— Это как? — спрашивает Бен скептически.
— Я могу просить её совета, когда надеваю кольцо. И если при жизни она знала ответ на мой вопрос, она мне его расскажет.
— У Власа был амулет, с которым он никогда не расставался, — с трудом, но Виола снова может говорить. — Ничего особенного: перевёрнутый вершиной вниз треугольник молочного цвета. Я и подумать не могла, что он какой-то особенный…
Слова Виолы больше всего производят впечатление на Ваню. Он хмурит брови и устремляет взгляд в пол.
— Полагаю, мы все сейчас об одном думаем, — высказывается Нина.
— Сколько таких птиц нужно поймать, чтобы хватило на перчатки? — произносит Бен.
Он тычет пальцем в окно. От его движения птицы, расправив сине-зелёные крылья, взмывают в воздух и, подхваченные потоком, оказываются на приличном расстоянии от нас уже через несколько секунд.
— Если бы кто-то из вас был ведьмаком с явными психическими отклонениями и желанием пойти против природы ради научного открытия, и будь у вас шанс вернуться назад во времени, разве вы не попытались бы им воспользоваться? — спрашивает Ваня.
Первой, с кем его взгляд пересекается, когда он отрывает глаза от пола, становлюсь я. Секунду он глядит на меня, не мигая, а потом оборачивается на Нину, стоящую за его спиной.
— Да, — немного запоздало отвечает она. — Ради исправления последствий старых ошибок.
Ваня медленно кивает.
— Или ради того, чтобы повернуть их исход в свою сторону, — предполагает сам Ваня. Когда я продолжаю недоуменно на него пялиться, он поясняет: — Христоф мог воспользоваться Власом, чтобы раздобыть Нити Времени и вернуться в прошлое ради завершения начатого ещё в молодости.
* * *
В нашей квартире непривычно много народу: помимо родителей и Вани с Даней тут ребята из штаба, Лия, Кирилл и семья Лисы. Атмосфера напоминает семейный праздник, разве что на подобных мероприятиях обычно я чувствую себя ужасно неловко и старательно игнорирую любые разговоры, а здесь мне хочется провести время с каждым из присутствующих. Я обнимаю Лию, в шутку спорю с Даней и Ваней о какой-то бессмысленной ерунде, улыбаюсь выздоровевшему Марку.
Чужое прикосновение на моём плече. Это Дмитрий. Рядом с ним, улыбаясь, стоит мама. Мой взгляд скользит по их сцепленным в замок рукам.
— Вы что, снова вместе? — спрашиваю я удивлённо.
— Снова? — Дмитрий звонко смеётся. — Родная, я твою маму никогда любить не перестану.
Не успеваю переспросить, правильно ли мне послышалось, как отвлекаюсь на что-то яркое, что надоедливо мелькает сбоку. Кирилл с тортом в руках. Вокруг надписи глазурью «С днём рождения, Слава» в бисквит воткнуто восемнадцать горящих свечек.
Присутствующие обступают меня и торт, образовывая плотное кольцо. Они молчат, затаив дыхание. Ждут, что я что-то скажу? Поблагодарю их за праздник?
— Постарайся с толком использовать своё желание, коротышка, — говорит Бен.
Я отрываю взгляд от торта, и внезапно свет в комнате гаснет. Всё, что остаётся — это тени на стенах, отбрасываемые невидимыми предметами… и Бен напротив. Сейчас он совсем на себя не похож: вместо одежды защитника на нём синий костюм тройка со светлой рубашкой и чёрным галстуком. Бен кривит губы в скромной полуулыбке и протягивает мне руку, приглашая на танец.
Не шевелюсь. Смотрю на него заворожено и не могу понять: неужели Бен всегда был таким красивым?
— Один танец, — просит он мягко.
В голосе ни капли настойчивости. Бен хочет, чтобы это было только моё решение. И я соглашаюсь, беру его ладонь. Бен притягивает меня к себе. Совсем близко — я различаю родинку у него на шее, которую от меня раньше скрывала линия челюсти.
— Мне казалось, ты из тех, кто не танцует, — говорю я.
— Может, мне просто нужен был правильный партнёр?
Одна ладонь Бена продолжает держать мою, а вторая размещается на талии. Я едва чувствую это прикосновение, настолько оно лёгкое. И это пугает даже сильнее, чем сам Бен, ни на секунду не отрывающий от меня взгляд своих пепельно-серых глаз.
Мы двигаемся в абсолютной тишине, поэтому жуткий скрип я различаю сразу. Отстраняюсь от Бена и оборачиваюсь. Яркий солнечный свет бьёт в глаза, а холодный ветер, забираясь под одежду, пробирает до самых костей. Кирилл сидит, согнувшись, на детской качели. Я узнаю эту игровую площадку: она находится как раз ровно посередине между нашими домами. Мама часто приводила сюда нас с Даней, когда мы были маленькими. И всё время, когда находила там Кирилла, удивлялась, как его, такого кроху, отпускают гулять одного.
— Не хочу идти завтра в школу, — говорит он, спрыгивая на землю.
Теперь он выше, и может с лёгкостью повиснуть на перекладине любой высоты. А раньше, чтобы это сделать, нам приходилось подсаживать друг друга.
— Никто не хочет, — отвечаю я. — На то она и школа.
Кирилл хмыкает. Чёлка спадает ему на лоб, и он поправляет её быстрым взмахом головы.
— Я решил придумать нам новое развлечение, — произносит он задумчиво. — Надоело по стройкам шататься, у меня уже третьи кроссовки за месяц ушли из-за этого на помойку.
— Наконец-то! — выдыхаю я.
Ведь теперь он не упадёт, и мы не расстанемся.
Но ведь это уже случилось…
С мысли меня сбивает зеленеющий прямо на глазах горизонт. Я верчусь на месте. Кирилл исчез, да и я сама уже не на площадке, а посреди луга, усыпанного цветами. В воздухе витают запахи хлеба, ромашки и клубники.
— Откуда ты воду несла? Сама скважину рыла, что ли?
Из-за моей спины выходит Нина. На ней белое платье в мелкий чёрный горох; такое истинно девчачье, что теперь я уверена — это сон. Ведь защитница, которую я знаю, никогда бы такое не надела.
Нина берёт из моих рук бутылку с водой, хотя секунду назад я не чувствовала её тяжести. Свободной ладонью она подталкивает меня в нужном направлении: к Лисе, Лие и Лизе, сидящих в метрах десяти на постеленном на траве пледе.
Я иду за Ниной, но с каждым шагом моя нога тонет в земле, как в зыбучих песках. Я опускаю глаза и вижу воду.
— Спорим, что смогу сделать пять «блинчиков»? — заявляет кто-то уверенно.
Поднимаю голову. Даня стоит по колено в воде и подбрасывает в воздухе гальку. Но обращается он не ко мне, так как смотрит куда-то чуть левее.
— Я сделаю шесть.
Скрестив руки на груди, вперёд выходит Ваня. Привычным быстрым движением он поправляет очки на носу. Даня бросает камень, Ваня следит за ним, вслух считая получившиеся «блинчики». И торжествующе смеётся, когда их выходит всего три…
… Я открываю глаза. Серость неба первые секунды после пробуждения воспринимается как пыль, которую я пытаюсь стереть пальцами.
Нельзя было засыпать на дежурстве, но я не жалею. На такой сон можно обменять любую реальность.
— Эй.
Шуршащие шаги по земле, и рядом со мной садится Кирилл. Цвет его лица какой-то жёлтый, а на висках испарина. Выглядит он не очень — то ли болен, то ли сильно устал.
— Что снилось?
— Кое-что очень классное, — мне сложно сдержать улыбку.
Кирилл кивает. Замечаю, как сильно он сжимает собственные коленки — так, что даже фаланги пальцев белеют.
— Давно ты стоял за моей спиной?
— Только подошёл.
— Ты так и не научился врать.
Кирилл глядит на меня с немым вопросом в глазах. Я натягиваю рукав кофты на ладонь и провожу по его лбу и щеке, стирая капли пота.
— Мне хорошие сны уже давно не снятся: либо ерунда, либо ужасы, о которых и вспоминать не хочется. Ты видел, что я задремала, и создал для меня иллюзию?
Кирилл пожимает плечами. Раньше, чем я убираю ладонь, он перехватывает её и крепко сжимает.
— Я подумал, тебе не помешает немного отдохнуть, — отвечает он. — После всего, что случилось…
— Ты и половины не знаешь, — говорю я. Но тут же решаю сменить тему: — И как это происходит? Ты придумываешь картинки и «загружаешь» мне их в голову?
— Что-то вроде того, — Кирилл на секунду переплетает наши пальцы. Затем сам себя одёргивает и позволяет мне вернуть ладонь. Я сую обе в карманы штанов. — Часть придумал я, но есть кое-что, что подверженный магии мозг додумывает сам.
