— А деньги, по-твоему, сувенирные?

Я пожала плечами. Ни один порядочный колдун не полезет в странные истории двоедушников с Крысиным Королём; с другой стороны — а можно ли считать убитого хищным утром Матеуша «порядочным»?

Это был открытый вопрос, и какое-то время мы ещё болтали со Ставой то про сказки, то про забытое двоедушниками прошлое, то про Крысиного Короля, а потом как-то вдруг переключились на мужчин. Свою пару она пока не встретила, зато вовсю раздавала глупые смешные советы о налаживании личной жизни, совершенно бесполезные, конечно, для колдуньи.

И лишь когда Става, суетливо-лёгкая и как будто пропустившая все мои слова мимо ушей, побежала дальше по своим загадочным делам, я вдруг вспомнила:

— Асджер! Прошло уже явно больше девяти дней. Он ведь наверняка начал являться родственникам, он мог бы рассказать что-то об убийстве.

— О да, — саркастически протянула Става. — Это была бы отличная помощь полиции, если бы вы по своему колдовскому обычаю не предпочитали молчать в тряпочку!

— Как это? — я озадаченно нахмурилась.

— «Неприлично обсуждать слова усопшего», — передразнила Става, кривляясь. — Ну да ничего страшного, наши трупы вообще молчат абсолютно всегда! Бывай, Бишиг.

Я захлопнула за ней калитку, а потом ещё долго курила у неё, хмурясь и постукивая пальцами по кирпичу.

Конклав собирался по понедельникам, в закрытом составе из пятнадцати Старших Больших Родов.

По задумке создателей это был, наверное, высокий совет, разрешающий глубочайшие из проблем современности; сообщество великих мастеров, радеющих за благо всей колдовской нации; умудрённые опытом Старшие, за каждым из которых стояла сила предков.

То ли кровь с тех пор размылась и посветлела, то ли в плане том с самого начала что-то было не так, но Конклав был по правде чем-то средним между цирковой клоунадой и балаганом.

Каждый понедельник я приезжала в Холл к одиннадцати утра, и мы садились там в малом зеркальном кабинете, среди мерцающих свечей и гулких звуков клепсидр, вчетвером: я, Тибор Зене, Серхо Иппотис и Алико Пскери. По праву главы Конклава Серхо чертил знаки на ритуальных зеркалах, и в них один за другим появлялись туманные силуэты других Старших, живущих на своих островах.

Серхо, откашлявшись, тихо зачитывал список вопросов.

Потом все эти достойнейшие из достойнейших принимались говорить поверх друг друга, а я под суровым взглядом Урсулы изо всех сил старалась не проломить ладонью лоб.

В этот понедельник встреча пошла по уже знакомому сценарию: стоило Серхо усесться в глубокое кресло и откинуться на обшитую золотыми узорами спинку, как Жозефина Клардеспри и Иов Аркеац немедленно вцепились друг в друга мёртвой хваткой, в сотый раз пытаясь поделить пароход «Виктория», застрявший в нейтральных водах вот уже на полтора года. Жозефина настаивала, что судно сошло с её верфи и было сдано в краткосрочную аренду, а Иов брызгал слюной в зеркало, доказывая, что выкупил корабль для собственных нужд; обе стороны почему-то затруднялись передать на рассмотрение Конклава документы.

Иногда мне казалось, что мы с Жозефиной могли бы подружиться, — в каком-то другом, альтернативном мире, в котором она не была бы такой хладнокровной сукой. Ей было немного за тридцать, она была великолепна как герметический алхимик и цитировала наизусть тысячи древних трудов, — всё лишь затем, чтобы размазать оппонента по полу и плюнуть на него сверху. Иов, в свою очередь, был довольно пожилой мужчина, любящий толкать пространные речи о смысле жизни; он неизбежно проигрывал каждое столкновение, но корабль оставался стоять, где стоял — в нейтральном порту Уардов.

Остров Уард располагался ровнёхонько посередине и омывался с юга самым краем тёплого течения Дороги Китов, а северным берегом вмерзал зимой в толстую корку льда.

Помимо бессмысленных тянущихся скандалов в Конклаве была принята неуёмная похвальба. К каждому понедельнику я придумывала вместе с Меридит какую-нибудь глупость, которую нужно было ввернуть на заседании между делом, продемонстрировав таким образом захватывающее могущество Рода Бишиг.

Не знаю, кто придумал, что рассказывать о мнимом величии — хорошая идея, но вот уже много столетий это была непременная составляющая этикета. Рандольф Вилль, важно огладив бороду, похвастался, что в долинах при его горячих источниках родилось новое поколение из семи золоторунных овец; это была бы замечательная новость, если бы я не знала доподлинно, что зима обошлась с островом Вилль ещё суровее, чем с островом Бишиг, и из родившихся раньше срока ягнят хорошо если половина доживёт до тепла. Алико Пскери гордилась урожайностью фруктов, которая очевидно не могла решить проблемы с миграцией рыбы и надвигающимся на остров суровым дефицитом белковых продуктов. Я сообщила о небывалой прибыльности нашего пансионата, а также о заключённом контракте на строительство грузового дебаркадера, который позволит жителям острова принимать поставки ориентировочно в один и четыре раза быстрее и увеличит пропускную способность порта на… и прочее блаблабла.

Иногда мне казалось, что Конклав был не столько политической силой, сколько группой по психотерапии, члены которой пытались сосредоточиться на позитиве и видеть стакан наполовину полным.

Потому что, по правде говоря, на островах всё давно было очень плохо.

Благостные времена для колдунов закончились, когда пришёл Лес, — потому что вместе с Лесом пришли звери, раскололи Рода и сломали смерть. Нас теснили и выселяли, мы жили друг у друга на головах, и когда наши предки создали острова, нас всё ещё было слишком много, чтобы разместиться на них с комфортом.

Это всё скрытая грызня, невидимая; никто никогда не признается на публике, что облизывается на чужой, сытый и тёплый, берег. Богатство островов давно истончилось до пыли, пускаемой в глаза окружающим; колдуны уезжали с островов, уезжали снова и снова, и часто — навсегда, предпочитая отказаться даже от колдовской воды и родового Дара, но жить на привольном материке. Большой Род Бишигов усиленно считал деньги, делая вид, будто от регулярного пересчёта их становится немножко больше; Большой Род выбирал, что ему нужнее — дебаркадер или снесённая бураном метеовышка. А я, Старшая, делала горгулий на заказ и жила в Огице, потому что это был один из способов заработать ещё немного и помочь острову не загнуться окончательно.

Так делал мой дедушка, и двоюродная прабабушка Урсула, и десятки Бишигов до нас.

Когда я была поменьше, я спрашивала бабушку удивлённо:

— Почему бы нам не обсудить со всеми честно, что из-за оползней перекрыты дороги, и мы не можем…

Но бабушка объяснила быстро и доходчиво: союзники союзниками, но в торговых делах каждый — сам по себе, и всякая наша слабость будет непременно использована, что вобьёт между Родами новый клин; и однажды, возможно, из-за этого будет война, а разве же ты хочешь войны, Пенелопа?

Я не хотела войны. Поэтому я улыбалась, молчала и старалась поменьше слушать всей той лжи, что вливалась мне в уши; для настоящих обсуждений и договорённостей были другие место и время.

В общем, серьёзные дела в Конклаве решались редко и либо по случайности, либо по невыносимой необходимости. К сожалению, вот уже почти два месяца, как таковая необходимость у Конклава имелась, и это было, конечно, дело злосчастного Родена Маркелава.

— Мой сын, — патетично провозгласил Мигель Маркелава, вставая так, чтобы выглядеть в зеркалах внушительнее, — продолжение моей крови и продолжение островов, и оценить его действия должен Кодекс.

— Страница шестнадцать, середина второго столбца, — скучающе сказал Кристиан Бранги, моложавый светловолосый мужчина, так похожий внешне на свою троюродную сестру, мою дорогую матушку, — справедливость требует вершить суд по обычаю пострадавшего.

Это был, можно сказать, зачин: подобный обмен репликами происходил уже не первый раз и знаменовал собой начало нового обсуждения. Серхо неслышно вышел из зала и пригласил представителя Волчьей Службы, а тот вкатил в зал тележку с томами дела.