это?

Она потянулась к контейнерам в моих руках, но я не хотел отдавать их ей, потому что тогда она могла бы развернуться, и уйти с ними в квартиру, а я был бы вынужден вернуться домой, и провести еще один вечер в одиночестве.

— Я занесу их, — предложил я и, не получив приглашения, как бы боком прошел мимо нее в ее квартиру. — Мне поставить их на кухне?

Она тяжело вздохнула и закрыла дверь.

— Да.

Я поставил их на стойку и заметил, что она только что открыла бутылку «Абелярд Пино Нуар». Один пустой бокал стоял рядом с бутылкой.

— Винодельня твоей кузины, верно? Они делают отличные вина. Ты когда-нибудь пробовала их «Рислинг»?

— Нет, — она медленно подошла ко мне, скрестив руки на груди. — Я не очень люблю «Рислинг».

Я кивнул. Последовавшее за этим молчание было неловким. Извинения, которые я должен был ей принести, застряли у меня в горле, я не мог придумать, что еще сказать, а она, похоже, не была склонна спасать меня. Мог ли я винить ее?

Но мгновение спустя она вошла на кухню и поставила еще один бокал.

— Хочешь немного? — в ее голосе не было ни капли энтузиазма.

Это было довольно неубедительное приглашение, но я его принял.

— Да. Спасибо.

Она налила вина для нас обоих и передала один бокал мне. Затем, ничего не сказав, прислонилась спиной к стойке, и долго пила из своего бокала. Я пытался придумать, что сказать, когда она заговорила.

— В понедельник я виделась со своей кузиной, и она предложила мне работу на севере.

— Ты собираешься согласиться?

— Я еще не решила.

В моем животе сразу же образовалась яма. Я не хотел, чтобы она устраивалась на работу в другом месте, но не мог этого сказать.

— Тебе стоит. Это отличный округ.

— Да.

По выражению ее лица я понял, что она обижена.

Боже, какой же я мудак.

Я пришел сюда, потому что мне не хватало ее смеха, а все, что я делал, это делал ее несчастной. Я попытался снова.

— В последний раз, когда мы пили вино на твоей кухне, у тебя на столе лежал жареный кролик.

Она кивнула.

— И еще улыбка на твоем лице.

— Извини. Наверное, день был долгим, — она скрестила ноги у лодыжек и провела одной рукой по животу. Послание было ясным.

Черт. Она жесткая.

Я поставил свой бокал с вином, не отпив из него.

— Эмми, перестань.

— Что?

— Перестань пытаться отделаться от меня.

У нее отвисла челюсть.

— Я пытаюсь отделаться от тебя?

— Да. Это очевидно.

Затем она рассмеялась, но это был не тот смех, которого я ждал.

— Хорошая шутка, Нейт, ведь это ты вел себя, как совершенно незнакомый человек, в понедельник утром.

— Я не вел себя как незнакомец, — защищаясь, сказал я, хотя прекрасно понимал, что она имеет в виду. — Я вел себя, как друг, кем мы и являемся.

Она закатила глаза.

— Ладно, неважно. Если ты хочешь притвориться, что между нами ничего не было, валяй. Но у нас был разговор об этом, и…

— Во время которого ты сказала, что будешь терпелива со мной, — перебил я.

— И во время которого ты сказал, что будешь открытым и честным со мной.

— Я сказал, что попытаюсь, — отстреливался я. — Говорил же тебе, что плох в этом. У меня не получается.

Она оторвалась от стойки и выпрямилась.

— Это чушь, Нейт. Ты плох в этом не потому, что не получается. Ты плох в этом, потому что не позволяешь себе быть хорошим. Потому что не хочешь, чтобы кто-то нуждался в тебе.

Я вспыхнул.

Как она смеет бросать мои собственные слова мне в лицо! Вот почему не следует открывать людям свои слабости — они используют их против тебя.

Я был так зол, что не мог найти слов, чтобы защитить себя. Со мной такого никогда не случалось.

У Эмми, однако, слов было предостаточно.

— Ну, ты мне не нужен. И мне не нужно это в моей жизни. Так что ты получил то, что хотел.

Это не то, чего я хотел!

Мне захотелось закричать. Но я просто стоял там, мои руки сжались в кулаки, лицо и шея горели, челюсть сжалась. Пейсли начала плакать.

Ничего больше не сказав, я развернулся, и выбежал вон. Ее дверь уже захлопнулась за мной, когда я понял, что забыл взять с собой ключ и не могу войти в свою квартиру.

Черт!

Я ударил себя руками по голове, пока Пейсли плакала, и извивалась в слинге. Теперь я должен был постучать в ее дверь и попросить о помощи, снова, когда только что был мудаком по отношению к ней, снова.

Да что со мной такое?

Я уперся одной рукой в дверь, и сделал несколько глубоких вдохов. Другой рукой я погладил животик Пейсли через переднюю часть слинга.

— Прости меня, малышка. Это не твоя вина.

Эмми тоже не виновата. Я не могу набрасываться на нее только потому, что был зол на то, какое направление приняла моя жизнь, и я чувствовал себя неготовым справиться с этим. Я также не мог винить ее за то, что она подошла ко мне так близко, что увидела все мое дерьмо. Я позволил ей подойти так близко. И хотел, чтобы она была еще ближе. Просто было чертовски трудно впустить кого-то после всего этого времени.

Но мне не нравилось, кем я был. Я мог бы быть лучше.

Повернувшись, я на секунду закрыл глаза, сделал еще один глубокий вдох, затем постучал в ее дверь.

Она не сразу ответила, а когда открыла, я понял, что она плакала. Ее глаза налились кровью, тушь размазалась, а нос покраснел. Я чувствовал себя ужасно.

— Мне жаль, — сказал я. — Ты права. Я был козлом в понедельник утром, и знал это. Я скучал по тебе два дня, но был слишком упрям, чтобы признать это, и извиниться. Возвращение контейнеров было лишь предлогом, чтобы увидеть тебя.

Она фыркнула.

— Ты можешь простить меня? Пожалуйста?

Ей потребовалось мгновение, но она медленно кивнула, снова скрестив руки на груди.

— Хорошо. Это все, чего ты хочешь? Прощения?

Я тяжело сглотнул. Я мог бы сказать «да». Мог бы уйти от этого прямо сейчас. А она могла бы устроиться на работу на севере и встретить отличного парня в винном бизнесе, который будет с ней хорошо обращаться. Но, когда я представил ее в объятиях другого человека, мне стало плохо.

— Нет. Это не все, чего я хочу.

Она подождала, прислушиваясь.

— Я хочу еще один шанс с тобой. Хочу стараться еще больше. И я не хочу, чтобы ты соглашалась на ту работу на севере.

— Нейт, — сказала она, ее голос дрожал, — не говори таких вещей, если ты их не имеешь в виду.

— Я говорю серьезно, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Пожалуйста, Эмми. Дай мне еще один шанс. Я могу быть лучше.

— Ты должен впустить меня, — сказала она, снова заливаясь слезами. — Я могу быть терпеливой, могу быть твоим другом, могу простить многое. Но ты должен впустить меня. Говорить со мной. Довериться мне.

— Я впущу, — пообещал я, желая обнять ее прямо сейчас. Между нами Пейсли плакала все громче. — С этого момента я впущу.