Теперь я решаю внимательнее следить за своими целями. Может, это мне уже чудится, или глаза начинают видеть то, что хотел бы видеть мозг, но в каждом из лиц, которые каменеют маской ужаса после полученной в лоб смертельной пули, я вижу панику.

Не похожи они на тех, кто осознают, что делают.

Я возвращаюсь к женщине и ребёнку, чтобы проверить, в порядке ли они. Она не ранена, но её сын, я замечаю, больше не дрожит, только безвольно клонит голову назад, словно тряпичная кукла.

Но, кажется, ещё дышит.

Хочу помочь женщине, забрать у неё мальчишку, чтобы та сама смогла подняться. Протягиваю к ней руки, но что-то толкает меня вперёд, и я едва успеваю отклониться в сторону. Тяжёлое тело прижимает меня к полу. Я изворачиваюсь, скидываю его с себя. Это химера со стрелой в груди. Чёрные глаза смотрят сквозь меня, и от этого взгляда у меня бегут мурашки.

Она ещё живая. Её губы шевелятся, и я, вопреки здравому смыслу, наклоняюсь ближе, чтобы попытаться расслышать немое послание.

— … и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…

Закончить молитву химера не успевает. Испуская последний вздох, она закрывает глаза. Её рука, до этого осторожно обхватывающая стрелу тонкими пальцами, падает в мою сторону. Я замечаю кривые, рваные шрамы на её запястье.

— Хватить пролёживать бока! — кричит кто-то.

Поднимаю глаза. Фаина стоит в нескольких шагах от меня. Это она убила химеру, и сейчас всё ещё продолжает держать её на прицеле.

— Она умерла, — констатирую я. — Можешь опустить оружие.

— Мне нет дела до твоего одобрения, — произносит Фаина, поджимая губы.

Она подходит ближе, бьёт химеру носком под коленку. Та никак не реагирует. Тогда Фаина удовлетворённо кивает и опускает стрелу.

— Что они такое? — спрашивает она у меня.

Явно нехотя; она бы больше предпочла сейчас, наверное, пулю получить, чем признать, что ей нужна моя помощь.

— Химеры, — говорю я.

Фаина переводит задумчивый взгляд с моего лица на лежащую перед ней девушку.

— Они ведь не были рождены такими, верно? — Я киваю в подтверждение её слов. — Но зачем? Кому понадобилось…

Она продолжает говорить, но я отвлекаюсь на странный шелест, который человек непривычный едва ли расслышал бы.

Мне знаком этот звук. Порыв воздуха, перебирающий что-то мягкое и плотное одновременно.

Как взмахи крыльев.

Хватает пары секунд, чтобы подскочить на ноги и кинуться на Фаину. Вместе с ней мы падаем на иконы, больно бьёмся коленями и локтями друг об друга. Я переворачиваюсь на живот. Моя правая рука болтается плетью, я больше её не контролирую. Плечо горит огнём и теперь даже через рукав платья выглядит каким-то неестественно угловатым.

Пистолет потерян, и я, изловчившись, выхватываю единственный нож, который, наверное, Нина подвесила на пояс специально для меня, а не для Аполлинарии. Левая рука слушается намного хуже. Возможность промаха слишком велика, но это всё же лучше, чем бездействие.

Выкидываю руку вперёд, нож соскальзывает с пальцев.

Всё замирает. Есть только крутящееся в воздухе оружие и химера, порхающая рядом с нами на чёрных крыльях сирены.

Не слышу звука входящего в плоть лезвия, но одно перед этим моментом успеваю заметить: я бросила недостаточно точно, и у химеры была возможность увернуться, но она ею не воспользовалась. Более того, химера спустилась чуть ниже, позволяя ножу попасть точно в сердце.

Нет, мне не могло показаться.

Химера хотела умереть.

— Ты… спасла… меня, — тяжело дыша, говорит Фаина.

Я отрываю взгляд от рухнувшей, словно камень, химеры, и оборачиваюсь на Фаину. Её глаза широко распахнуты и выражают искреннее удивление.

— Кто-то же должен был, — киваю я, не меняясь в лице.

Не хочу, чтобы она думала, что это что-то меняет.

— Но это ничего не меняет, — тут же произносит Фаина, словно прочитав мои мысли.

Ещё мгновение, и жёсткость лица возвращается. На ноги Фаина поднимается уже с гордо поднятой головой.

Я на коленях подползаю к сирене. Возвращаю свой нож. Из открытой раны тёмная, почти чёрная, кровь бьёт толчками.

— Кажется, мы справились, — слышу голос Фаины. — Четверо из прихожан погибли ещё до нашего прибытия, остальные живы.

— Кто ещё был с нами? — спрашиваю я. — Нин… Инструктор сказал, что в бой вышла пятёрка лучших. С другим всё в порядке?

— Да, — Фаина головой указывает куда-то в сторону.

Я, продолжая стоять на коленях, прослеживаю путь её взгляда. Лысый парень со странным шрамом в виде звезды на правом виске преграждает прихожанам путь на выход. Когда на него со всех сторон начинают сыпаться вопросы, он вытаскивает из кармашка на поясе квадратную коробочку и поджигает её пламенем церковной свечи. Сначала она вспыхивает фиолетовым, потом взрывается. По церкви разносится бледно-синий дым, пахнущий травами и химикатами.

Запах магии.

Нейтрализатор, понимаю я. А иначе как объяснить то, что теперь все прихожане замерли на месте и уставились куда-то перед собой?

Вместе с лысым за нейтральзованными прихожанами следит парень с чёрным ёжиком из волос. Высокий, худой и нескладный, он на удивление ловко обращается с ножами, когда распихивает их по чехлам на поясе.

Последней отправленной на задание защитницей оказывается полная девушка с шипованной дубинкой. Её зовут Марья, и она дочь одного из кураторов, только я не могу вспомнить, какого…

Пряча за спину лук и так и не спущенную стрелу, Фаина оглядывается по сторонам. Лысый парень, чьё имя ускользает от меня в воспоминаниях Аполлинарии, открывает портал и исчезает в нём. Через некоторое время возвращается с подмогой в лице миротворцев с широкими носилками. Одни занимаются ранеными химерами и теми, кто без сознания или уже не может оказывать сопротивление, другие помогают прихожанам. Что-то объясняют им, на скорую руку обрабатывают их раны. Тем, кто в более плачевном состоянии, они накладывают повязки и дают какое-то лекарство с собой.

Знаю, мне следовало бы присоединиться к ним, но я никак не могу заставить себя подняться. Одежда, пропитанная чужой кровью, тяжестью камня тянет меня к полу. От воспоминаний пухнет голова. Перед глазами всё мешается в один сплошной клубок: заварушка с сиренами в баре, битва в Огненных землях и сегодняшнее задание.

Я схожу с ума. Прошлое, настоящее и будущее уже не имеют чётких границ. И возможно, не имеют значения.

Всё равно все умирают. Какая разница, где и когда.

— Апа!

Это не моё имя.

— Аполлинария!

Передо мной на корточки присаживается темноволосый парень. На его лице беспокойство. Он помогает мне подняться.

— Ты ранена?

Качаю головой. Боль в вывихнутом плече ни на секунду не оставляет меня. Резкая, режущая, она заставляет дышать часто и плотно сжать челюсть, чтобы не закричать. Родя ведёт меня к порталу. Чтобы отвлечься, считаю трупы: Фаина не врала насчёт четырёх гражданских, плюс к этому ещё немногим меньше десятка химер. Остальные живы, но без сознания или на пределе своих сил. Сопротивляться не будут — так считают стражи, поэтому при транспортировке даже не связывают им руки.

— Поговори со мной, — просит Родя, встряхивая меня.

От боли перед глазами пляшут белые пятна.

— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю.

Родя слегка щурится. Его губы, вопреки явному желанию что-то сказать, смыкаются.

— Извини, — произношу тихо. Мне не хочется обижать его. — Я в порядке, просто… немного устала. И у меня вывихнута рука.

Родя улыбается поджатыми губами. Эта улыбка напоминает мне Даню, и мысли о брате немного притупляют боль.

— С этим мы справимся, — рост позволяет Роде бегло чмокнуть меня в макушку. — Бывали времена страшнее.

Я сижу на жёсткой кушетке. Пока на руку накладывают повязку, болтаю ногами в воздухе, пытаясь сохранять невозмутимое выражение. Сейчас плечо уже не болит, но пару минут назад, когда его вправляли на место, не знаю, как мне удалось остаться в сознании: боль была страшная, плечо горело, как если бы кому-то вздумалось пытать меня утюгом.